Татуиро (homo). Глава тринадцатая

Снимок 1.

Черная дорога улеглась брошенной веревкой к подножию плавного холма. И на фоне рыжей травы, – цвет смягчен серым отсветом – красный автомобиль. Карпатый стоит, расслабленно, скрестив ноги, обтянутые джинсами, выпирая ширинкой, как всегда бывает – в такой позе, в таких джинсах (специально, что ли, так их шьют?). Чуть исподлобья глядит в объектив. Засвеченное лицо его – маска, руки ноют – сорвать и увидеть, кто там, за ней. И страшно. Глаза узкие – прорезями в картоне.

И не только от глаз страшно. А от изогнутой фигуры Жуки, что стоит в характерной позе, срезанный правым краем кадра. Вроде бы случайно попал, очертания смазаны, не в фокусе. Но от доисторического спокойствия звероящера, оправляющегося куда-то за пределы кадра – веет полным отсутствием человека. Пренебрежение ко всему, что не есть он и его физиология.

Снимок 2.

В тусклом свете маячащей в центре кадра лампочки (кривовата и мрачно-желта, царапает глаз), положив кулаки на стол среди бессмысленно разноцветных пакетов, подался худой грудью вперед Чумка.

Лицо из морщин и шрамов, темная прядь на лбу. А в глазах – полет. И лицо из-за этого летит на зрителя. Хочется прикрыться, потому что, стронувшись, все плывет, переворачиваясь на ходу, не полет это, а падение чугунной чушки на запрокинутое лицо, когда черные дыры глаз держат тебя на линии падения. И, не имея возможности от свистящей черноты оторваться, понимаешь, прикрывайся – не прикрывайся, не поможет. Размозжит ненавистью. Что даже и не к тебе, а просто – есть.

Снимок 3.

Лада, завесив лицо длинными гладкими волосами, режет на столе колбасу. Все закрашено серым. А волосы и пальцы – одного цвета. Цвета блестящей карамели, светлые, чуть коричневатые. Не отсюда цвет, не из этого снимка. И свет на них падает – не этой лампочки, что болеет под запаутиненным потолком.

А колбаса, разваливаясь неровными кружками – багрового, настойчиво мрачного цвета. Цвет наступающего будущего, что и предсказывать не надо.

Потому что будущее ее – за изгибами тонкого свитерка и уютной ворсистой юбки – мутными силуэтами с двух сторон. Слева, откинувшись на стуле глыбой – Карпатый, не в фокусе. Белесая голова, но четко по ней – те же прорези глаз, что на первом снимке. Я там, я внутри, всегда наготове…

Справа, полуспрятавшись за высокими коленями – Жука в низком кресле, локти в стороны, пальцы облапили чуть видный телефон.

И так расположено все: добыча ясно и крупно – целью; охотник главный, которому – все, поэтому он ближе и выше, и рука на стол брошена – крупной, расслабленной кистью; и охотник не главный, которому – сладкие объедки… Потом. Но – будут…

Степка шумно вздохнул. Промычал что-то, но затих, сам себя прервав. Витька положил палец на мышку, собираясь открыть следующий кадр. Но друг ухватил его запястье, холодя кожу пальцами.

– Вить, – и прокашлялся. Замолчал. Рассердился, ерзнул рукой по Витькиному запястью. Курсор метнулся по монитору:

– Ты че сделал, бля? Боюсь я смотреть следующий, понял? Придурок одаренный! Одарили на свою голову!

И засопел, смиряясь. Витька покорно ждал. Пальцы на мышке немели.

– Открывай, давай, – уныло сказал Степан. Перестал дышать в ухо. Витька шевельнул немым пальцем, чувствуя, как сердце забивает сваи в солнечное сплетение. Он предполагал, что может быть на следующем снимке. И тоже смотреть его не хотел.

Снимок 4.

Косая в перспективе рама двери. Все пространство за ней – серые смятые простыни. В правом углу – собранная в комок белая фигура, снова лицо завешено волосами. И ощущение дыры в пространстве, будто, не имея возможности метнуться в сторону здесь, схлопывается, стягивается, перетекает вовнутрь, в другое измерение неподвижная маленькая фигурка. Состояние беспрерывного движения, утекание – в отчаянной попытке исчезнуть. Будто светлый туман, что клубится в сфере толстого стекла, никуда не деваясь.

