У Бугрова — лучше, чем за бугром

Старообрядческий промышленник-миллионщик Николай Бугров, владелец фирмы «Товарищество паровых механических мельниц Бугрова» был и инноватором, и меценатом, и удачливым бизнесменом. Он одним из первых в России внедрил вальцовый способ помола, на 15–20% увеличивший количество муки, производимой из того же объема зерна, что и при обычном помоле. Несмотря на то что Бугрову принадлежал фактически весь мукомольный бизнес Поволжья, топ-менеджмент его компании состоял всего из трех человек: его самого, приказчика и бухгалтера. Структура компании была настолько оптимальной, что впоследствии Сталин приводил ее своим экономистам как образец идеального управления. Бугров владел целым флотом, перевозившим его продукцию по Волге, и обладал правом на поставки хлеба царской армии. Был купец-миллионщик и крупнейшим домовладельцем своего родного Нижнего Новгорода — множество исторических зданий здесь построено именно им. При этом бизнес Бугрова был в полной мере социально ответственным: 45% своей прибыли промышленник тратил на благотворительность, он был организатором первого в России старообрядческого санатория для работников, школ для их детей и т. п.

Николай Александрович Бугров не был Цукербергом: свои миллионы он заработал не благодаря новому, стремительно вошедшему в моду продукту, а в самом что ни на есть традиционном бизнесе — мукомольном. Да и начинал он далеко не с нуля — уже два поколения его семьи относились к обеспеченному слою. Это дед его, Петр Егорович, в юности бурлачил на Волге — таскал на баржу мешки с солью, а потом скопил денег на собственную баржу и стал промышлять перевозками и торговлей. В 1829 году Бугров-дед основал свое мукомольное производство (ему принадлежало несколько водяных мельниц), а также построил железорезный завод. В городе его величали не иначе как дедушкой: в народе о нем шла добрая слава. «Мне лично известны были до 15 человек, выкупленных им из солдатства; каждый из них стоил ему не менее 800 рублей»,— пишет автор Толкового словаря живого великорусского языка, чиновник Владимир Даль, который с 1849 по 1859 год управлял царским удельным имением в Нижегородской губернии, откуда, собственно говоря, и вышли крестьяне Бугровы. Петр Егорович даже разрешал бедным крестьянам бесплатно пользоваться его землей. За три поколения семья Бугровых не потеряла связи со средой, из которой вышла, несмотря на то что они водили дружбу с губернаторами, а на поклон к ним являлись разорившиеся дворяне, желавшие взять в долг денег. Пользуясь связями со своей общиной, Бугровы сколотили целую армию работников и управляющих, многие из которых были Бугровым родственниками или свойственниками.

Нижегородская губерния в XIX веке в плане развития капитализма была одной из образцовых: благодаря крупнейшей водной артерии — Волге и развитию ремесел здесь процветала торговля. Знаменитая Нижегородская ярмарка на протяжении ста лет была крупнейшей в России: сюда свозили товары не только со всей страны, но и из Европы, из мусульманских стран — Турции, Ирана, Бухарского эмирата и т. п. При ярмарке действовала биржа. На своем, мужицком уровне Бугров-дед дал довольно глубокое философское обоснование социальной значимости капитализма. «Деньгу грешно держать в сундуке, надо пускать ее, чтобы народ ею кормился,— говорил промышленник.— Она в один день семерых обойдет и выручит, а в сундуке она тлен». Это выгодно отличало его от множества других нижегородских промышленников, занимавшихся скупкой и перепродажей продукции различных мастерских (Нижегородская губерния считалась первой в стране по развитию кустарного производства), но не стремившихся распространить торговлю на другие города, не осваивавших новых отраслей бизнеса.

Итак, с самого рождения (1837 год) у Николая Бугрова уже были хорошие стартовые возможности. Умаляет ли это его заслуги? Вероятно, нет. Стала ли научная значимость Дарвина меньше от того, что уже дед его, Эразм Дарвин, интересовался эволюцией животного мира? Был ли Александр Македонский менее талантливым полководцем, чем это принято считать, оттого что царскую власть и армию он унаследовал от своего отца Филиппа? Так и Бугров-младший не только не растратил полученного в наследство добра (чем грешили сотни юных купцов, предпочитавших коммерческим успехам пьяный «дауншифтинг» в кабаках), но и многократно его преумножил, превратившись в одного из самых крупных деятелей нарождавшегося в стране капитализма.

