Навеянные, чужие воспоминания…

Общаясь с человеком всего пару минут, ты перенимаешь его эмоции, переживания, страхи. Они безраздельно становятся частью тебя, еще одной гранью твоей личности, понемногу вытесняя своих более древних сородичей.

Мы меняемся, как сильно бы не хотели это не делать, но мы обречены…

 

Чайник звонко выпустил струю пара, кофе мерно плюхнулся в чашку и тут же был сварен заживо, отдавая всего себя. Пара глотков и мир стал немного лучше. Спустя пару минут, несколько многоэтажных тирад совершенно непечатного содержания, поисков и нахождения всего нужного, я встретил этот «ставший лучше мир» бликами очков и тихим «Come As You Are» в наушниках.

Этот день не предвещал ничего нового, ничего интересного. Просто еще один серный день среди череды других таких же однообразно сотканных из нитей мирозданья. Просто еще один рабочий день.

 

Как пелось в одной замечательной песне, «… она была хороша, в ее маленьком теле гостила душа». Ключевое слово здесь было именно «гостила» - бездыханное тело девушки лежало прямо посреди дороги. Красивое белое платье багровело на глазах, некогда роскошные русые волосы, доходившие до талии, сейчас больше напоминали видавшую жизнь мочалку, а в зеленых глазах замерло радужное весеннее небо.

Рядом с ней уже суетились люди – медики, какой-то парень, полиция, зеваки, репортеры. Разбавлять эту компанию своим участием и присутствием не хотелось, да и бесполезных уже мертвых тел, я за свою жизнь видел не мало.

Единственная деталь, которая меня интересовала – нелепая, абсолютно сбитая с толку и находящаяся в каком-то сокровенном трансе точная копия нашей героини. Она стояла немного поодаль и немигающим взглядом пристально впилась в асфальт дороги, разбитую машину, страстно обнимающую придорожный столб. Ее все еще живые глаза непонимающе смотрели на свое отражение, мертвецки лежащие на дороге.

Я легко тронул ее за локоть, выведя из состояния ступора, - Там нет ничего интересного, пойдем. – Она послушно кивнула, и мы оставили живым право разбираться с проблемами мертвых…

Погода немного сгустила краски – за окном валил снег. Через час нужно было быть на другом конце города, но так не хотелось покидать домашний уют. «В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит», всплыла в Его голове фраза из глубокого детства. Что ж, Он не собака, пора в путь.

Машина уверенно набирала ход, оставляя позади заснеженные улицы. Город словно вымер – за полчаса пути он не увидел ни одной машины или пешехода.

Снег усилился, став сплошной белой стеной. В кармане куртки  подал жизнь мобильник. Замерев у обочины и закончив разговор, Он понял, что зря выбирался – визави наглухо застрял, все переносится.

Легкий занос, и темный крейсер вновь рассекает необъятные снежные просторы, но уже по пути домой.

Притормозив на перекрестке, Он увидел девушку, стоящую на обочине. Ветер трепал ее, уже успевшие промокнуть от снега, огненно рыжие волосы.

- Подбросить? – Подъехав к девушке и открыв дверь, просил Он. – Транспорта не будет, непогода же…

- Н-н-н-не нужно, спасибо. Мне н-н-некуда идти. - Девушка вся дрожала от холода.

- С этим позже разберемся. Садись, а то совсем замерзнешь!

Сев в машину, девушка расплакалась, прикрыв лицо руками. На ней было легкое пальтишко, насквозь мокрое.

- Не пойми меня не правильно, но тебе лучше снять пальто. На, накинь вместо нее мою куртку. Она как минимум сухая. - Девушка перевела на Него взгляд, быстро кивнула и, пряча глаза, начала расстегивать пальто.

Снегопад все усиливался. Практически с нулевой видимостью, они доехали. Всю дорогу девушка молчала, толком не отвечая на Его вопросы. Дом встретил теплом и легким запахом можжевельника.

- Душ прямо по коридору, сейчас поищу тебе что-то по размеру, хотя вряд-ли…

- С-спасибо! – ее все еще трясло.

Она была хорошо сложена: среднего роста, стройная, с длинными изящными пальцами, серыми бездонны глазами и огненными длинными волосами. Не найдя ничего подходящего, Он дал ей свою рубаху из толстого хлопка и конечно же, она в ней утонула.

Пока она была в душе, Он успел сварить какао и смастерить пару бутербродов.

- Что с тобой произошло? Да и вообще, как тебя хоть звать?

- А это важно? Со мной… ничего. Можно я высушу волосы и уйду. Не хочу доставлять тебе неприятности.

- Ага, в ночь, снегопад и мороз. Может сразу в морг? Нет уж, ты остаешься. Если нужно кому позвонить – звони.

