У самісіньке яблучко

Нет в мире более ужасного народа, более всего ненавидящего свободу, кроме московитов. Тех самых московитов, которых мы с вами сегодня знаем как россиян.

«1000 летняя история», «традиции», «духовное перерождение», «истоки» – прочая романтическая псевдосакральная чушь, вот то, чем пичкает сегодня кремлевская пропаганда россиян, отбирая у них право на все что только возможно, право голоса, право на свободу вероисповедания, право на свободу мысли, и даже, по сути право на жизнь. Тем не менее, россиянам это нравиться!

Они готовы есть блины с лопат, питаться с помойки протухшими сырами и испорченными персиками, лишь бы только царь батюшка улыбнулся лишний раз!

Россия – страна одурманенная рабством! И рабство это многовековое, и что самое обидное: осознанное и добровольное! Россияне не мыслят себя свободными, они попросту не способны мыслить самостоятельно, у них совершенно атрофировался механизм принятия решения.

И случилось это не сегодня, и не вчера, а сотни лет назад, об этом и пойдет наше повествование:

«Рабы по доброй воле», писал о них Астольф Де Кюстин, в своей книге «La Russie en»…

Астольф Де Кюстин родился в марте 1790 года в известной французской аристократической семье.

Известен нам Де Кюстин  тем, что в 1839 году он совершил достаточно длительное путешествие на Россию, после чего, уединившись в Италии, написал «Письма с России: Россия в 1839 году».

Книга удалась, и имела феноменальный успех и у него на родине во Франции и в многих англоязычных странах.

Удивительно, но когда Де Кюстин только собирался ехать на Россию, его целью было собрать достаточно важных и интересных фактов против демократии.

Россия в его представлении была страна, живущая счастливо именно благодаря отрицанию демократических ценностей. Как же кардинально изменились его взгляды после путешествия.

Вернувшись с России Де Кюстин стал одним из ярых ее поклонников, а его книга стала Манифестом, обвинительным актом против рабства и деспотии, царившей на России!

Но впрочем, о чем я, вот несколько наиболее примечательных картин, которые более всего шокировали француза на России:

«Вся Россия издавала единый запах: это был зловоннейший запах лука, квашеной капусты и немытых тел. Запах этот витал везде, он окутывал московские деревни, города и их жителей. Не было ничего столь же простого и ясного, чем этот запах который казалось бы подчеркивал ее сущность – сущность России».

«Все на России как бы окутано тайной, тайной довлеющей над всем: административным, политическим, общественным. Полезная и бессмысленная осторожность, строжайшее молчание для обеспечения необходимого молчания».

«Каждая, из так называемых государственных тайн охраняется посредством весьма наивных мер предосторожности. Так называемые меры это не более, чем поступки, указыющие на варварство страны».

«Правление России есть ничто иное, как лицемерная тирания».

«Чем дальше продвигаешься вглубь России, тем сильнее охватывает тебя чувство отторжения. Отторжения вызванное, как неприятием методов управления страной ее правительством, так и к ее жителям – безмолвным рабам».

«Писать о России тяжело и не просто. Под тяжестью сильных впечатлений писать выходит лишь лихорадочно и зло. Поверяя бумаге все свои мысли, каждый раз ловишь себя на мысли, что за такое легко можно быть сосланным в Сибирь, а потому приходится прятать свои письма в тайниках».

«Россияне, все поголовно, от самого царя до крепостных крестьян одурманены рабством. Рабство, крепнувшее из-за боязни самого себя, имеет на России власть даже над природой».

«Другие нации страдали под гнетом, в то время как россияне им наслаждаются».

«Безудержный деспотизм производит в душе московита эффект опьяняющего напитка, и он, по сути, жертва становится самым ревностным сообщникам своих палачей».

«Люди, а особенно в Петербурге, кажутся одеревенелыми и неловкими: каждое их действие продиктовано не личной волей — а волей, навязанной извне, исходящей от императора, который заставляет плясать как марионеток 60 миллионов своих подданных – рабов»!

«Все население Росси – рабы».

