Виктор Вайер
Оставалось минут пять до конца рабочего дня. Тётя Нюра печально сидела, уперев пухлую ладошку в подбородок, и старалась не глядеть на своё отражение в окошке хлебного ларька, притворённом из-за мороза. Нюре почудилось, будто на ночной улице стало ещё чуточку темнее, словно кто фонари прикрутил. Отняв руку от подбородка, она попыталась разглядеть ближайший фонарь через заставленную печеньем и булками витрину.
Неожиданно на тарелочку звякнули монеты. Нюра вздрогнула, уставилась на распахнутое окошко, но за ним никого не было. Только истоптанный снег, да чёрная полоса дороги.
— Здравствуйте! — прозвучал с улицы вкрадчивый бархатный голос. — Можно, пожалуйста, печенье клубничное?
Нюра моргнула и поёжилась, раньше это всегда помогало. Однако, на тарелке всё также лежали монеты и купюра, а в окошке было пусто.
— Драсьте, — пробормотала Нюра. Приподнялась чтобы выглянуть в окошко ларька. Вдруг это ребёнок просто маленький ещё, не дотягивается. Хотя, этот голос…
На улице никого не было видно.
Нюра пересчитала деньги. Положила печенье. Случайно моргнула и печенье исчезло. Нюра снова пересчитала деньги. Вытерла лицо платком — что-то обогреватель в ларьке раскочегарился. Пересчитала ещё раз.
И успокоилась. Это не обман, не розыгрыш, а то самое, из-за чего в этом проклятом ларьке регулярно менялись продавщицы.
Весь следующий день Нюра себя настраивала на нужный лад. Так что к закрытию сердце уже колотилось и нестерпимо хотелось запечатать ларёк и сбежать домой пораньше.
Но дома Тётя Нюра была никому не нужна: дочь выросла и жила с компьютером, а муж уставал на любимой работе. Готовить Нюра толком не умела, а сидеть без дела не могла, вот и бегала по всяким работам, где можно было обменять отпущенные годы на мелкие деньги, да почувствовать хоть какую-то нужность.
— Здравствуйте! Можно, пожалуйста, печенье клубничное? — снова прозвучал бархатный голос.
Нюра, держа пачку дрожащими руками, решилась:
— Сейчас, вы только погодите минуточку.
— Хорошо, — ответил голос.
Нюра притворила окно, чуть не сшибив полки, выскочила на улицу и огляделась.
Прямоугольники высоток с горящими электричеством прямоугольниками окон.
— Вот… печенье… — пробормотала Нюра в пустоту улицы.
— Спасибо, — раздался голос сверху.
Нюра задрала голову. Над ларьком, над домами в тёмном небе стояла огромная тень, волчья или скорее лисья, глаза её весело горели будто окна, только настоящим огнём.
Всё начало заваливаться, куда то вбок. Нюра поняла, что падает.
Очнулась она в ларьке на стуле. Дверь была закрыта, окошко — тоже. Словно кто-то заботливо принёс её внутрь и бережно усадил.
Через день, когда темнота явилась снова, Нюра осмелела:
— А вы в одиночестве чай пьете?
— Да, — заинтересованно ответила темнота.
— Не желаете, ко мне… ой у меня девятнадцатый этаж… — запнулась Нюра.
— Это всё мелочи. Во сколько мне прибыть?
— Ну… часа, в два. Когда мои все лягут, а то они испугаются, наверное.
— Наверное, — задумчивым эхом повторила темнота. — Чтож, приду, коль не шутите.
Когда все легли, Нюра оделась потеплее, вышла на остеклённый балкон, примыкавший к кухне. Потом принесла столик, электрический чайник, пару чашек. Нюра задумалась. Интересно, какой чай предпочитает темнота? Скорее всего чёрный. Но на всякий случай Нюра прихватила и зелёный, и с чабрецом. Потушила свет на кухне и стала ждать.
Ровно в два стало темнее, и на уровне окон вдруг распахнулась пара огромных тёплых глаз. Нюра открыла окно и шепнула:
— Чёрный?
— Да, и без сахара, пожалуйста.
