нетвояжизнь

Она вязала носки. Всю зиму. Пара за 2 дня. Уже были одарены все знакомые и соседи. Уже отвезли детям в детский дом. Уже дочка просила освободить её от покупки бесконечных ниток. В магазине, где они продаются, дочке сделали десятипроцентную скидку.

Тогда в ход пошли старые свитера и кофты. Они отстирывались, аккуратно распускались, сматывались в мягкие клубочки. И потом превращались в носки.

Она просто больше ничего вязать не умела. Когда-то, лет сто назад, вязать носки научила бабушка. Теперь она даже не помнит её лица. И нет фотографий, чтобы посмотреть и вспомнить. А как вязать носки - не забыла. Вернее, руки сами вспомнили.

Её уволили очень несвоевременно. Да, пенсионный возраст. Да, молодые без работы. Но она ничьё место не занимала. К ней никогда не было никаких претензий. Она даже болела раз в пять лет. За работу платили всегда мизер. Она так ничего и не нажила. Всё держалось на муже. Пока он был жив. Работа её и спасала после его смерти.

Она приходила к «своим девочкам», слушала их рассказы о мужьях и детях, улыбалась, успокаивала, поила чаем с пирожками.

Её дети давно выросли и разъехались. Приходят и приезжают, конечно. Она готовит обеды и ждёт. Когда в доме взрослые дети, она светится тихой радостью, суетится у плиты, накрывает на стол.

Галдят внуки, перекрикивая друг друга, носятся по тесной квартире, все смеются и она почти чувствует разлитое в воздухе счастье.

Когда её уволили, дочка сказала: ну что ты, никакой трагедии, отдохни, в конце концов, всю жизнь за копейки, денег мы тебе будем давать, ты можешь с подружками ходить, куда захочешь, в театры, музеи, кино или в кафе, можешь записаться в спортивный зал, там как раз собирают группу пенсионеров, можешь хоть носки вязать, сейчас очень модно всё, что делается руками.

Вот за эти носки она и ухватилась. Смотрела мелодрамы на подаренном сыном ноутбуке – и вязала носки. Наловчилась с узорами, с цветами и петухами. Получалось красиво.

В кино и театры не хотелось. В спортивный зал тоже - там надо было тяжело дышать вместе с такими же, выброшенными из жизни людьми, и делать вид, что тебя очень интересует собственное здоровье.

Она знала, что рано или поздно, но это время настанет. Когда надо будет осесть дома и старательно заниматься теми делами, на которые не хватало предыдущей жизни. На самом деле – ждать собственного финиша.

Иногда она завидовала мужу. Мгновенная смерть, практически на ходу, как награда за то, что ты был хорошим человеком. А он именно таким и был.

Она даже старалась вспомнить какие-то неприятности, связанные с ним, чтобы смягчить горечь от своего одиночества. Но ничего не вспоминалось. Похоже, он был идеален. И умер идеально. Если смерти, то мгновенной – как они пели раньше, не понимая смысла этой фразы до конца. Смерть тогда была далеко впереди и совершенно нереальная.

Она даже один раз сходила в церковь. Ей там не понравилось. Слишком театрализовано и грустно, покорно и безнадёжно. А ей и без этого тоскливо, зачем усугублять?

Сын предлагал купить кошку. С хорошей родословной, умную. Чтобы было о ком заботиться. Она не любила кошек. И не хотела ни о ком заботиться. Необязательность дел её устраивала больше.

Выросшие дети были умницами. Они старались придумать, чем её занять. У них получалось плохо. Кошка, санаторий, спортивный зал, театр, музей…

И ей стало казаться, что она их раздражает. Отвлекает от собственных жизней. Заставляет чувствовать себя виноватыми. Вроде как готовы ей создать условия, а она ничего не хочет. Вяжет свои дурацие носки и смотрит дурацкие сериалы.

Она действительно ничего не хотела. И то, как живёт сейчас, её вполне устраивало. Раз у неё отняли прошлую жизнь, где была работа, её девочки, пирожки с клубничным вареньем и чай, настоянный на горных травах.

Иногда помощь заключается в том, чтобы не помогать. Оставить кусочек той жизни, которая просто идёт. Даже если идёт мимо.