Молоко на экспорт. ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. Не последняя)))

Коффи Аннан вздрогнул, его размышления о причёске любовницы Карлы Бруни
явно вышли за рамки привычного размышления о волосах. 
- Тот громила слева как-то не похож на футболиста, - деликатно заметил доктор
Звия Рамус. Его английский оставлял желать лучшего, но о его профессиональных
навыках тельавивские окрестности уже слагали легенды. Доктор и эксгенсек стояли
на балконе частной клиники с видом на вертолётную площадку. "Удобно, - снова
подумал Коффи Аннан, - получил инсульт во Львове, а через 40 минут уже в клинике
Тель-Авива".
- Почему же не похож? - парировал он лениво, - в футболе только и нужны, что
семь футов росту, железные мышцы, бамбуковые связки и мозг, впаянный в
непробиваемый череп.
Звия Рамус деликатно высморкался и осмелился возразить.
- Вы наверное имеете в виду футбол американский? - возразил Звия Рамус.
- А что - есть какой-то ещё? - недоверчиво пробормотал Коффи Аннан,
прикладываясь к биноклю. Шагавший слева от женщины с огненными власами чёрный
исполин мог быть квотербеком его любимой команды "Нью-Йорк Янкиз". Но состав за
те 25 лет, что он не смотрел матчи по футболу, наверняка изменился.
- Какой ещё? Ну...европейский... - Звия Рамус панически подбирал незнакомые
английские слова, - ну...этот...как его...соккер!
- А, соккер, -  расстроился Коффи Аннан, - ну соккер - то соккер, а футбол - то
футбол.
Ещё одного взгляда в бинокль хватило, чтобы намётанный глаз определил главную
опасность, поджидавшую его в будущем. Он указал рукой вправо, туда, где,
конкретно поотстав, плелись двое.
- А то что за два рагуля?
Два рагуля - Дерепа и Савелий - держали друг друга за руки и были пьяны.

15,5

(отчёт по прослушке  объектов С. Д. и К. агента 117 специально для генштаба из госпиталя Аль-Барадея, пригород Телль-Авива. Да здравствует, МОССАД, самая еврейская разведка в мире!)
- О дывысь, Кава Дрочило, -  Савелий.
- Почти Хава Нагила, - Дерепа.
- Я Коффи Аннан. Очень приятно.
- Уйобуй в Гану, Дрочило! Навіщо Йугославію бомбами закидав? – Савелий.
- То был не я.
- А хто?
- Хабьер Солана
- А він хто?
(Рекомендации: объект С. демонстрирует повышенную неадекватную агрессивность в отношении объекта К. Данная агрессивность может быть вызвана алкогольной интоксикацией объекта К, продолжительность  которой не установлена. Рекомендовано продлить слежку за данными объектами, дабы проследить динамику их отношений в период умеренного пьянства объекта К.
Возможность неприязни на расовой почве предлагаю брать во внимание.  
Напоминаю, что относительная ценность обеих объектов достаточно высока. Субъективная полезность объекта К. выше аналогичного показателя у  объекта С. на 9 единиц. Напоминаю, что рекомендованным методом  воздействия на менее полезный объект является его  физическое уничтожение). 

