А ты что его жалеть стала?

Чтоб не сбрасывать несколько раз ссылку, я лучше оставлю это здесь. Приятного просмотра :)

Time to be alive.


Сколько раз смотрела, и каждый раз мурашки.
P. S. Звук погромче!

Каждый раз, когда разговор заходит о моих вокальных  способностях я вспоминаю это:

       "У меня нет ни слуха, ни голоса. Не знаю, как это случилось, но это факт. Я вовсе не обладаю басом, который бы так мне подошел: по неясным соображениям мой голос достался вчерашнему Шаляпину и нынешнему Борису Христову. Это не единственное, но, пожалуй, самое крупное недоразумение в моей жизни. Я затрудняюсь сказать, в какой момент, в результате какой пагубной махинации произошел этот подлог, но так уж вышло, и тем, кто хочет услышать мой истинный голос, я советую купить пластинку Шаляпина. Вам довольно будет послушать Блоху Мусоргского - это вылитый я. Остается только представить меня на сцене произносящим басом: "Ха! Ха! Ха! Блоха!" - и, я уверен, вы согласитесь со мной. К сожалению, то, что я воспроизвожу горлом, когда, прижав руку к сердцу, выставив одну ногу вперед и откинув назад голову, предаюсь мощи своего голоса, постоянно вызывает у меня удивление и горечь. Это бы не имело никакого значения, не будь у меня призвания. Но, увы, оно у меня есть. Я никогда никому не говорил об этом, даже своей матери, но к чему и дальше скрывать? Настоящий Шаляпин - это я. Я - великий непонятый трагик-бас, коим и останусь до конца.         
      Помню, однажды, во время представления "Фауста" в "Метрополитен-опера", в Нью-Йорке, я сидел рядом с Рудольфом Бингом в его директорской ложе, скрестив руки, по-мефистофелевски сдвинув брови, с загадочной улыбкой на устах, в то время как дублер на сцене лез из кожи, выступая в моей роли, а я находил некоторую пикантность при мысли, что рядом со мной сидит крупнейший оперный импресарио мира и ни о чем не догадывается. Если в тот вечер Бинг поразился моему дьявольскому и загадочному виду, то здесь он найдет разгадку на все вопросы.
....
      Моя мать страстно любила оперу, Шаляпин вызывал у нее молитвенный восторг, и я бесконечно виноват перед ней. Как часто в свои восемь-девять лет, должным образом интерпретировав адресованный мне нежный и мечтательный взгляд, я спасался бегством на дровяной склад и уже там, приняв подобающую позу и набрав воздуха, разражался воплем: "Ха! Ха! Ха! Блоха!", сотрясая все вокруг. Увы! Мой голос предпочел мне другого.
      Итак, уроки пения очень скоро прекратились. Один профессор даже коварно прозвал меня "чудо-ребенком", утверждая, что в жизни не встречал парня, настолько лишенного слуха и голоса.
      Я часто ставлю "Блоху" Шаляпина и в волнении слушаю свой подлинный голос."

Ромен Гари. Обещание на рассвете


Всем любителям караоке, ха ха ха - громким и страшным голосом)))

Любимый отрывок. Не могу не поделиться. (точнее один из любимых)