- Мне некому. У меня никого нет. И уже ничего нет. Я утром уйду, если можно. Спасибо тебе…

- Не хочешь рассказывать – не рассказывай. «В никуда» я тебя не отпущу. Живи здесь столько, сколько захочешь. Я все равно дома бываю редко.

Он больше никогда Ее ни о чем не расспрашивал. Она осталась, чему Он был бесконечно рад – Его жизнь обрела какой-то смысл. В любом настроении Он летел домой что бы просто Ее увидеть. Нет, они небыли любовниками или еще кем-то. Просто им  было хорошо.

Утро началось не с кофе: телефон подавал признаки жизни, а  это значило что пора в дорогу. Стараясь не будить Ее, Он нежно окинул взглядом и мысленно пожелав хорошего дня, уехал.

Она никогда не покидала дом. Почему так – они не обсуждали. Да и имело ли это смысл. Вот только в этот вечер Ее там небыло. Дом стал пустым и холодным, лишился чего-то важного, умер в один миг. Он обшарил его вдоль и поперек, но все без результатов…

Мотор ревел как бешенный, машина черным пятном рассекала снег, а Он, глядя во все глаза, искал Ее по опустевшим улицам.

Ночь теряла силы, сдавая позиции рассвету. Его глаза двумя немигающими огнями сверлили холодный чужой город, где Ее больше нет.

Утонув в воспоминаниях о ней, он слишком поздно заметил встречные огни фар, вильнул вправо, но, не справившись с управлением, влетел в сугроб.

Смутные образы сменяли друг друга, переплетаясь в причудливый узор. Он бредил уже третьи сутки. Просыпаясь на мгновение, судорожно осматривал комнату, ища Ее, а не найдя, снова проваливался в какой-то свой мир.  Травмы были, но абсолютно не опасные для жизни, да и врачи сделали все возможное, но организм упорно не хотел жить…

 

Ненавижу перо и пергамент, но деваться некуда. Надеюсь это кто-то прочтет после моей кончины.

Итак, приступим.

 

Меня зовут Малышка Джейн, точнее Мэри Джейн Самерстон. Малышкой меня звал только Отец и Лосар. Никогда не любила дневники, не знаю как их «правильно писать».

Ах, да, писать меня научили родители. Оба из знатных семей: мать дочь магов с незаурядными способностями, Отец – сын дипломата и какой-то придворной дамы, - бабушка умерла при родах и я ней ничего не знаю толком.

О иных мне известно не многим больше.

Родители мамы, Грегор и Эмма Эмергарды, запечатлились у меня в памяти как очень милая пожилая пара – Грегор любил сидеть у камина с книгами, а Эмма щебетала о всевозможных эликсирах молодости, бальзамах и «прочей чепухе, жизненно необходимой девушке за 300». Потом они погибли на войне. Говорили, что они лечили раненных, но что-то не клеилось в этих рассказах. При одном удобном случае по оплошности одного писаря я сумела получить дубликат ключей в военный архив. Там-то для меня и открылось все их «целительство». Дед небыл «добрым волшебником», а слыл в строях простых рубак «алым» отнюдь не за цвет мантии, а цвет земли в окопе после пары взмахов его посоха. Бабушка тоже не была простой знахаркой-повитухой – ее яды сгубили не одну сотню, а «эликсиры красоты» лишили глаз и лица в целом не одну светскую львицу.

Дейл, посол Его Величества и по-совместительству мой дед, закончил свою долгую и довольно длинную жизнь в собственной кровати с какой-то жрицей утех постельных. За свою жизнь я его видела множество раз на массе приемов, куда дед меня, расфуфыренную как куклу, тянул для «обеспечения моего будущего» и подчеркивания своего «очень важного статуса». Фу, какая гадость!

Мать во мне не чаяла души. Еще бы, если бы не огромное количество бальзамов и эликсиров бабки, я вряд ли бы вообще родилась. Хотя они и оставили свой след на моей на жизни, даровав от рождения огненно-рыжие волосы и, абсолютно не типичные, светло-голубые глаза. Дед смеялся, что меня коснулась огненная саламандра, что не раз потешало его самолюбие.

Отец… тут сложно. Я… я даже не знаю кто он. На людях – марк-граф Эллайя Самерстон - статный мужчина с проседью на висках и волевым подбородком в щегольском камзоле и заядлый дуэлянт на рапирах «до первой крови». Дома – Элл, который не оставлял без внимания малейших деталей, дарующих уют нашей семье.

А потом он пропал. Просто его не стало в один миг. Нет, он не умер. Он просто исчез.

Мы с мамой остались вдвоем. Мне тогда было 10.

