Шофёры

Дрожь листвы оскорблённой грустна;
в солончаковых тропах- грань агонии;
предчувствие беды,- в него кутают огромные птицы
покой сиесты.

Под солнцем извращённым
задержка маятника
срывается с жерди-насеста
к безродной жизни без наследства.

Тормозят колёса в бессонных полостях
открытой колеи-
и полнят горы однозвучными эхами.

Стоические паломники
пребирают нити тишины
в одеждах дырявых и пыльных
промокая ими порезы терпения
в пути по углям горячим
пустыни.

Враги

Фурия утоньшается
до бечёвки, режущей скромный простор.

Нити её выпутываются
из обрезков сухостоя
впитывая эйфорию ветренных ущёлий.

Плющ тишины сверлит тела,
а свет тем временем почивает,
собравшись, в причитаниях.

В пустынных сумерках
дремлет земля покоясь,
влажная целина.

В ране горячей бессонной дистанции
растягиваются глаза,-
и сжимается артерия живицы растерянно мечущейся,
жидкости, что течёт,
скребясь, из времени.

Выстрел плевком прошибает колтун
в густом оцепененье пульса слетевшего с губ,-
и рука братская, покорёженная, порожняя
хватает врага
в прихожей памяти.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Латунная пригоршня, где трепещет
память о сиесте
в озарённом просторе.

Пленный родник
утоляющий порез бессонницы
на привале
холодной каймой губ,

Он сочится навстречу,
так кротко и ко времени,
над кельею усталости.

Друг возбуждённый
кожи ,разбившей бивак,
под светилом песков голубоватых.

Женщина ради оргазма нескончаемого
втягиваяющая ненадолго свои выпуклости
в ясности рассвета.

Поток его, волны пульсирующие
орошают пустыню маков отворённых.

И ,уже бесплодный, выжатый страдно,
тайный романс собственного русла,
замирает, сострадательный,
внимая ласкам в ночи`
под небом звёзд оцепеневших, холодных.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Сносили дом, стоявший полстолетья-
нашли (последнюю?) авиабомбу.
В квартирах как-то вырастали дети-
и выходили в жизнь ,срывая пломбы
родительских упрёков, недомолвки
в крови живой надолго растворяя-
и клали новым идолам поклоны,
и обживали уголки не-рая.
Настолько наши огрубели стопы,
настолько души протянулись в дали,
что не тревожат шахтные пустоты
нас, что во снах экваторы мотали.
Мы держимся на волнах конъюнктуры-
так мох грызёт привычно рыхлый камень-
и корчат рожи выскочкам сатурны,
сжимаясь вслед пустыми кулаками
чтоб кислотой проеденный взрыватель
не оказался в рукаве фортуны
тем, чей удел святой седмице кратен,
не тяжелей обрезка рысьей куны.
Под нами порох снится непромокший-
и отменяет авиабилеты,
мелькает стаей почерневших кошек,
набухших туч закризисного лета.

Гуща кроны пропитана призраками.
Немота сжатых уст
растекается молчаньем надушенным.

Шаги глохнут
в песке.
Трепещут герани
на воздусях.

Тишина гнетёт
взмахи птичьих крыльев,
а меж тем солнце капель увесистых
утоляет расщелины лета.

В колодце колышется папороть,
а очень глубо`ко покоится, спит
свежесть воды.

Сухими ветвями выметаются сумерки,
а тишина одолевает
топотание неугомонное.

Пение крепнет, запахи даруя
земле после щедрого ливня.
Кочет небо колет
топором жестоким глотки своей,
а ,поближе, пёс один,
проснувшись, брешет.

Значит, кажется все заключённым
в глотке` времени
и расстоянья.

Значит,наступает время индейской пахоты.
На переносном очаге
паром исходит навар тоски.

Даже лоро* этого дня
в своём аро** умолк.
Суматоха розанов
громоздится в розарии-
и посадки имитируют
тротуарец мощёный
из кухни в патио
для святых стоп.

Две голубки тёмные
зажигают бденье ночное
и слёзный поток.

Время непоправимо,
непоправимо течёт.

------------------------------------------------------------
лоро- разновидность попугая; аро- драконов корень, растение(тж. "ступить под своё аро" исп.- фраз.=т.е., покориться, рус.),-----прим.перев.
Перевод с испанского Терджимана Кырымлы.

Расцвечен закат
наваром лета,
вымочена, измочалена келья покоя.

Скотопрогонные тропки плача
сочиняют миражи ,что пускаются испуганно
в галоп времени.

Поминальная служба меж тем волочит балласт
имён кандидатов,
претендентов и...  действительных членов.

Двоится вечером солнца и пыльных туч
немая усталость-
лишь она утоляет пепельную пустоту.

