Серый треугольник (I)

    I
    Путилов шёл по грязной октябрьской улице озлобленный на всех и вся, злобно кленя эту страну, её хамоватых граждан, да и вообще весь этот черный свет. Проезжавшие мимо машины обдавали его с ног до головы тёмной водой, при этом ещё и раздраженно сигналя сутулому прохожему. В общем, Егор Путилов был не в духе, и на то были причины.
    Во-первых – личная жизнь. Мало того, что супруга в последнее время пристрастилась к алкоголю, так еще и явно изменяла ему со своими собутыльниками. Кроме того, значительно ухудшилось собственное здоровье, постоянно мучила изжога, болела голова, нервы расшатались так, что он почти утратил возможность нормально общаться с людьми, не срываясь на крик и нецензурную брань. Да и с работой в последнее время что-то не клеилось – заказы на рецензии поступали редко и все на противные ему темы – то про абстракционизм, то про супрематизм, то про кубизм. Один из локальных  олигархов внезапно почувствовал тягу к занятию живописью, и так как рисовать не умел, а учиться не хотел – реализовывал себя в различных каракулях, которые подневольные критики должны были теперь возводить в ранг высокого искусства. Путилов уже занес три статьи в местные издания и сейчас направлялся в единственное в городе отделение Глобал-банка, чтобы обналичить выданные чеки на жалкую по нынешним временам сумму.
    В банковском фойе, отделанном темно-серым мрамором, он неосторожно подскользнулся на  мокром полу, неловко упал на бок и сильно зашиб ребра. "Да когда ж это всё закончится!.." – злобно прошипел Егор и, держась за бочину, направился к свободному окошку, которое, как водится, тут же закрылось. Подошел к следующему, занятому, видимо, на долго – клиент копался в ворохе бумаг, подписывался где-то в бескрайних простынях, при этом спорил с кем-то по мобильнику на производственные темы. Путилов пристроился сзади и стал ждать своей очереди, мрачно обозревая совсем не дружелюбное внутреннее убранство банка.
    Тёмные стены удручающе дополняли тяжелые багровые портьеры, тонированные окна омрачали и без того не особенно яркий солнечный свет, хайтековские потолочные светильники холодного газоразрядного свечения лишь добавляли душевного дискомфорта. На стенах были развешены безвкусно-разножанровые репродукции одна "веселее" другой – "Последний день Помпеи" Брюллова соседствовал с "Черным квадратом" Малевича, меж окон буйствовал "Девятый вал" Айвазовского, возле входа притаилось нечто угрожающе-фантасмагорическое от Сальвадора Дали.
    Неожиданно мужчина у окошка что-то эмоционально выкрикнул в телефон, поспешно собрал в портфель все бумаги и торопливо удалился в проеме выхода. Егор уже было протянул чеки кассиру, но громкие звуки у дверей - гулкие хлопки, глухие удары, возгласы и звон разбитого стекла, остановили его намерение. В помещение через узкий вход врывались люди в масках. Помахивая автоматами и пистолетами налетчики в весьма невежливой форме стали требовать денег у кассиров, посетителей  и испуганной охраны. Кое-кто из присутвующих в банке уже благоразумно лег на пол, некоторые лишь удивленно хлопали глазами.
    Путилов от увиденного инстинктивно присел под прилавок кассы и постыдно задрожал от страха. Накрывший его ужас был безграничным как вселенная и парализующим как яд кураре. Вся прошедшая жизнь мелькала у него перед глазами – нелепая, неудачная, безрадостная. Сначала детство, самые яркие воспоминания – отвратительный запах подгоревшей каши в детском саду, пытки обязательным поением в школе топленым молоком на половину состоящей из ненавистной пенки, убогие игрушки, неудобная обувь, серая как роба одежда, скучнейшие уроки. В институте были не менее скучные лекции, появился алкоголь – отвратительный на запах и вкус, с тяжелым отупляющим приходом и неотвратимым чугунным похмельем, какие-то несуразные любовные похождения, нескладный судорожный секс, женитьба по залету. Работа – еще более скучная и еще более обязательная, а зарплаты едва хватало на то, чтобы не помереть с голоду. Казалось бы – хуже не куда, но потом сделалось еще хуже – на улицах начали бить и грабить, и даже отвратительная работа стала как-бы желанной, хотя платили теперь еще меньше. Предавшие друзья, тупик семейных отношений и никакой надежды на малейшее улучшение ситуации в будущем. Тут взгляд Егора уткнулся в репродукцию "Черного квадрата" висевшего в несуразно помпезной тяжелой бронзовой раме. Он смотрел в бездну этой цветовой пустоты и бездна затягивала его, накрывала сознание волной безразличия и бездушия. И тогда Егор вынул из внутреннего кармана травматический пистолет и с криком "Ура!" бросился на грабителей, стреляя резиновыми пульками в натяжной потолок из черно-лакового латекса. Треск, всполохи, жаркий огонь и темнота угасающего измученного сознания – прощай, жестокий мир!