НЕНЕАВИЖУ ЕГО!!!!!!!! И очень скучаю!

Я долго думала что он умер. Во всяком случае мне так сказали. Нагло соврав.

Замуж меня выпихивать никто не стремился, так как с 16 из всех близких родственников у меня не осталось никого. Мать умерла в ту зиму от чахотки.

Я никогда не отличалась сдержанностью и меня всегда тянуло на поиски чего-то нового. Взрывной характер с шилом в пятой точке давал о себе знать с ранних лет. В глубоком детстве, сбежав от няни я проскользнула в подвал, где увидела Отца в совершенно не свойственной ему ипостаси – в лохмотьях, измазанным в что-то. Он засек меня раньше, чем я успела все толком рассмотреть, сказав что это сон и, присыпав меня пыльцой феи, унес… Сейчас-то я понимаю что никакой «пыльцы» там небыло, а был самый простой сонный порошок, но я долго ввинчивала себе в голову что мне это приснилось.

Спустя время после похорон  мамы, я нашла в себе силы спуститься в подвал и проверить, не было ли это сном. На это меня подтолкнула последняя мамина фраза – «вокруг ложь. одна ложь. Не принимай ничего на веру. даже то, что ты помнишь». В подвале после недели обследования каждого дюйма я нашла таки то что искала – дверь в стене была не то что незаметной, если бы воспоминания из глухого детства я бы не представила даже что она там может быть.

За дверью я нашла несколько разрозненным комнат. В подвальной библиотеке на стеллажах и полу громоздились книги разной толщины и назначения – от сухой бухгалтерии до нескольких произведений искусства, которые, как я слышала, были похищены из частных коллекций. На стене напротив весело различное оружие, но в основном метательные ножи и несколько рапир, одну из которых очень любил мой отец. В сундуке в углу обнаружились приличное запасы золота и камней, а в маленькой комнатушке возле входе в библиотеку – стеллажи с трухой и замутненными флаконами, издали напоминающие зелья и бальзамы.

В одном из гулов библиотеки я нашла письмо. Если совсем точно, то случайно наткнулась, перебирая кипы бумаг. На нем была гербовая печать моего отца – 2 кинжала в лавровом венце и подпись – «Малышке Дж». Я соврала герб и замерла, жадно вчитываясь в строки – отец жив! И это главное! Я найду его!

В письме он писал что ввязался в очень нехорошую ситуацию и его «друзья» из Гильдии теней не особо довольны возможной развязкой и для сохранения наших жизней должен исчезнуть. Навсегда.

НЕНАВИЖУ ЕГО! или…

Все фамильное состояние, используя весьма обширные связи нашей семьи ушло на поиски информации о отце. Но он как в лету канул. Где-то говорили что он ночевал на постоялом дворе в паре дней пути, но когда там «с усердием» допрашивали каждую собаку оказывалось что это был не он, кто-то говорил что давно его видел среди мертвых и даже говорили где зарыто тело, но и там были лишь пустые могилы… он был неуловим и неосязаем, хотя я чувствовала что он у меня под самым носом.

После войны все поменялось. Власть, бандиты, даже собаки на кладбище выли по-другому. Из всех сбережений и ценностей у меня осталось только отцовская рапира и дедовы магические фолианты. Дом пришел в упадок, и я продала его с пол оборота, так как не могла в нем все равно жить. Дверь, ту самую дверь я велела заложить со стороны дома, когда обнаружила еще пару выходов оттуда в разных частях города. Это какое-то время и служило мне убежищем. А потом я решила бежать… от всего.

За остатки денег добралась до порта и отправилась в незнакомый город с первым улыбнувшимся мне капитаном.

А вот тут-то и начинается все самое … решайте сами.

 

Новый город нес новые возможности. Я хотела начать все с чистого листа, да вот только почерк не изменить.

Знала и умела я не мало. Вот только это тут не ценилось. Свое настоящее имя и титул я предпочла не разглашать. Перебивалась мелкой работой, которая приносила гроши, которых хватало на хлеб, да и то не всегда. Чувствуя на собственной шкуре контраст между жизнью дочки марк-графа и нынешней, я пропитывалась ненавистью к напомаженным отожранным рожам ченцов и вельмож.

Лил дождь. Скорее даже не лил, а стоял. Сплошной непроглядной стеной. Неделя выдалась не лучшей. Крышей над головой служила старая поломанная телега, а соседями пара хорошо откормленных крыс, которые меня ни во что не ставя, вальяжно разлеглись рядом. Смачная капля, пробившаяся сквозь доски повозки, звонко упала мне на затылок и стекла за шиворот. Это была последняя капля! Что бы мне ни стоило, а точнее что бы ни стоило всем вокруг, я верну себе комфорт!