16

Коффи Аннана, двойника Хамида Карзая, любовницу Карлы Бруни, христианского
проповедника, футболиста Даррена Мура и двух пьяных футбольных комментаторов
Савелия и Дерепу завели в палату, где лежал безнадёжный пациент. Никто не знал,
зачем все эти люди понадобились умирающему премьер-министру. Но всяк, наделённый
белым халатом и обделённый крайней плотью, знал, что раз эти люди понадобились,
значит Ариэль Шарон задумал новую войну с арабским миром.
- Заходите. Прошу, - Звия Рамус и ещё четверо в халатах проводили путников в
палату.
- И не молчите, - вставил своё слово криптограф из МОССАДа  Мейр Вольф,
приземистый мужичок с красными глазами, - премьер-министр должен отреагировать
на вашу речь, сердцебиение изменится, и мои люди наверху — он кивнул на окошко
под потолком, - смогут зафиксировать передачу данных. Начните вы, господин
Аннан. Попробуйте воскресить в господине министре светлые воспоминания. У вас
ведь есть общие светлые воспоминания, так ведь?
Коффи Аннан выступил вперёд, прикоснулся к кроватному столбику. Всё пространство
вокруг было уставлено регистрирующим оборудованием, индикаторами, трубками,
лампами, экранами. На одном мониторе беззвучно бежала картинка "Аль-Джазиры", на
другом - слабо извивалось сердце безнадёжного пациента. От некогда цветущего и
пузатого индивидуума осталась только голова — костяной шар, упакованный в
большой платяной пакет. В пакет свободно могло войти ещё пару шариков поменьше.
Сверху голова была накрыта прозрачным колпаком с трубками. Всё прочее, бывшее
когда-то премьером Израиля Ариэлем Шароном скрывалось покрывалом, белым, как
негатив ночной фотографии.
- Здравствуй, мой еврейский друг, - тихо сказал Коффи Аннан и вздохнул, -
хорошие были времена. А теперь ты вот какой, а я немногим лучше. Хоть в зеркало
не смотрись.
Накатила слеза.
- Заставляю себя. Представляешь? - Коффи Аннан быстро справился с волнением и
першением в горле, - Заставляю себя видеть своё лицо в зеркале.  Но когда-нибудь
надоест, и я забуду себя заставить. Ты ведь забыл, верно? Один раз посмотрел в
зеркало - и забыл, подумал: "Довольно"... Так я и думал.  Хотя нам, старикам, по
сути мир принадлежит. Мир-то -  НАШ и создан по НАШЕМУ образу и подобию. А
пока молодые  его переделают, сами состарятся. Как думаешь? Верно говорю?
Коффи Аннан пытался рассмотреть глаза под колпаком. Они были открыты, но
выражали то же, что и колпак.
- Как дела, мой друг? Что ты видишь? Думаю, что не эту вот пластмасску и не
другого старого дурака, склонившегося над твоей кроватью и пытающегося тебя
расшевелить. Что видят глаза человека, заглянувшего в вечность? Райские кущи?
Голубой тоннель? Или они обращаются глазницами вовнутрь и навсегда теряют
способность видеть дневной свет? Ты так и не ответишь мне? Как дела твои, мой
друг? Что  ты видишь? Друг мой, почему ты молчишь?
Прошло полчаса. Окошко под потолком не подавало признаков жизни. Мейр Вольф
засуетился.
- Попробуйте разговаривать между собой. Сил господина Аннана пока не хватает.
Какую-нибудь непринуждённую беседу. Ни о чём.
Публика неловко переминалась с ноги на ногу — куда им до красноречия бывшего
генсека?
- Как дела? - попробовал тишину на вкус проповедник.
- Хи-хи, - хихикнула любовница Карлы Бруни.
- Зачем мы здесь? - неожиданным басом отозвался футболист Даррен Мур.
- Мы зачем-то понадобились вот этому человеку, - попытался доходчиво, но
суетливо обьяснить двойник Хамида Карзая, - ты фильм видел про арабо-израильскую
войну? Ну, тот, что нам показывали прежде, чем привести сюда. Думаю, что это
взаимосвязно, ты как считаешь?
Даррен Мур где-то под потолком покачал своей лысой негритянской головой. И
где-то там же, под потолком, неожиданно раздался ликующий вопль.
- Текст пошёл! Пациент начал дышать!!! Все за работу!!!
- Урра! - восхитился Мейр Вольф, - я поднимусь наверх, засуну кардиаграммы в
дешифровальную машину,  и через каких-то пару минут, если будет на то воля
дешифровальной машины, вы все услышите голос великого пророка израилевого.
- Моисея? - удивился проповедник.
- Хи-хи, - хихикнула любовница Карлы Бруни.
Голос Мейр Вольфа раздался в динамиках комнаты несколько позже, чем он обещал. И
этот голос был голосом Романа Трахтенберга. "Оперативно работают, - подумал
Коффи Аннан, всё ещё разглядывая белую простыню на кровати своего еврейского
друга, - значит, дело действительно дрянь".
- Бывали времена, когда из носа, я выковыривал по тонны две соплей,- начал
вещать Роман Трахтенберг. Продолжение, как и предполагал Коффи Аннан, получилось
в стихах.
 