Чашку Нюра поставила на подоконник, рядом — вазочку с печеньем. Темнота маленькой лапкой накрыла одно печенье и то исчезло. Чашка с чаем бесшумно поднялась и скрылась в темноте, потом возникла снова, и уже початая плавно опустилась на блюдце.
— С вами совсем никто чай не пьёт? — спросила Нюра. Пар её дыхания светился в огне глаз темноты.
— Вот так, на балконе, пока все спят — почти никто. Некоторые в ночи потягивают чай и разговаривают вроде бы ни с кем. А я всегда стою рядом зажмурившись, иногда просто слушаю, иногда нашёптываю. Очень-очень редко я открываю глаза при людях.
— Тяжело, наверное, с закрытыми глазами всё время, — сказала Нюра, потягивая чай.
Два огня за окном довольно прищурились.
— Да нет, я нюхаю, ощупываю. Глаза в темноте не очень то и нужны.
С тех пор Нюра стала пить чай с темнотой почти каждую ночь. Иногда они болтали чуть ли не до рассвета, иногда Нюра приходила уставшей. Темнота это как-то ощущала, тогда беседы были коротки.
Однажды, за чашкой чая, Нюре показалось, будто что-то мигнуло белой вспышкой в окне соседней комнаты, где спала дочь. Ни приглядеться, ни спросить у темноты Нюра не успела — на балкон ворвался муж с охотничьим ружьём и пальнул в открытую створку окна.
Затих грохот выстрела, унялся звон в ушах.
— Что это было?! — кричал муж.
— Чай пью, — дрожащим голосом ответила Нюра. Она лихорадочно соображала, говорить про темноту или нет.
— Огни за окном, как огромные глаза! Это что?!
— Какие огни? Я не видела. Может то фонари отражались.
— Пап, погоди. У меня тут фотка есть… ща… — на балкон неуклюже прошла дочка, глядя в телефон. — Ой, сорян, нету. Отбой. На окне блик, а остальное всё мрак.
Нюра облегчённо выдохнула. Муж грозно зыркнул на неё:
— Спать ложись! Ишь!
Спать никто не лёг — пришёл участковый, до утра разбирались, что за шум. Не выстрел ли? Кое-как отвертелись. Участковый не особо то и поверил, но решил оставить как есть. Примерная семья, всё же.
Вечером в ларьке Нюра ждала темноты. Та снова пришла.
— Извините, они испугались, — начала Нюра.
— Это моя вина. Не стоило мне глаза открывать.
— Вы придёте сегодня? — с надеждой спросила Нюра.
— Увы. Ваши родные всё же будут нервничать.
— А вы зажмурьтесь и чашку не поднимайте. Вам ведь не тяжело? Никто и не заметит.
— Не тяжело, — задумчиво ответила темнота. — Но они ведь будут следить, решат, что у вас странные причуды.
— Не страшно. В моём возрасте можно иметь свои причуды.
Нюра и надеялась, что муж будет следить, что решит, будто прошлой ночью ему показалось, да на том и успокоится. Так и вышло. Несколько недель всё было тихо и хорошо, а потом муж с дочкой предложили Нюре пожить в пансионате, где хороший доктор поможет разобраться с этими ночными чаепитиями. Тётя Нюра подумала, вздохнула и не стала противиться.
— Ну хорошо, — сказал пожилой доктор в очках, — чайный сервиз на две персоны и всё?
— Ещё вазочку с печеньем клубничным, — ответила Нюра.
В два часа ночи беспросветная чернота мелькнула у зарешеченного окна и пробралась густой тенью в палату к Нюре.
— Здравствуйте. Вы знаете, что за нами наблюдают? — спросила темнота.
— Да. Я думаю, хоть здесь то народ привыкший и глаза можно раскрыть.
Напротив маленького столика вспыхнули два огромных глаза, в их тёплом свете блестели чашки, поднимался пар от чая.
За дверью кто-то упал.
— И где же нам чай пить? — невесело вздохнула Нюра.
Глаза темноты озорно улыбнулись:
— А давайте пойдём ко мне?
И они пошли.