В ту ночь я ежась и выбивая дробь зубами составляла план возврата «себе себя».

Пожар в доках как нельзя кстати отвлек стражу и зевак. Какая жалость, что мне не удалось полюбоваться своей работой, но чем-то нужно жертвовать. В суматохе никто не обратил внимание на заморашку просящую милостыню, серой мышкой скользнувшей в административную часть порта. Пара тройка коридоров и лестниц быстро сменили друг друга -  я часто носила сюда почту и хорошо запомнила расположение здания и маршруты караульной стражи. Дверь была чуть приоткрыта. В дверном проеме хорошо виднелся высунувшийся на две трети из окна начальник порта. Скупой и толстый мужик, лет сорока, с залысиной и вечно засаленными волосами и бегающими глазками-пуговками.

Пару месяцев назад я принесла ему посылку, а вместо медной монетки или банального «спасибо» велел всыпать мне десять плетей «что бы бегала быстрее и пд ногами не мельтешила». Вот сейчас настал момент мести.

Он был полностью поглощен ажиотажем творившегося на улице. Тихо проскользнув к нему в кабинет в потоке слепой ярости я, подкравшись к нему сзади подпихнула его и без того дрожащие ножки, а когда он от неожиданности и испуга окончательно потерял равновесие, с невинной улыбкой, оставляя его поясной кошель себе, помогла выйти в окно. Благо не высоко – всего лишь второй третий этаж.

Азарт вседозволенности и безнаказанности одурманил мой разум. На столе лежали какие-то бумаги. Ничего не разбирая все свернув в один рулон я, напрочь позабыв о самосохранении, выбежала в коридор как раз на встречу стражнику. Буркнув «с дороги! срочный курьер» вынеслась прочь из здания и скрылась в переулках.

  Сердце билось бешено. Остановившись в одной из подворотен я поняла что только что произошло - я убила человека! Впервые. От осознания этого тело враз стало мягки и податливым, а к горлу подкатился комок.

Очнулась я уже в камере. Стража быстро разобралась что к чему и «по горячим следам» нашли горе-курьера с кипой бумаг в полной отключке.

Класс! О лучшем просто и мечтать было нельзя.

Утром меня должны были сначала лишь «лишней» руки за кражу, а потом вздернуть. Какое милое будущее…

 Но судьба распорядилась иначе.

Что бы «такой смазливой девушке» не прохлаждаться в камере, надсмотрщик решил немного разнообразить свою сексуальную жизнь. Приковав меня в стене и связав, эта тварь надомной надругалась в самых извращенных формах. Окончательно охмелев и обессилив, он так и заснул со спущенными портками рядом с моим избитым и изнасилованным телом.

Но я хотела жить!

Моя природная ловкость и злоупотребление элем на работе сыграли с тюремщиком злую шутку. Дотянувшись до ключей, валявшихся рядом, я освободилась от оков. С веревкой было сложнее, но я справилась. Спустя пару минут, я как следует все продумав, устроила своему обидчику «продолжение банкета». Все болело и хотелось упасть. Но злость брала свое и давала новые силы.

Уходя из камеры, у меня за спиной оставался изувеченный еще живой труп охранника. Порывшись на тюремном складе я обнаружила свои вещи и, что самое для меня дорогое и ценное – рапиру Отца. Ту самую, с которой он блистал на дуэлях при дворе. Я так и не осмелилась ее продать.

Пробираясь, словно мышка, по лабиринту камер я дважды миновала полузахмелевшую стражу. Спустя четверть часа выход был прямо передо мной.  Оставались считанные метры, но…

Я и моргнуть не успела, как двое стражников у двери упали, держась за грудь, а под ними растекалась красная лужа. Немой вскрик утих в кожаной перчатке, а сзади на ухо шепнули «молчи, если хочешь жить!» Я поспешно закивала.

Меня подняло и развернуло на месте за плечи. Из тени на меня смотрели лишь два глаза. Человек немигающим взглядом прожег во мне дыру и поставил на ноги обратно. - Жди здесь. Спустя пару минут, тянувшихся вечность, он вернулся, неся какой-то сверток. - 7 камера. Встреча на мостке. И не шумите мне тут. – Он взял меня за руку и вышел наружу. Ноги не слушались, а в голове туманилось.

Открыв глаза, я оказалась в теплой и чистой постели. Тело, изрядно покрытое бинтами и пахнущее разными лекарственными средствами, ныло и гудело. Я попыталась встать, но голова жутко кружилась. Снова уснула.

Потом выяснилось что ту самую тень зовут Лосар. Он глава местной гильдии воров и старый друг моего Отца. Тот перед исчезновением разослал всем настоящим друзьям письма с просьбой помочь мне, если будет возможность. Лосар и помог. Он учил всему что знает, брал на дела и делился добычей.