но пострадал мой череп от износа -
и сопли сами лезут из ушей

Дальше — больше.
 
бывали времена, когда из уха
я серы залежь пальцем доставал
но пострадали ухи от разрухи -
теперь там  сопли, суки,  правят бал

Трахтенберг и не думал умолкать.
 
бывали времена, когда из попы...
а впрочем, просто - "были времена"...
нет в попе залежей - одни микробы,
что лепят - сука -  пулю из говна
 
- Здесь стоп, - прорезался свыше глас криптографа, - думаю, пора расшифровать
то, что вы сейчас  услышали. Мадам, можете вынуть руки из ушей, обещаю, что
дальнейшее послание господина министра не будет таким скабрезным. По-моему, всем
очевидно, что в этой части обращения господин министр приветствует вас всех в
своей скромной обители и сожалеет о былых временах, когда он был молод и полон
сил. Теперь же, по утверждению господина министра, ему жмёт черепная коробка,
закладывает уши и досаждает гемморой...то есть всё это он, конечно, не
чувствует, но представляет. Вот.
 
Предлагаю слушать дальше.
 
Никто не возражал, и голос Романа Трахтенберга, невольно ставший рупором в руках
пророка израилева, снова заполнил пространство палаты. А Коффи Аннану
показалось, что лицо Ариэля Шарона впервые дрогнуло, как услышал
он собственные сердцебиения, ставшие словами. И что-то свыше - а может быть сам
Ариэль Шарон - уже нашептали ему правильный ответ.
 
бывали времена, когда спросонья
я целовал себя самим собой
и думал ласково, что может конь я,
беспечный жратель травки луговой
 
а может, я усталый путник Вася,
что у ручья укакался в ночи?
а может, мне доярка отдалася,
на летнем взморье, за стакан мочи...