Глава VII
      Драматическая огласка моего будущего величия, сделанная моей матерью перед жильцами дома 16 по Большой Погулянке, вызвала смех не у всех присутствовавших.
      Среди них был некий господин Пекельный - что по-польски означает "из адского пекла". Не знаю, при каких обстоятельствах предки этого милейшего человека получили столь необычную фамилию, но я впервые видел, чтобы фамилия настолько не вязалась с носившим ее человеком. Господин Пекельный был похож на грустную, педантически чистую и озабоченную мышь; у него был до того скромный, неприметный и отсутствующий вид, какой, наверное, бывает у человека, принужденного в силу обстоятельств и вопреки всему оторваться от земли. Это была впечатлительная натура, и уверенность, с которой моя мать пророчествовала, по библейской традиции положив руку мне на голову, глубоко взволновала его. Всякий раз, встречаясь со мной на лестнице, он останавливался и серьезно, с уважением смотрел на меня. Пару раз он даже решился потрепать меня по щеке, после чего подарил мне две дюжины солдатиков и картонную крепость. Он даже пригласил меня к себе и щедро угостил конфетами и рахат-лукумом. Пока я объедался (никогда не знаешь, что будет завтра),  маленький человек сидел передо мной, поглаживая порыжевшую от табака бороденку. И вот наконец последовала трогательная просьба, крик души, признание в необузданной и тайно глодавшей его амбиции, таившейся в тихой мышиной груди:
      - Когда ты станешь...
      Он застенчиво огляделся по сторонам, вероятно сознавая свою наивность, но не в силах совладать с собой.
      - Когда ты станешь... всем тем, о чем говорила твоя мать...
      Я внимательно смотрел на него. Коробка рахат-лукума была едва начата. Инстинктивно я чувствовал, что имел на нее право только благодаря ослепительному будущему, которое мне пророчила мать.
      - Я стану французским посланником, - с апломбом ответил я.
      - Бери еще рахат-лукум, - сказал господин Пекельный, пододвигая ко мне коробку. Я взял. Он тихо кашлянул.
      - Матери чувствуют такие вещи, - сказал он. - Может, ты и вправду станешь известным. И далее будешь писать книги или в газетах...
      Он наклонился ко мне и положил руку мне на колено. Понизил голос:
      - Так вот! Когда ты будешь встречаться с влиятельными и выдающимися людьми, пообещай, что скажешь им...
      Внезапно дерзкий огонь честолюбия блеснул в глазах мыши.
      - Обещай, что скажешь им: в Вильно, на улице Большая Погулянка, в доме шестнадцать, жил господин Пекельный...
      Его умоляющий взгляд встретился с моим. Его рука лежала у меня на колене. Серьезно глядя на него, я ел рахат-лукум.
      В конце войны в Англии, куда я прибыл четырьмя годами раньше, чтобы продолжать борьбу, Ее Величество Елизавета, мать ныне здравствующей королевы, производила смотр нашей эскадрильи в Хартфорд-Бридже. Вместе с экипажем я стоял навытяжку у нашего самолета. Королева остановилась прямо передо мной и с обворожительной улыбкой, снискавшей ей заслуженную популярность, спросила, откуда я родом. Я тактично ответил: "Из Ниццы", чтобы не путать Ее Всемилостивейшее Величество. Но вдруг... Это было сильнее меня. Будто наяву, мне представился маленький человек, который волновался и жестикулировал, топал ногой и рвал волосы из своей бороденки, тщась напомнить о себе. Я попробовал сдержаться, но слова сами собой слетели с языка, и, решившись осуществить безумную мечту человека-мыши, я громко и внятно сказал королеве:
      - В Вильно, в доме шестнадцать по улице Большая Погулянка, жил такой господин Пекельный...
      Ее Величество грациозно кивнула и продолжила смотр. Командир эскадрильи "Лоррен", милейший Анри де Ранкур, ядовито посмотрел на меня.
     
Ну что ж, я отработал свой рахат-лукум.

Добрейшая виленская мышь давно закончила свою жизнь в кремационных печах нацистов, как и многие миллионы других евреев Европы. Однако я добросовестно продолжаю выполнять свое обещание при встречах с великими мира сего. На трибунах ООН и во французском посольстве в Лондоне, в Федеральном Дворце в Берне и на Елисейских полях, перед Шарлем де Голлем и Вышинским, перед высокими сановниками и сильными мира сего я никогда не забывал упомянуть о маленьком человеке и, выступая по многим каналам американского телевидения, неоднократно сообщал десяткам миллионов телезрителей, что в доме 16 по улице Большая Погулянка, в Вильно, некогда жил господин Пекельный, отдавший Богу душу.


Обещание на рассвете. Ромен Гари

Бывает такое настроение хорошее, вот всю прям прет изнутри энергией, здоровьем, позитивом.
В таком состоянии очень нелегко контролировать исходящий поток информации. Особенно тяжело с шутками. Это выше меня. Я просто не могу сдержаться, и ляпнув что-то, старательно не подаю вида, что это было ненамеренно, просто вырвалось.

Этот тип сидел у меня часа полтора. Какие страны только не смотрели. Под конец я так устала, что вместо ответов уже просто качала головой.
В заключении консультации попросила заполнить анкетку. Он взял ручку, посмотрел на вопросы, потом: "Это же меня ни к чему не обязывает?"
Мое терпение лопнуло, контроль пал. Глядя в монитор, с серьезнейшим выражением лица, монотонным спокойным голосом: ""Подписывайте, подписывайте. Только что мы с вами официально оформили наши отношения, поздравляю. Теперь мы в браке. А больше ни к чему не обязывает".

Занавес.

Вот они плоды тяжкого труда.
Тренинги. Изучение стандартов. Корпоративный этикет. Установление контакта. Выявление потребностей. Профессионализм. Подведение к итогу встречи. Договоренности. Доброжелательная улыбка. Прощание.