Так прошло два года. Мне было 21 когда полезли в тот злополучный особняк.

На одной из стен я увидела портрет мужчины с вычиканеным НАШИМ семейным гербом – кинжалы в лавровом венце. Что бы не вдаваться в подробности, скажу что я запорола свою часть дела и все сорвалось. Но это было не важно.

Я не знала кто это и что это, но чувствовала что мне нужно в этот дом.

Спустя недели тайных подготовок и сбора информации по крупинкам я решилась в него проникнуть. Сказать что это было сложно в один раз – ни сказать ничего. Дом был защищен очень и очень хорошо. Я думаю, что если бы не моя оплошность, что мы бы там все полегли под каскадом охранных заклинаний.

Но я была хороша. За несколько часов я обшарила дом и… не нашла ничего и никого. Совсем. Он был совершенно необитаем.

Портрет весел на своем месте. Внимательно вглядевшись в него я узнала Отца. С живым игривым взглядом, еле заметной улыбкой…такого как тогда.

- ты хочешь к нему? - Голос звучал отовсюду.

- Да! Очень!

- в саду.

Не чувствуя ног я вынеслась в сад. У фонтана на лавке сидел старец, пуская колечки дыма в ночное небо.

Ночь была длинна и полна ужасов. Старец поведал мне о истинной природе моей семьи и о том кто я есть. Сказал что он близко знаком с  моим Отцом и ни были друзьями много зим назад. А потом появилась я, и все стало иначе. Сплетни, интриги, убийства и заговоры ушли на второй план.

Но «бывших», как известно в его работе не бывает. Поэтому он ушел. Мать ничего не знала. Он оберегал ее как мог. Как и меня.

Старик предложил мне жить у него и обещал дать новые знания, которые помогут мне в поисках отца. Я согласилась. Я училась у старика четыре года, овладевая все новыми и новыми гранями дара, что достался мне от матери.

Но, все был ко меня окружает долго не живут. Старик не исключение.

Вы не подумайте, я тут не при чем. Он умер от старости, или от чего там умирают. Незадолго перед смертью он мне отдал свой перстень с свернутым с кольцо драконом из рубина и малахитовую шкатулку, сказав что это я потом пойму зачем это.

Его не стало…

Очередной обломок меня остался в том особняке, который я на время стала считать новым домом. В порыве гнева я подожгла все, что могло гореть. Когда пламя добралось до лаборатории, я почувствовала сильный магический всплеск, а потом меня ослепило и оглушило взрывом.

 

Солнце слепит в глаза. Я лежу в высокой траве. В левой руке потухший факел, в право малахитовая шкатулка. За спиной в ножных отцовская рапира. Перстень с драконом спит у меня на руке, на второй четыре кольца из разных металлов – подарок с «той стороны». Именно она дает мне силу. Силу встать и идти навстречу моей судьбе!

Лишь только
ОНА!
Онемевшие пальцы сжимают гранату.
Дожить до утра...
мечты чуть живого солдата.
Последний приказ
был отдан полковником в штабе,
А дома -
Жена,
зависла у телеэкрана.
Вернуться домой!
Обнять! И сказать ей что любишь...
А рядом - война...
и маршем идут человечие души...

- Здесь занимают очередь на жертвоприношение?
- Здесь, здесь! За мной будете. Я 852, вы – 853.
- А что, так много народу?
- А вы думали??? Одна вы, что ли, такая умная? Вон, все, кто впереди – туда же.
- Ой, мамочки… Это когда же очередь дойдет?
- Не беспокойтесь, тут быстро. Вы во имя чего жертву приносите?
- Я – во имя любви. А вы?
- А я – во имя детей. Дети – это мое все!
- А вы что в качестве жертвы принесли?
- Свою личную жизнь. Лишь бы дети были здоровы и счастливы. Все, все отдаю им. Замуж звал хороший человек – не пошла. Как я им отчима в дом приведу? Работу любимую бросила, потому что ездить далеко. Устроилась нянечкой в детский сад, чтобы на виду, под присмотром, ухоженные, накормленные. Все, все детям! Себе – ничего.
- Ой, я вас так понимаю. А я хочу пожертвовать отношениями… Понимаете, у меня с мужем давно уже ничего не осталось… У него уже другая женщина. У меня вроде тоже мужчина появился, но… Вот если бы муж первый ушел! Но он к ней не уходит! Плачет… Говорит, что привык ко мне… А мне его жалко! Плачет же! Так и живем…
- А вы?
- Я тоже плачу… Мучаюсь вот, давно уже… С ума сойду скоро!
- Да, жизнь такая жестокая штука… Всегда приходится чем-то поступаться. Приносить что-то в жертву…