- Здесь - стоп, - снова Мейр Вольф, - это ядро послания. Самоя его суть.
Слушайте внимательно и да отверзнуться ваши уши и глазницы. Господин президент
предупреждает нас о великой опасности. О великой опасности, идущей с востока.
- Це ми вже чули, - оггрызнулся Сергий Дерепа.
-  Опасность действительно есть, - медленно сказал Коффи Аннан, поворачиваясь, -
но не там, где вы её пытаетесь отыскать.
- І це ми вже чули, - не унимался Сергий Дерепа.
- Ні. Цього - ще ні, - мужественно поправил друга Сергий Савелий.
- Уйобуй в Гану, - после секундного замешательства добавил Сергий Дерепа и
умолк. Все вопросительно воззрелись на Коффи Аннана.
- Мой друг действительно предупреждает об опасности. Но - для человечества, а не
исключительно для еврейского народа.
- Чушь. Ерунда, - покачал головой доктор Звия Рамус, - при чём здесь
человечество?
- Мой друг и ваш премьер говорит о "беспечном жрателе луговой травки", - упрямо
продолжал Коффи Аннан, - речь, понятно, идёт о коне или, что уж тут греха таить, о корове.
При этом через всё послание красной ниткой проходит образ доярки, этой бесстрашной собирательницы  молока.
 Если предположить, что на лугу растёт валерьянка, а молоко может быть только коровьим, мы получаем прямое
указание на главную опасность, которая угрожает всем нам.
Коффи Аннан выдержал хитрую театральную паузу и, хотя доктор Звия Рамус со
помощники в такт недоверчиво качали головами, разукрасил  своё выступление ярким
и выразительным финалом.
- Не сочтите меня ненормальным, свихнувшимся и выжившим из ума безумцем, но имя
главной опасности, которая угрожает всем нам, - это первый официальный кот
Вселенной кот Сергей Антонович Хуяка.
Публика ороговела.
- Простите, - наконец раздался голос свыше. Мейр Вольф. - но я с вами не
согласен. Кот...бррр...Хуяка, как вы сказали. Разве это опасность? Реальная
опасность — это прислужники полумесяца. Реальная опасность - это опасность войны
между Израилем и Арабским миром. Тем более послание господина министра явно
свидетельствовало об этом.  А что - этот кот? Он отвратителен? Да. Он мерзок?
Несомненно. Но это чудо, недолговечное, ранимое и хрупкое. После того, как его
не станет, человечество снова утратит веру в чудеса. А не станет его, увы,
слишком скоро.
Коффи Аннаном вдруг овладело удивительное и слегка подзабытое чувство полёта - это
когда он отрывался от трибуны и улетал в неведомые дали, а потом приходили счета
за нецелевое использование авиации. Он говорил, и им будто двигала чья-то
неведомая рука. Или язык. Или и то, и другое вместе.
- Уважаемые, - сказал он громоподобно, - Я изучил эту проблему, пока летел сюда к вам.
по моей информации, от лапы кота Хуяки стали умирать президенты стран членов ООН. Один за одним, в разных частях света.
- Верно подмечено, - ожил  в динамиках невидимый Мейр Вольф - но все мы смертны,
и все там будем.
- А что если он задумал убить и президента Израиля? - нашёлся Коффи Аннан, - как
вы тогда запоёте?
- Все мы смертны, - спокойно повторил Мейр Вольф, и четвёрка врачей в белых
халатах согласно кивнула, - но никто не запрещает нам надеятся, что в списках
кота...гхм...Хуяки найдутся строчка и для президента Палестины, и для всех его
шакалов-приспешников. И что строчка эта, тешу себя робким чаянием, наступит
никак не позднее строчки Нетаньяху.
Глаза Коффи Аннана беспрерывно расширялись. Все присутствующие смотрели на него,
как на ненормального, свихнувшегося, выжившего из ума безумца.
- Почему вы не остановите его? - прошептал он в никуда, - Есть ведь законы!
- Господин Аннан, вы слишком много времени провели на окраине цивилизации. К
счастью, для кота Хуяки неприменим ни один человеческий закон.
- Так примените!
- Это невозможно.
- Почему? Нарушьте закон, в конце концов, чтобы спасти себя!!!
- Это невозможно.
- Ок, - Коффи Аннан перешёл на резервное питание и подключил дополнительные
дипломатические ресурсы красноречия, - ок. В нашем случае важно само осознание
беды. Да? Да! Нам грозит беда от этого странного-страшного монстра-чуда. Он
убивает всех президентов и скоро он их всех убьёт. Мы осознаём это?
- Неееееееееееет! - завыл протяжный хор.
- Осознаём! - продолжил Коффи Аннан как ни в чём не бывало, - а осознать в нашем
случае, - значит победить. Победить?
Повисла нехорошая тишина. Коффи Аннан сразу вспомнил, как смотрели на него
делегаты после финального отчёта по программе  "Нефть в обмен на
продовольствие". Нехорошо смотрели, вообщем-то.
- Дядя, - отозвался христианский проповедник из первого ряда, - в НАШЕМ случае
можешь засунуть свою философию в жопу, а потом туда же - и голову. Всем будет
больно, но приятно.
- Что ты несёшь? - возмутился Хамид Карзай со второго ряда, обращаясь, скорее, к
нему, чем к проповеднику, действительно смоловшему очевидную хрень.
 - Ок, - Коффи Аннан с трудом держал себя в рамках, но взгляд на безликое лицо
безнадёного пациента и друга снова подсказал ему правильный путь.
- Ок, раз так, то -  ок... -  тогда обьясните мне, ОБЬЯСНИТЕ МНЕ,  - его глаза
блеснули, - зачем МЫ здесь?
Футболист Даррен Мур резко вскинул голову. Его глаза исполнились невыносимой
надеждой, а макушка задела какое-то важное приспособление, прикреплённое к
потолку. Приспособление сломалось и провисло - под его тяжестью выскочили из
желоба провода и державшееся с их помощью электронное табло рухнуло на
подставку. Не рассчитанная на такую тяжесть  подставка держалась ровно полторы
секунды, затем треснула пополам, и электронное табло с высоты полутора метров
опрокинулось на электронный колпак, под которым глядели вовнутрь глаза, не
похожие ни на что. Ариэль Шарон издал хекающий звук, на уцелевшем мониторе
замигали алармы, сердце превратилось в пунктир и через несколько секунд всё было
кончено.