Судьба Бугрова-младшего — яркий пример силы, которой обладает технологическая модернизация. До 1880-х годов Николай Александрович, помогая своему отцу, развивал дедовскую империю в основном экстенсивно — увеличивая число покупателей муки с шести принадлежавших семье мельниц, работавших, как и столетия назад, на водной тяге и моловших зерно с помощью архаичных жерновов. Однако в 1880-е российская мукомольная промышленность столкнулась с трудной проблемой: из-за последствий мирового экономического кризиса, начавшегося в 1873 году, цены на сельскохозяйственные продукты во всех странах резко упали, да вдобавок из-за стремительного развития фермерских хозяйств в США европейский рынок оказался завален дешевым американским хлебом. В 1883 году, когда Николай Бугров взял в свои руки управление семейной фирмой, хлеб на глазах утрачивал свою роль одного из главных экспортных продуктов России — отечественные мукомолы разорялись, помещики, сеявшие хлеб, едва сводили концы с концами.

В этой сложной ситуации Бугров обратил внимание на уязвимые места своего бизнеса. Прежде всего он полностью переоснастил все мельницы: взамен водяных колес стала использоваться двойная тяга — водяные турбины в сочетании с паровыми двигателями, взамен каменных жерновов — стальные вальцы, позволявшие получать мельчайшую муку высокого качества. Если водяные колеса прекращали работу во время понижения уровня воды в реках, то новые механизмы позволяли мельницам работать круглосуточно и в любое время года. В итоге шесть мельниц стали перемалывать в год в несколько раз больше зерна, чем раньше,— до 8 миллионов пудов пшеницы, около 1,5 миллиона пудов ржи и примерно 1,5 миллиона пудов проса. Вместо трех сортов муки, которые фирма выпускала до этого, теперь в лавки поставлялось 12 сортов. В 1896 году фирма Бугрова получила право поставлять хлеб для всей русской армии — этот крупный господряд придал его бизнесу необходимую стабильность.

Именно бугровские мельницы стали самыми прибыльными предприятиями Нижегородской губернии, а сам Бугров к 90-м годам превратился в крупнейшего мукомола всего Поволжья. Открытый к технологическим переменам, Николай Александрович в дальнейшем произведет еще одну «модернизацию», электрифицировав в 1903 году несколько своих мельниц. В планах предпринимателя была и постепенная замена барж пароходами, однако этот проект довести до конца не удалось, слишком уж дорогой была покупка и обслуживание парового флота: в результате флотилия фирмы состояла из пяти пароходов и 25 барж. К началу ХХ века общий капитал Бугрова составлял 323 миллиона рублей — одно лишь «Товарищество паровых механических мельниц» ежегодно приносило ему 111 тысяч чистого дохода.

Миллионы Бугрова (помимо мукомольного бизнеса, его семья промышляла еще и торговлей другим ходовым товаром — лесом) подняли его статус на недосягаемую высоту: «удельный князь Нижегородский», как величал его Горький, имел звания мануфактур- и коммерц-советника, несколько раз удостаивался царских приемов, водил знакомство с Победоносцевым и Витте, был близким приятелем другого российского промышленника и мецената Саввы Морозова. У себя в Нижнем он на протяжении почти 20 лет был бессменным гласным Думы Нижнего Новгорода. Известно, что когда министр иностранных дел принимал первых лиц губернии, то сперва приглашали Николая Александровича, а губернатора — только во вторую очередь. Не удивительно, ведь губернаторы зачастую были должны ему кругленькие суммы, и Бугров редко воздерживался от театрального жеста — когда очередной губернатор уходил в отставку, промышленник присылал к нему слугу с подносом, наполненным разорванными векселями: мол, все прощаю, не держите зла. «Большой, грузный, в длинном сюртуке, похожем на поддевку, в ярко начищенных сапогах и в суконном картузе, он шел тяжелой походкой, засунув руки в карманы, шел встречу людям, как будто не видя их, а они уступали дорогу ему не только с уважением, но почти со страхом» — так описывает промышленника его знаменитый земляк Максим Горький, который однажды занял у него тысячу рублей, чтобы помочь больному товарищу, отправленному в ссылку.