Распахивается дверь, раздается голос: «Кто под №852? Заходите!».
- Ой, я пошла. Я так волнуюсь!!! А вдруг жертву не примут? Не забудьте, вы – следующая.
№ 853 сжимается в комочек и ждет вызова. Время тянется медленно, но вот из кабинета выходит №852. Она в растерянности.
- Что? Ну что? Что вам сказали? Приняли жертву?
- Нет… Тут, оказывается, испытательный срок. Отправили еще подумать.
- А как? А почему? Почему не сразу?
- Ох, милочка, они мне такое показали! Я им – ррраз! – на стол жертву. Свою личную жизнь. Они спрашивают: «А вы хорошо подумали? Это же навсегда!». А я им: «Ничего! Дети повзрослеют, оценят, чем мама для них пожертвовала». А они мне: «Присядьте и смотрите на экран». А там такое кино странное! Про меня. Как будто дети уже выросли. Дочка замуж вышла за тридевять земель, а сын звонит раз в месяц, как из-под палки, невестка сквозь зубы разговаривает… Я ему: «Ты что ж, сынок, так со мной, за что?». А он мне: «Не лезь, мама, в нашу жизнь, ради бога. Тебе что, заняться нечем?». А чем мне заняться, я ж, кроме детей, ничем и не занималась??? Это что ж, не оценили детки мою жертву? Напрасно, что ли, я старалась?

Из двери кабинета доносится: «Следующий! №853!».
- Ой, теперь я… Господи, вы меня совсем из колеи выбили… Это что ж??? Ай, ладно!
- Проходите, присаживайтесь. Что принесли в жертву?
- Отношения…
- Понятно… Ну, показывайте.
- Вот… Смотрите, они, в общем, небольшие, но очень симпатичные. И свеженькие, неразношенные, мы всего полгода назад познакомились.
- Ради чего вы ими жертвуете?
- Ради сохранения семьи…
- Чьей, вашей? А что, есть необходимость сохранять?
- Ну да! У мужа любовница, давно уже, он к ней бегает, врет все время, прямо сил никаких нет.
- А вы что?
- Ну что я? Меня-то кто спрашивает? Появился в моей жизни другой человек, вроде как отношения у нас.
- Так вы эти новые отношения – в жертву?
- Да… Чтобы семью сохранить.
- Чью? Вы ж сами говорите, у мужа – другая женщина. У вас – другой мужчина. Где ж тут семья?
- Ну и что? По паспорту-то мы – все еще женаты! Значит, семья.
- То есть вас все устраивает?
- Нет! Нет! Ну как это может устраивать? Я все время плачу, переживаю!
- Но променять на новые отношения ни за что не согласитесь, да?
- Ну, не такие уж они глубокие, так, времяпровождение… В общем, мне не жалко!
- Ну, если вам не жалко, тогда нам – тем более. Давайте вашу жертву.
- А мне говорили, у вас туту кино показывают. Про будущее! Почему мне не показываете?
- Кино тут разное бывает. Кому про будущее, кому про прошлое… Мы вам про настоящее покажем, хотите?
- Конечно, хочу! А то как-то быстро это все. Я и подготовиться морально не успела!
- Включаем, смотрите.
- Ой, ой! Это же я! Боже мой, я что, вот так выгляжу??? Да вранье! Я за собой ухаживаю.
- Ну, у нас тут не соцреализм. Это ваша душа таким образом на внешнем виде отражается.
- Что, вот так отражается? Плечи вниз, губы в линию, глаза тусклые, волосы повисшие…
- Так всегда выглядят люди, если душа плачет…
- А это что за мальчик? Почему мне его так жалко? Славненький какой… Смотрите, смотрите, как он к моему животу прижимается!
- Не узнали, да? Это ваш муж. В проекции души.
- Муж? Что за ерунда! Он взрослый человек!
- А в душе – ребенок. И прижимается, как к мамочке…
- Да он и в жизни так! Всегда ко мне прислушивается. Прислоняется. Тянется!
- Значит, не вы к нему, а он к вам?
- Ну, я с детства усвоила – женщина должна быть сильнее, мудрее, решительнее. Она должна и семьей руководить, и мужа направлять!
- Ну так оно и есть. Сильная, мудрая решительная мамочка руководит своим мальчиком-мужем. И поругает, и пожалеет, и приголубит, и простит. А что вы хотели?
- Очень интересно! Но ведь я ему не мамочка, я ему жена! А там, на экране… Он такой виноватый, и к лахудре своей вот-вот опять побежит, а я его все равно люблю!
- Конечно, разумеется, так оно и случается: мальчик поиграет в песочнице, и вернется домой. К родной мамуле. Поплачет в фартук, повинится… Ладно, конец фильма. Давайте завершать нашу встречу. Будете любовь в жертву приносить? Не передумали?
- А будущее? Почему вы мне будущее не показали?
- А его у вас нет. При таком настоящем – сбежит ваш выросший «малыш», не к другой женщине, так в болезнь. Или вовсе – в никуда. В общем, найдет способ вырваться из-под маминой юбки. Ему ж тоже расти охота…
- Но что же мне делать? Ради чего я тогда себя буду в жертву приносить???
- А вам виднее. Может, вам быть мамочкой безумно нравится! Больше, чем женой.
- Нет! Мне нравится быть любимой женщиной!
- Ну, мамочки тоже бывают любимыми женщинами, даже часто. Так что? Готовы принести себя в жертву? Ради сохранения того, что имеете, и чтобы муж так и оставался мальчиком?
- Нет… Не готова. Мне надо подумать.
- Конечно, конечно. Мы всегда даем время на раздумья.
- А советы вы даете?
- Охотно и с удовольствием.
- Скажите, а что нужно сделать, чтобы мой муж… ну, вырос, что ли?
- Наверное, перестать быть мамочкой. Повернуться лицом к себе и научиться быть Женщиной. Обольстительной, волнующей, загадочной, желанной. Такой цветы дарить хочется и серенады петь, а не плакать у нее на теплой мягкой груди.
- Да? Вы думаете, поможет?
- Обычно помогает. Ну, это в том случае, если вы все-таки выберете быть Женщиной. Но если что – вы приходите! Отношения у вас замечательные просто, мы их с удовольствием возьмем. Знаете, сколько людей в мире о таких отношениях мечтают? Так что, если надумаете пожертвовать в пользу нуждающихся – милости просим!
- Я подумаю…