А на переднем плане слева – бледная муть Карпатого – плечо с размытыми куполами, согнутый локоть, рельефная линия бока, к талии суженная – хорошая фигура, атлетическая. И длясь в главное, безнадежно совершившееся уже – распахнутый пояс джинсов, надетых на голое тело. Без деталей, но глаз следует за мышцами пресса, упираясь в край кадра, продлевая увиденное, вон там, за дымкой рыжеватых волос из-под неожиданно четких зубчиков молнии.

Голый локоть, пересекая облезлый косяк, метит присутствием разоренную постель, почти касается комка фигуры.

И на серой простыне – маленькое черное пятнышко с кружевным краем.

Степан перевел дыхание. Молчали.

– Там еще два кадра, – деревянно сказал Витька.

– Объяснять будешь?

– Что, Степ?

Степка забегал по комнате. Витька вполоборота обвис на спинке стула. Водил глазами за другом. Думал, а что говорить? Может, сказать, мол, пьяный был, не помнил, что и где? А все недоумения припрятать. И думать их в одиночестве, думать…

Но Степан вдруг остановился. Глянул на друга диковато.

– Витьк, знаешь, не объясняй пока. Не надо. Сам подумай, хорошо? Если захочешь, потом скажешь. Что-нибудь.

– Степ, – мягко сказал Витька, – все хорошо.

И открыл предпоследний кадр. Смотрел уже не на монитор, а на близкий Степанов профиль: лоб наморщен страдальчески, а круглый синий глаз распахнут и плывет дымкой от нетерпения.

– Ахха! – выдохнул Степка с мрачным удовлетворением.

Снимок 5.

Клякса огня, расцветясь, заняла почти весь кадр. В изгибах пламени, что рвалось вверх, а на мониторе – вперед, обжигая смотрящим носы, – просветы серой земли, помазанные оранжевыми бликами. В самом большом просвете сидит на земле крошечная Галка – полные ноги подобраны в одну сторону, сверкают покрасневшим серебром циркульно острые сапожки, голова, размахнув черные кудри, повернута в изумлении.

– Ну! Ну! Давай уже! Последний давай! – Степка схватил друга за махровое застиранное плечо, – что там, что?

– Сейчас…

Снимок 6.

Просто портрет. Просто лицо – во весь монитор. Чуть-чуть улыбки на приоткрытых губах в мелких трещинках. Глаза круглые, темно-карие, ресницы почти без изгиба – прямой щеточкой, подбородок маленький, острый после широковатого лица. Шея светлая. Нос – обычный самый нос.

Да и все лицо – просто лицо. Глаза только живые, настоящие глаза. И – ресницы густые, красивые. А подбородок маленький такой, после круглого лица – на нет. Сердечком лицо, вспомнил Витька, как говорят. И – шея. Светлая такая…

Рассмеялся нервно. Обычная такая девочка, совсем обычная. Вот только…

– Это она? – услышал Степку, – что там, на кровати? Она?

– А кто же еще?

– Ну, там же лица не видать, а волосы – другие.

Витька присмотрелся.

– Постриглась, все-таки, – обрадовался он, чувствуя неимоверное облегчение.

Все движется, все, ничто не остановилось!

Не осталось в прошлом щербатой пластинкой, что все ловит и ловит иглу одной и той же музыкальной фразой.

Лицо Лады окружало облако легкомысленных кудряшек. Казалось, бегала по душистым сквознякам, путала волосы с солнечными лучами, а потом, утомившись и насмеявшись, бросилась навзничь, раскидывая гриву, на подушку собственных волос. И притихла, сдерживая дыхание, глядя на Степана и Витьку с веселым интересом.

"Какая же ты!", подумал Витька, "какая!"

– Познакомишь, – деловито распорядился Степан.

– Шиш тебе! У тебя – Тинка.

Степан вывернул голову и уставился Витьке прямо в глаз.

– Дурень ты, хоть и из Джанкоя, – сообщил нежно, – это же твоя девочка! А я твой друг, наставник и учитель. Так что – обязан познакомить. Чтоб я на тебя через нее влиял! Понял?

– Понял…

---------------

Заказать первую и вторую книги «Татуиро» можно по адресам:

Интернет-магазин «Якабу»

http://www.yakaboo.ua/ru/catalog/all/-192883

Издательство «Шико» (по цене издательства)

[email protected]

У автора

[email protected]