А вот управленческие методы Бугрова трудно назвать инновационными. Однако при всей свой архаичности они были действенными: и после революции, когда успешные предприниматели царского времени угодили в разряд кровопийц и мироедов, даже первые лица государства уважительно высказывались о приемах менеджмента, которыми пользовался Николай Александрович. Советский писатель Феликс Чуев приводит воспоминания одного из участников заседания у Сталина, состоявшего в первые месяцы Великой Отечественной. Перед наркомом станкостроения был поставлен вопрос об увеличении выпуска боевой техники. Нарком отвечал, что существующим штатом ему не справиться, и попросил увеличить управленческий аппарат до 800 человек. Тогда Сталин привел пример «мукомольного короля» царского времени и спросил:

— Как вы думаете, каким штатом располагал Бугров для управления всем своим хозяйством, а также контролем за ним? — и продолжал: — У Бугрова были: он сам, приказчик и бухгалтер, которому он платил 25 тысяч рублей в год. Кроме того, бухгалтер имел бесплатную квартиру и ездил на бугровских лошадях. Видимо, бухгалтер стоил таких денег, зря Бугров платить ему не стал бы. Вот и весь штат. А ведь капиталист Бугров мог бы набрать и больше работников. Однако капиталист не будет тратить деньги, если это не вызывается крайней необходимостью, хотя деньги и являются его собственностью.

На самом деле, все было даже интереснее: Бугров и этих-то своих ближайших помощников не хотел нанимать, предпочитая вести сложные дела самостоятельно — все документы носил в кармане поддевки. Торговые партнеры уговаривали его идти в ногу со временем — завести бухгалтера. Бугров вроде бы поддался: выписал из Москвы опытного счетовода и посадил его в богато обставленную контору. Однако дел никаких ему так и не передал — сослался на то, что только на опись инвентаря уйдут годы, а ему недосуг — дела. Проплевав в потолок три месяца, бухгалтер заявил, что дальше «работать» таким образом не готов, и уволился. Впрочем, позже, когда число торговых партнеров, с которыми работал Бугров, выросло почти в десять раз, он признал необходимость бухгалтера и нанял другого, который работал у него больше 20 лет.

Зато на мельницах у Николая Александровича трудилось целое войско — около 2 тысяч рабочих и служащих, громадная цифра для фирм того времени. На предприятиях была выстроена своего рода система поощрения лояльности. Заработная плата была выше, чем у конкурентов (например, жалованье матросов, служившего на пароходах фирмы, составляло 32 рубля в месяц — столько не получал средний рабочий даже в Москве), а рабочий день — удивительно коротким: всего восемь часов. И это во времена, когда и в Европе-то никакие законы не ограничивали продолжительность рабочего дня! Плюс к этому работодатель предоставлял своим сотрудникам бесплатное питание и даже подарки к праздникам.

В самом деле, есть в бугровских методах что-то созвучное с советскими методами поощрения работников. Капиталист Бугров был едва ли не первым в России человеком, которому пришла в голову идея награждать за труд: «Я бы кресты да ордена за работу давал — столярам, машинистам, трудовым, черным людям. Успел в своем деле — вот тебе честь и слава! Соревнуй дальше. А что по ходу дела на голову наступил кому-нибудь — это ничего! Не в пустыне живем, не толкнув, не пройдешь!» Позже эта идея возродилась в советских наградах, таких как орден Трудового Красного Знамени, например.