№853 растерянно выходит из кабинета, судорожно прижимая к груди отношения. №854, обмирая от волнения, заходит в кабинет.
- Готова пожертвовать своими интересами ради того, чтобы только мамочка не огорчалась.
Дверь закрывается, дальше ничего не слышно. По коридору прохаживаются люди, прижимая к груди желания, способности, карьеры, таланты, возможности, любовь – все то, что они готовы самоотверженно принести в жертву…

Сказки Эльфики, “Жертва”

— А ты знаешь, как обычно заканчиваются сказки?
— Конечно. Все Принцессы остаются с Драконами. Живут долго и счастливо. Очень долго, разумеется, ты ведь представляешь, сколько может прожить нормальный, здоровый, счастливый Дракон?
— Хм, … почему это с Драконами? А как же порядочные Принцы?
— Принцы? Принцы имеют ужасное свойство опаздывать. Понимаешь, пока Принцесса ждет Принца, всё свободное время она проводит с Драконом. Ну, и влюбляется потихоньку. Сначала вроде просто болтать начинает, как бы от скуки, мол, с кем еще в пещере и в плену поговоришь, а потом и увлекается – Драконы ведь потрясающие собеседники – начинает дружить. Дружит, дружит, дружит – и вдруг не может без своего дракона жить. То есть вообще.
— И в этот момент, как я понимаю, и появляется Принц.
— Да. Но, как ты понимаешь, уже поздно.
— А ты? Как же твой Принц?
— А что я? Я уже влюбилась. В своего Дракона.
— О, …а Принцу что скажем?
— Не знаю. Скажем, что дома никого нет...