Все дни тренинга отгребала за свой "слишком сухой деловой тон". Где Вы раньше работали? в офисе? большая корпорация. Это чувствуется. Вы не интересуетесь людьми, не хотите выявить их истинные глубинные  потребности,  (да срать я хотела, двух любовниц он везет или жену с дочкой). Надо больше заинтересованности.

Вооот

Я начала интересоваться до глубины. Часа по пол интересоваться.
Ну так, профессионально, по стандартам:
учтивость, искренняя заинтересованность, улыбка, смех, периодически кивать, и быть оупен на все сто, а главное не терять визуальный контакт.

Теперь  же сижу смотрю на свои телефоны в некотором недоумении.
В одном - предложение поехать осенью в Турцию, а на выходных в Крым.
Во втором смс - привет-как-дела.


То ли я таки действительно не догнала что-то в том  тренинге.
То ли люди, составляющие эти стандарты где-то просчитались...

надо будет спросить у него как-нибудь, "ты не придурок случайно, а то так нравишься..."

И все таки мы из одной песочницы.

Я леплю свои куличики, ты ездишь машинкой по только что выстроенному мосту, через реку, вулкан, и проваливаешься в обрыв на крутом вираже, а потом выталкиваешь свою машинку сверхмощной вспышкой подземного удара прямо в центр моей пирамиды. Я исподлобья смотрю на развалины моего замка, на яркую машинку в центре руин. Перевернутые колесики все еще крутятся по инерции. Нежно сжимаю ладошкой ручку лопатки, молча поднимаю глаза на твою довольную рожу. - Это же было круто, скажиииии, скажи, скажи, Скажи это было класс! ты видела, видела?!?

Опускаю глаза на труд всего дня, мой замок, вернее на то, что от него осталось, неторопливо выковыриваю лопаткой машинку. Опустив голову, рассматриваю ее, борясь с желанием въехать тебе по роже этой машинкой, наконец, бурчу в ответ: - это было просто зашибись. А теперь иди играй где-то подальше, и не мешай мне.

Ты шмыгаешь носом, непонимающе вытаращив на меня глаза, вытираешь рукавом нос, внимательно следишь, как я закапываю твою машинку в только что вырытую мной ямку, и с удовольствием ставлю сверху холмика палочку - флаг. Поджимаешь губы, растерянно ищешь маму, но вокруг никого. Подтягиваешь штаны и выползаешь из песочницы.

Еще какое-то время я украшаю холмик листочками, цветочками и арбузными семечками. Ты наблюдаешь за мной из-за соседнего дерева, домой идти еще рано, а мальчишки все убежали играть в казаков-разбойников, во дворе никого. Только я, заново отстраиваю свои куличики. Так усердно бью лопаткой по ведерку, чтоб получились, чтоб наверняка! чтоб были крепкие - крепкие, чтоб больше никто не посмел. Ни один чтоб больше не посмел сломать. Так стучу, что от усердия ломается моя лопатка. Я знаю, что ты сидишь уже на дереве, там тебе лучше видно. Я даже слышу как ты хихикаешь в этот момент. А я сижу вся в песке, испачканная по уши, песок даже в голове. Упрямо пытаюсь склеить куски вместе. Пыхчу от усердия. Ты подходишь, становишься напротив, качаешь головой. Потом как когда-то, когда мы еще дружили, вдруг становишься на руки и смешно задрав ноги обходишь меня по кругу.
Отводя глаза, делаю вид, что меня это совсем не смешит. Ни капельки. Встаю, отряхиваюсь, с размаху закидываю поломанные куски лопатки в урну.
Прибежали ребята, наперебой рассказывают нам, как здорово они только что сражались с пиратами, и каким чудом их спасли казаки. Мы улыбаемся их рассказам, делаем вид, что нам очень интересно. Поправляем одежду сползшую от подергиваний друзей. Прищурившись, не сводим глаза друг с друга.
Кто-то спрашивает почему в песочнице стоит холмик с палкой. Я отвечаю, - Потому что среда.
Никто не понимает. Ребята молчат, почесывая затылок.
А ты улыбаясь отвечаешь, - Ну среда, пацаны. Всемирно известный день. Так положено. Класть машинки в ямку, закапывать и ставить палочку.
Все понимающе качают головами.
Я ухожу домой, прикусив до боли губу, чтоб не рассмеяться, не испортить эффект.
Потому что среда!