«Все подвластное взору на России походит на партию в шахматы, в которой лишь один игрок передвигает фигурки на доске».

«Никто на России и шагу не может ступить, и даже дышать не способен вовсе, без монаршего дозволения».

«Все на России мрачно и принудительно. Офицеры, кучера, казаки, лакеи, придворные — каждый служит в определенном ранге одному и тому же хозяину. Все вокруг слепо следуют любой идее, о которой не имели не малейшего представления. Шедевр военной механики».

«Россияне не говорили при мне ни о чем другом, как о императоре: о нем, о его резиденции, о его богатстве, о его проектах, о занимавших его мыслях. В их понимании лишь об этом стоит рассуждать и думать».

«Они ссылались на царя Николая, будто он был богом, относясь к нему почти с обожанием».

«Император был единственным человеком, с которым можно было говорить, не боясь шпионов».

«Модель России времен Николая восходит своей конструкцией, к пугающей сознание модели военной страны созданной Петром Первым. Воздвигнув Петербург, он ввел военный режим как правило во всем обществе, затронув все его слои, и даже те, что не находятся на службе».

«Гражданское население на России разбито на классы, соответствующие делению армии. По сути, Россия это полк в 60 миллионов человек, состоящий из 14 классов».

«На России введено множество совершенно излишних мер предосторожности. Их обеспечивает целый строй вспомогательных чиновников: каждый из них педантично исполняет доверенную ему функцию с нарочитой важностью. Каждый из них будто говорит: «Расступитесь, я один из винтиков большой государственной машины. Один вид этих роботов по доброй воле пугает меня. Есть что-то неестественное в массах индивидуумов, превращенных в механических болванчиков».

«Нет не найти на России ни искренности, ни свободы, ни смелости! Россияне всех социальных слоев хлопочут с удивительным единодушием лишь о том, чтобы в их домах торжествовало двуличие! С какой виртуозностью они врут, с какой естественностью лицемерят»!

«Все, что придает какой бы то ни было смысл политическим институциям, воплощается в одном лишь чувстве страха»!

«На России страх заменил, или лучше сказать, парализовал мысль: чувство страха, царившее повсюду, создавало лишь видимость цивилизации; это был не порядок, а лишь покров, маскировавший хаос»!

«Страх, никогда не сможет стать душой развитой цивилизации: там, где нет свободы, нет души и правды»!

«Россия была безжизненным телом, гигантом, выжившим лишь благодаря голове, остальные же его члены, лишенные жизненных сил, чахли. Отсюда глубокая тревога, неизмеримое отчаяние: именно они выражали настоящее страдание, единую болезнь».

«Россияне, самые несчастные люди на свете»...

Изучал Де Кюстин и историю России, которая по его мнению шла от ее первого царя, Ивана IV Грозного, о котором писал:

«Ради забавы или проверки долготерпения своих подданных, а может от страха, каприза, усталости или хитрости Иван IV отказался от скипетра и бросил об пол корону. Тогда, и только тогда вся империя разволновалась: нация под угрозой освобождения от тирана как будто внезапно проснулась. Московиты, до тех пор бывшие лишь пассивным инструментом ужасающих событий, снова обрели голос; глас народа, провозглашавший себя гласом божьим, вопил и сокрушался о потере страшного хозяина. Безнадежная, ослабленная вековой инерцией Россия в смятении упала к ногам Ивана IV: она умоляла столь необходимого ей отца, она подобрала с земли его кровавые корону и скипетр и вручила ему их вновь. Ничего и никогда не должно меняться»!

Он был ошеломлен кровавым прошлым и будущим России:

«Эта физическая безучастность перед лицом самых жестоких поступков, эта пугающая дерзость, с которой они задумываются, холодность с которой приводятся в исполнение, эта тишина жестокости и исступленная немота».

Именно согласно предсказаниям Де Кюстина, в конце 19 века Россию ждала революция, которая должна была стать куда страшнее и кровавее французской, о ней он писал:

«Это будет неизбежно и ужасающе».

«Письма о России» можно назвать одной из лучших работ посвященных России, показавшей ее сущность, ее истинное рабское ество.