Ты- не в арыках:
скрытая,- меж теней,
в покрове молчанья первозданного.

Ни жар полудённый тебя заключает жадно,
когда мёртвые глаза, плача, прозревают.

Ты текла к ночи робких лун,
где некому встретить тебя.

А явилась твоя ласка запоздалая
когда алчные во`роны упились
от разорённой могилы отверстой.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Бдят
в преддверие смерти
с пеплом снов
в глазницах порожних
часовые бессонные
горизонта иссохшего
корневищ тёмных.

Прибежища птиц кротких-
их скелеты заброшенные
облизываемые ночью.

В заливе тревоги
на гамаках болтаются останки
надолго затянувшейся заупокойной.

Кресты тишины,
пленники унылой пустоши
вырастают кротко
в этой тиши беззащитной.

Вдруг, внезапно
глохнет пульс пламени-
и кораблекрушение хорала
моделирует
маску отваги.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Лежанка-могила, где смолкает прибой ожиданья
и ,связанная по рукам, тонет память о прошлом.
Прогуливается ностальгия,
тяжек урок её:
убаюкать угли
близ засыпанных входов в траншею.

То было пристанище лунатическое
в углах лета,
скатерть для молчаливой тризны
в колодцах рассветной зари,
альков бессонницы суматошной.

После обходов бодрых в пустыне
лун преходящих
слёзы калек выступали,
испарины бивак
на лохмотьях авроры.

В его безымянном русле
осталось решительное прощание
паломников смерти,
негасимые лампады
заброшенной трясины.

В прудах кадила
его лона теллурического покоя
вскормили судьбы`
невольничью родословную.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Взгляд непрестанный
обнимает берега, что удаляются.

Дрожащая пена
итожит деликатно
минуту молчанья.

Утолённая на семи ветрах,
замирает эйфория первозданная,
"прощай" пространно упокоенный.

Выдохи сбились и  скорчились
в коридоре сознания,
а воображенье меж тем сочится бессильно
тоскою вдаль.

Тысяча голубок хлопочут
над рабским скопищем
тишины.

Горизонт тяжелеет железом тоски-
ностальгия сладка, она
пока  при тебе.

Трещины неведомые дрожат на ветру
имена просыпая,
и ,предваряя порыв судьбы,
страх несчастный
застревает в гортани.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Прокля`тые вопросы, они разрешаются только
в свете звёзд ,едва приоткрытых,
вопросы, что бешено мутят палитры
таких недоступных созвездий.

Мы - путешественники зари,
осенённой морщиной знамения,
обитатели овечьего загона,
где рассвет отдаёт сырыми испареньями отчаянья.
Неколебимый устой
обширных просторов орфографических-
в томленьи постоянной измороси.

Прохлада лапачо*  нам возмещает
грязь колтунов души;
маяк вчерашнего замшелого
в рейде временно`м нас бережёт..

Птицы авроры бросаются врассыпную
когда разбрасывает земля лохмотья свои
в беспорядке теней-
и пережареный ливень
заливает потопом трещину
в буераке бессонном чуда.

Не желаем лужи маков над грязью,
ни пожара жавороночьего в тон рассвету,
просто,
в трещину родимого края
возвращаем молоко, которым вскормлены были.

____________________________________________
Лапачо- дикий (индейский) жасмин,- прим.перев.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Книга современной парагвайской поэтессы Рене Феррер де Арре`ллага (род. 1944 г.), посвящённая Чакской войне между Парагваем и Боливией (1932-35 гг) вышла в Асунсьоне в  1982 году, -прим.перев.

Войны

Не важно, что войны прозваны:
они суть плачи
и тишина,
бессонница похоронок,
что- в узелках ткачихи-смерти.

Птахи вещие испьют из костей,
несомых ветром,
зелья беспомощности-
и да породолжат полёт свой,
ещё больнее, неуловимей,
к невосполнимой бреши неприсутствия.

И да вернутся биваки холодных плоскогорий
сгущённым пульсом,
гамом теней,
да- с сумерками известковой грусти
звезды унылой.

Не важно, что войны прозваны
и датированы:
солдат, разбрасывающий свои останки
в прихожей тишины,
всегда прежний.

Обстоятельства

Человек есть путешественик авроры,
холодный кормчий между звёзд,
прохожий задержавшейся минуты.

Куранты бьют вослед,
где грёзы распевают-
иль звон удушья это.

В ущёлье пульса рассыпается
состав тоски, что возмущает
прекраснодушие романса.

Всё переменяется мгновенно,
всё течёт.

Человек отупевший средь себе подобных,
мириадом согласных дыханий,
листвою становится под ливнем
в западне насилия. 

Всё переменяется мгновенно
неисправимо.

Вдаль опускается усталое солнце,-
и на просторе подрагивает
исчадие теней.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы