Особенно страдали воробьи, выпадавшие
из стылых ночных сумерек, из белёсых фонарей в раннее
холодное утро, на снег, на котором они так заметны. Спустя
некоторое время воробьи отогревались и начинали жить,
стараясь не думать о предстоящей ночи и о том, сколькие из
них не увидят следующего рассвета. Некоторые, думается,
самые глупые, предлагали было совсем отменить ночь и не
спать, но что-то не получалось, и самые глупые замерзали
самыми первыми. Когда кто-либо, возмутившись жизнью
воробьёв, гневно обращался к Зиме с требованием
справедливости, она усмехалась и отвечала ледяным тоном:
«Сам не замёрзни, глупец». Или же, если
проситель был из знатных, – «Ну, Вы же знаете,
что всё это лишь закон природы, дорогой».
Самыми
спокойными оставались сосульки. Они только и делали, что
росли головою вниз и наблюдали за творящимся на земле.
Встречались среди них и вредные сосульки желтоватого цвета и
немного кислого вкуса, которые любили смотреть, как скользят
и падают люди, и целый день хихикать по этому поводу.
Конечно, больше всего было хороших сосулек, чистых и
прозрачных, сверкающих на солнце. Эти милые сосульки,
случалось, влюблялись в какого-нибудь прохожего и тогда,
закрыв глаза и набрав побольше воздуха, срывались вниз к
людям, чтобы быть с ними, падали с огромным звоном и
грохотом, который заглушал противное хихиканье жёлтых
соседок. Те находили всё это очень смешным, умолкали, едва
кто-нибудь спрашивал, куда же деваются светлые сосульки
после того, как их сияющие тела разбиваются о землю.
Умолкали потому, что любая, даже самая мутная сосулька
помнит о Последнем Пути к Океану, который ей предстоит,
может, после удара о землю, может, после долгих весенних
слёз. Последний Путь – это то, чего Зима страшно не
любила и запрещала любые разговоры об этом. Сосульки молчали
и терпели, и лишь Весенний Ветер развязывал им языки, и
тогда уже в предчувствии они начинали плакать и петь, и Зима
уже ничего не могла с ними поделать.
Этой зимой, когда снег
замирал между датами западного и русского Рождества, в
оттепель на одной из крыш появилась новая сосулька, такая
же, как все, и, слава Богу, сказала её мама, без кислых
примесей, самая что ни на есть чистая и прозрачная. Солнышко
так радостно играло с ней! Зимний Ветер, пронесшийся как-то
вечером на своих белых крыльях мимо, попытался провыть
сосульке какую-то свою волчью песенку, но не успел: летел
слишком быстро. Сосулька радовала всех, и все её любили уже
за одно то, что Зима нарочно поджимала губы и старалась не
замечать малышку и обдавала её холодным презрением. Но холод
не вредил Сосульке: что ей до хозяйки, которая, как успели
рассказать снежинки, ничем не сможет продлить свою власть,
когда придёт ласковый Весенний Ветер и трубным голосом
позовёт в дорогу.
– Я буду ждать, – говорил
Снег, ложась на землю.
– Я буду плакать, но ты не
бойся, – говорила мама-сосулька.
– Ах! –
восклицала вдруг другая какая-нибудь сосулька и с победным
звоном бросалась вниз, разлетаясь на миллионы алмазов.
(Люди, ничего не понимая в жизни сосулек, шли дальше,
говоря, что им повезло, что эта глыбина не разбила им
голову.)
– Хочу расти вверх, – сказала как-то
молодая Сосулька своей маме.
– Так не положено,
– бросила Зима, быстро повернув к сосулькам ледяное
лицо, – сосулькам должно расти вниз и смотреть на
людей. И можно хихикать.
– Мне очень нужно, –
сказала Сосулька. – Правда, это очень важно.
–
Это невозможно, – отрезала Зима, – в моем Зимнем
Кодексе такого закона нет.
Она морозным щелчком сбила
летящего воробья на землю.
– Буду, –
пробормотала Сосулька себе под нос и с того дня начала
копить силы и умение. По крайней мере, перестала расти вниз.
Со стороны казалось, что она остановилась в росте. Но
кое-кто замечал иное. Зимний Ветер, мчась мимо, удивился с
первого взгляда и крикнул на лету: «Милая Сосулька, ты
мне так кого-то напоминаааааа…» – и
пролетел мимо, унося свои собственные слова. Впрочем, всё
это на самом деле было важно, поэтому Ветер сразу же
вернулся и попытался, задыхаясь, сказать то, что хотел:
«Внутри больших гор недалеко от сердца Земли в вечном
сумраке и сиянии я видел такие сосульки, которые растут
вверх. Их называют сталагмитами». И Ветер снова
умчался, ему ведь нельзя останавливаться.
– Неправда,
– сказала Зима, как только вой Ветра стих вдалеке.
– Правда, правда! – чирикнул воробей и увернулся
от смертельного щелчка. Он спрятался за Сосульку, за
маленький бугорок, направленный вверх.
В этом и заключалась
тайна: Сосулька росла вверх лишь для того, чтобы сделаться
домиком для воробьёв. Так она задумала с того дня, когда
увидела, что с ними происходит. Но нельзя же было сказать об
этом Зиме!
Теперь Зима всё поняла и подобралась, как перед
ударом.
– Совсем забыла сказать, – произнесла
она медленно, – что ты теперь не будешь видеть то, что
делается на земле.
– Нет, я вижу, – возразила
Сосулька. – Теперь мне стало гораздо виднее отсюда,
сверху.
Зима решила метнуть последний козырь: «Ты
никогда не растаешь. Как те сталагмиты. Вечный лёд. И у тебя
не будет Пути».