–В объявлении написано, что у вас можно взять квест, — сказал Полуэльф бургомистру. — Но там не объясняется, в чём суть. Вы не могли бы уточнить?
–Да всё просто, — пожал плечами бургомистр. — Видите вон тот холм? На нём засел гоблин с гранатомётом. И периодически обстреливает город. Вот, собственно, и вся проблема.
–Ага, понятно. Надо убить гоблина...
–Что вы, что вы!? — бургомистр вытаращил глаза и замахал руками. — Его ни в коем случае нельзя убивать!
–Почему? — удивился Гном. — Это же гоблин!
–Вот именно! Если мы его убьём, мировая общественность скажет, что это геноцид, а мы расисты.
–Ну и что? Пусть говорит что хочет.
–И введёт войска, — мрачно закончил свою мысль бургомистр.
–Хм...–задумался Полуэльф. — То есть, этот засранец стреляет по вам из гранатомёта, а вы терпите и не смеете дать сдачи?
–Не смеем, — развёл руками бургомистр. — Иначе нас назовут агрессорами.
–Ну хорошо, а если, допустим, не убивать гоблина, а прогнать его куда–нибудь подальше?
–С его холма? Невозможно. Тогда нас назовут оккупантами.
–Поймать и отобрать гранатомёт?
–Экспроприаторами.
–Посадить под замок вместе с гранатомётом?.. Ладно–ладно, не отвечайте, — быстро проговорил Полуэльф, когда бургомистр открыл было рот. — Я всё понял. Действительно, интересный случай.
–Ну так чего же вы от нас хотите? — не выдержала Принцесса. — Убивать нельзя, разоружать нельзя, ловить и прогонять тоже нельзя, а что тогда остаётся? Перевоспитывать? Это не наш профиль.
–Нет, что вы... Для такой работы мы бы позвали психолога. Но, кстати, тогда мировая общественность обвинила бы нас в оказании психологического давления.
–И в осквернении самобытных традиций, — добавил Гном, солидно качнув головой. — Пострелять из гранатомёта по людишкам — это же для гоблинов святое!
–Вот–вот, — радостно воскликнул бургомистр, — вы меня понимаете.
–Ну а от нас–то что требуется? — снова встряла Принцесса.
–Отнести посылку, — вздохнул бургомистр.
–Кому? Гоблину?
–Ну да. Ведь там, на холме, нет никаких запасов еды. Через час гоблин проголодается, объявит перемирие и начнёт переговоры. Он так каждый день делает. Требует, чтобы ему приносили еду, вино, оружие, иногда ещё чего–нибудь... А потом, когда наестся, заявляет, что мирные переговоры зашли в тупик и он вынужден возобновить огонь. Мировая общественность ему очень сочувствует. Считает, что он принципиальный.
–А если вы откажетесь предоставлять ему еду и оружие...
–Тогда про нас скажут, что...
–Ладно–ладно, мы поняли, — замахал руками Полуэльф.
–...и введут войска, — пробубнил бургомистр.
–Ну хорошо, а мы–то вам зачем? Послали бы кого–нибудь из своих отнести мешок.
–Посылали уже. Никто не вернулся.
–Что, гоблин их всех убил?
–Он утверждает, что нет.
–А...
–А мировая общественность ему верит.
–А...
–А тогда скажут, что мы провокаторы. Понимаете, это ведь он, гоблин, проявляет мирную инициативу, это его жест доброй воли. И если что–то пошло не так, то только по нашей вине. Очевидно же! А вы... ну вроде как посторонние, вас он, может, и не тронет.
–Ну хорошо, — подытожил Полуэльф. — Если отбросить всякую политическую шелуху, то от нас требуется взять посылку у заказчика и отнести её клиенту, верно? Обычный почтовый квест. А всё остальное — только ваши проблемы. Так?
–Всё верно, — подтвердил бургомистр, — значит, договорились?
–По рукам, — кивнул Полуэльф. Бургомистр облегчённо вздохнул.
–Можно вопрос? — подняла руку Принцесса. — Вот вы так боитесь, что мировая общественность назовёт вас агрессорами, или милитаристами, или ещё чем похуже — а как она вас называет сейчас?

–Идиотами, — печально ответил бургомистр

(с) из интернета

Незнакомцы. Друзья. Лучшие друзья. Любовники. Незнакомцы.

“Вы ошиблись номером”, - ответил знакомый голос.

Пассажиры, сейчас с вами говорит не капитан.

Я встретил родственную душу. А она - нет.

Продаю парашют: никогда не открывался, слегка запятнан.

Это наша золотая свадьба. Столик на одного.

Сегодня я снова представился своей матери.

Путешественник еще подавал сигналы. Земля - нет.

Я принес домой розы. Ключи не подошли.

Моя мама научила меня бриться.

На разбитом ветровом стекле было написано “Молодожены”.

Наша спальня. Два голоса. Я стучусь.

Я спрыгнул. А затем передумал.

Мое отражение только что мне подмигнуло.

Извини, солдат, мы продаем ботинки парами.

Он кормит из бутылочки убийцу своей жены.

Воображал себя взрослым. Стал взрослым. Потерял воображение.

Хирург спасает пациента. Пациент благодарит бога.

Мне мир покажется игрою,

Иначе ведь не моджет быть.

Бросаем кости мы стобою,

Забыв что значит слово "жить"...

Доска, расчерченные грани...

Любовь - высмеевает смерть.

Узор меняется местами,

А пешка превратиться в ферзь.

очень сложно заставить себя разлюбит, это практически невозможно, мы просто прячем это чувство глубоко-глубоко, как будто жидким азотом обжигая сердце.

мы живём дальше... встречаем со временем новых людей, но это чувство всё равно живёт внутри нас, мы это знаем и чувствуем, но мы настолько запретили себе об этом думать...

но любовь никуда не исчезает...

может зародиться новая любовь не лучше и не хуже, не счастливей или несчастней, а просто другая, и тоже любовь...

но и та предыдущая всё равно навсегда остаётся в нас.