Удивительно: в отличие от нынешних олигархов, богатеи того времени были людьми щедрыми и охотно тратились на общественные нужды. В уставе «Товарищества паровых механических мельниц» было записано, что ежегодно на благотворительность должно выделяться 45% чистой прибыли. Эта цифра сейчас поражает: нижегородский миллионер тратил почти половину всего, что получал со своих мельниц, на нужды бедняков. Чтобы в полной мере понять феномен бугровского меценатства, надо вспомнить, что по вероисповеданию он был старообрядцем-беглопоповцем. Этот старообрядческий толк в свое время подвергался государственным репрессиям, и непременным условием выживания стала активная взаимопомощь единоверцев. Легко заметить, что большая часть всей благотворительной деятельности Бугрова была направлена именно на старообрядцев. Так, он открыл «древлеправославную» школу и три богадельни для единоверцев, первый в России санаторий дя своих работников, большинство из которых были старообрядцами. А в 1887 году промышленник в союзе со своими родственниками братьями Блиновыми построил на Монастырской площади Вдовий дом — первый в России приют для одиноких женщин с детьми. Структура приюта напоминала современные студенческие общежития семейного типа: вдовы размещались в 165 квартирах с общей баней и прачечной. Дети ходили в начальную школу, а потом занимались в мастерских, где девочек обучали шить, а мальчиков сапожному ремеслу. Бугров был известен и своей помощью погорельцам, многим из которых он заново отстроил избы и подарил на жизнь лошадь или корову.

Старообрядческие правила предписывали жертвовать на нужды страждущих крупные суммы, и общественность косо смотрела на тех, кто нарушал это правило. Напротив, тот, кто не скупился, становился влиятельным человеком — не следует забывать, что старообрядцы до самого 1917 года оставались пораженными в правах, и участие купцов-староверов в муниципальных делах позволяло им добиться авторитета и в среде православных, принадлежащих к официальной церкви. Бугров недаром получил звание почетного гражданина Нижнего: в 1878 году он вместе с отцом потратил 75 тыс. рублей на реконструкцию городского водопровода. Крупнейший домовладелец Нижнего Новгорода, он вкладывал огромные средства в городское строительство: на его деньги было возведено и новое здание городской думы, гласным которой он являлся; он же спонсировал реставрацию Нижегородского кремля, возведение торгового корпуса (этакого варианта современного супермаркета), расположенного по Зеленому съезду, постройку ночлежки для бродяг в Скобе (над входом висела длинная, во весь фасад, надпись «Водки не пить. Песен не петь. Вести себя тихо» — в старообрядчестве распитие спиртных напитков считалось страшным грехом), и т. п. А свою «Анну на шею» Николай Александрович получил за участие в устройстве XVI Всероссийской художественной и промышленной выставки в 1896 году (к этому событию Бугров приурочил возведение нескольких зданий, в том числе здание Волжско-Камского банка) и особенно за помощь, оказанную властям города в подготовке визита Их Императорских Величеств в Нижний Новгород летом того же года.

Словом, был Бугров человеком недюжинным, каких наше время, видно, уже не рождает: стремление к личной выгоде сумел он сочетать с пользой для окружающего общества, умение ладить с высшими чиновниками — со стремлением помогать людям того сословия, из которого вышла его семья,— полунищим неграмотным крестьянам. Правда, изобразить Бугрова ангелом едва ли выйдет: говорили, что он вдвое увеличил капитал отца на самарском голоде начала восьмидесятых годов, когда его приказчики многократно завышали цены на хлеб, разоряя местных крестьян. Да и в личных отношениях он был далеко не святым: Бугров, последовательно схоронивший трех жен в течение меньше чем десяти лет (религиозные правила запрещали жениться в четвертый раз), часто покупал у бедняков их дочерей. Жил с очередной избранницей, пока она ему не надоедала, а потом поступал, согласно купеческой этике того времени, «порядочно»: выдавал женщину замуж за одного из своих служащих или рабочих, давая приданое 3–5 тысяч. И обязательно, как пишет Горький, строил молодоженам маленький, в три окна, домик, ярко окрашенный, крытый железом. Вот тебе и социальный бизнес.

http://journal.dasreda.ru/practice/1544-u-bugrova-luchshe-chem-za-bugrom