Сосулька заплакала бы, но Зима стояла
слишком близко.
– Ну и пусть. Зато я буду домиком.
Всегда. И они будут прятаться во мне от тебя, а когда ты
уйдёшь…
Зима, оцепенев, посмотрела на Сосульку.
Повисла мгновенная тишина. Никто никогда не говорил о её
уходе, потому что это запрещалось. Пока Зима царила на
земле, считалось, что это навсегда.
Все затаили дыхание. И
тогда Зима с треском нанесла Сосульке свой самый сильный
морозный удар. Воробьи засвистели от ужаса, но Сосулька не
птичка, и мороз ей, конечно же, нипочём. Наоборот, она сразу
выросла на несколько сантиметров (из чего мы можем узнать,
что она таки всплакнула немного), и все воробьи немедленно
переселились в новый домик.
Бессильная Зима не сказала
больше ничего и отвернулась. С тех пор она вела себя так,
чтобы все видели: она – это одно, Сосулька –
другое, а воробьи – дело вообще десятое и ни к Зиме,
ни к Сосульке отношения не имеющее. Теперь воробьи забыли
про холодные ночи и стылые глаза фонарей по утрам. Они жили
в чудном воробьином замке – в Сосульке, а днём
Северный Ветер носил их на своей спине, куда они хотели, и
излагал им свои мысли, и пел песенки, которые воробьи
рассвистывали потом по всем дворам.
Прошло уже Рождество,
прошел и январь, и Северный Ветер стал завывать чаще и
громче, нагрянули вьюги и метели, всё полетело и понеслось,
всё кружилось и пело бесконечно, забыв само о себе, где верх
и где низ, белый снег мешался с синими сумерками, и никто не
был в обиде. В каждом глотке воздуха и в каждой снежинке уже
таилось обещание и ожидание, правда, это трудно было понять
и трудно запомнить.
Ничего не менялось только в жизни
воробьёв: они жили в Сосульке, которая, они знали, никогда
не бросится вниз и не оставит их без домика. Но знали они и
то, что Зима, как всегда, солгала, что Сосулька в конце
концов растает.
Они сказали об этом Северному Ветру.
«Да, – подтвердил тот. – Когда придёт мой
брат Весенний Ветер и позовёт их, они все отправятся в
дорогу. Но вы не плачьте. Я вам покажу кое-что». Ветер
подхватил воробьёв на крылья и полетел под самые тучи.
«Ой-ой, как бы нам не замёрзнуть!» –
встревожились воробьи. Их было семеро, самые смелые, но даже
и они испугались.
«Не дам, не дам замёрзнуть»,
– сказал Ветер, поднимаясь всё выше и выше.
И вот они
пробились сквозь пургу и облачную вату к ясному звёздному
небу. Ветер летел над облаками очень быстро, но звёзды не
двигались.
– Они прекрасны, – сказали воробьи о
зимних звёздах.
– Да, они прекрасны. Вот Утренняя
Звезда, сейчас её время, есть ли кто-то прекраснее её? А
ведь она скоро уйдёт. Разве это печально?
– Нет,
потому что она не умирает. Она пойдёт дальше. Какие-то
другие воробьи, люди и ветра будут смотреть на неё, –
решили воробьи.
– Есть место, откуда звёзды никуда не
уходят. Это их дом, – Ветер был несказанно рад, что
его слушают и понимают.
– Где это? Мы хотим быть там,
где дом, где дом!
– Это над Океаном.
Ветер мчался под
великолепными звёздами: «Дороги звёзд, дороги ветров,
дороги воды и птиц, дороги животных и людей – все они
ведут к Океану».
Ветер взмахнул крылом, чтобы
посмотреть на звёзды ещё разок, и прянул вниз. Воробьи
щебетали и закрывали глаза, но не от испуга. Есть жизнь
зимняя и жизнь следующая, и первая перетекает во вторую
широкими дельтами бегущих рек и ручейков. Так говорили
воробьи, и хотя они помнили ужас мёртвых ночей и оцепенение
утра, больше они ничего не боялись.
– Мы готовы,
– говорили все. – Мы готовы к Весне, пусть она
приходит!
Она пришла, конечно, не сразу, немного запоздала,
отчего все стали ждать её с ещё большим трепетом, так ждут
запоздавшего друга, друга, в которого верят.
И вот пришла
Весна. И Зимы не стало.
А Сосулька смотрела в небо, плакала
и пела. Тысячи голосов неслись со всех сторон. Каждый
говорил, что он жив и не спит, и всё слышит, и готов на что
угодно, пусть только позовут и скажут!
– Пора! Пора!
– гремела победная песня Весеннего Ветра.
И Сосулька
медленно отправилась в путь, истекая светлыми слезами, и
воробьи полетели вослед весенним ручьям. Становилось всё
теплее и теплее, бесконечное кружение наконец кончилось, всё
обрело свою дорогу и последовало по ней.
– Это есть в
Законах! Я проверил! – трубил Весенний Ветер.
И по
Законам, по вечным Законам Жизни все плакали и пели, и
тысячи дорог, рек и ручьёв согласно и неостановимо текли к
Океану.
На заборе у крыши сидели воробьи. Мокрый и весёлый
Весенний Ветер вовсю распевал и ерошил им пёрышки.
–
Это не такие Законы, как у Зимы, – сказал самый
глупенький воробей. – Всё наоборот…
На него
шикнули: это Ветер, ничуть не устав, вдруг запел ещё одну,
совсем новую песню.
Ольга Горинова
Коментарі
Гість: Worldbymyeyes
121.01.12, 10:14
++++++++++++++++