Успех пришел к социализму после смерти.

Примечательно, что этот верлибр я нашел в книге моего земляка, которого знаю как бывшего полудиссидента, а ныне преподавателя американского колледжа, эмигранта Святослава Бакиса («Прутский мир»: изд. «Дух и литера»). Верлибров с подобными настроениями там немало. И про целинные песни, которые поют в американских домах престарелых, и про стойкость и сладость советских стереотипов и т. п. Есть в этих строках и ирония. Но немного, для вкуса. То, что канал «Ностальгия» пользуется редкой популярностью, еще как-то можно объяснить, но найти слова симпатии к социалистическому отечеству в книге человека, которому жилось здесь неважно... Об этом стоит поразмышлять.

И правда, почему вспоминают с нежностью те времена — с бедноватыми прилавками, скучноватыми газетами, обязательным фильмом после программы «Время» и назидательной программой «Ленинский университет миллионов» в 18.15? Разве дело только в ностальгии по юности? И мои земляки, западные украинцы, все еще шутят про «шампанское по утрам», которое пьют аристократы и дегенераты, про то, что чувствуют себя «по сравнению с Бубликовым неплохо», и про «птичку жалко». И даже магазин рядом с моим домом называется вполне по-советски — «Чей туфля».

И вроде ясно, что жить среди гипермаркетов, с сотнями программ телевидения, с возможностью отдохнуть где угодно, лишь бы это было по средствам, куда как удобнее, чем без всего этого. Однако... В чем секрет?

Этот успех социализма, который пришел к нему после смерти, как к какому-нибудь Ван Гогу, как ни странно, еще раз опровергает Маркса. Его нелепую зацикленность на материальном. Тема невообразимо велика, но вот несколько замечаний. При отсутствии быта в советское время как-то удивительно мало заботил именно быт. Меньше гипнотизировал. Знал свое место. Вспоминают именно это, а не бедные прилавки. Вспоминают дух, а не материю. Вспоминают интернационализм, поэтов на стадионах, бардовскую песню, неозабоченность завтрашним днем, много чего еще.

Социализм проиграл как экономическая система, но, похоже, не как образ жизни. Недавно прочел, что сорок процентов немцев бывшей ГДР позитивно относятся к социалистическому опыту. В немецких СМИ этот результат активно обсуждался. Этот факт приподнимает завесу секрета Полишинеля: даже в самом успешном и богатом капиталистическом обществе неприятно жить по меньшей мере сорока процентам населения.

Перспектива стать машиной по добыче денег, даже очень удачливой машиной, привлекает не всех. Какую же альтернативу предлагал советский образ жизни?

Работали, конечно, в СССР, что называется, за зарплату. Но в отсутствие погони за деньгами было время увидеть ближнего, оценить его не по толщине кошелька, поговорить с ним, подумать о Вселенной, погулять весенними дворами, увидеть смерть и жизнь. Деньги не заслоняли ни ближнего, ни весенних дворов, ни конечности жизни. Такой странный свободный быт породил своеобразный советский гуманизм, советскую жизненную философию. Именно этот странный советский гуманизм — не христианский, не масонский, не буддийский, а как бы стихийный, безыдейный, родившийся от жизни самой, — если подумать, держит нас и сейчас. И, похоже, этот гуманизм, эта незаслоненность жизни вечной погоней за благами кажется многим более достойным, полноценным, гармоничным проживанием судьбы. Но думают так, конечно, далеко не все.

«Да что ж такое? — спросит осведомленный читатель. — Разве не знают, что европейская общественность в шаге от того, чтобы приравнять советскую систему к фашизму? Разве не читали, не видели, скольких жертв стоил этот утопический эксперимент?» Увы, действительно, такой кровавой мясорубки эта страна еще не знала. Но и европейская общественность никогда не отличалась особой прозорливостью. Ибо совершенно очевидно, что фашизм пал потому, что люди были лучше, чем отвратительная идея фашизма. А коммунизм пал потому, что идея оказалось лучше людей. Разница, согласитесь, есть. Разве не живут уже тысячелетиями монахи при том самом коммунизме? А монахи далеко не худшие представители человечества. Коммунизм в монастырях абсолютно естественен и совершенно не кровав. То есть в самой идее не было ничего плохого. Если бы все были чисты, как монахи, то выбрали бы, конечно, социалистический путь развития.

Но попытка установить коммунизм обнаружила тайну человека. Она вне логики, вне науки. Тайну попробуем сформулировать так: справедливость идет на пользу далеко не всем. Она подходит... справедливым. Других она убивает. Опасная вещь. Это таинственный недостаток (?) бытия. И непреодолимый, судя по всему. Поэтому в идеале коммунизм мог дать шанс разве что художникам, ученым, бессребреникам и другим внеклассовым маргиналам.

И примечательно, что ностальгические строки я нашел у диссидента, а не у бывших советских писателей, которые при каждом удобном случае расписываются в ненависти к «совку», и не у комсомольско-коммунистических клерков. В падении социализма особого торжества человека нет — такое настроение проскакивает у антисоветчика Дзюбы. Кажется, что все зрители канала «Ностальгия» и даже многие бывшие советские граждане, которые успешно ассимилировались в Америке, тоже не рады.

В социализме появилось нечто стоящее, именно когда пролетарская составляющая начала исчезать. Вспоминают ведь не сталинские времена, а брежневские. Именно тогда те вольные художники, бессребреники, философы хоть как-то воспользовались его преимуществами — и появились неплохие книги, чудесные фильмы, большие философы. А ведь были еще и более приземленные бытовые вещи: например, почти всегда выходили замуж по любви, не испытывали социальных комплексов, не так боялись старости (даже ждали пенсии, насколько помню). А это гвозди, которыми держится жизнь. По большому счету отсутствие политической свободы в некоторой степени окупалось наличием свободы личной: любить, бездельничать, думать о своем.

Поздняя советская эпоха породила поистине чудеса в сфере искусства, которые невозможны в нынешней ситуации. Хотя бы потому, что сегодня ни один спонсор не выделил бы деньги некоему некоммерческому и тем не менее суперпопулярному и нужному Марку Захарову с его «Обыкновенным чудом» и «Мюнхгаузеном», а уж Тарковскому с его трудным страдальческим «Сталкером» — и подавно...

Такая независимость от вкусов публики, неодурманенность деньгами принесла прекрасные плоды не только в искусстве, но и в повседневном искусстве жизни. У жизни был другой вкус — похоже, более натуральный, чем сейчас. Иначе не вспоминали б его с тоской, зацепившись за любую детальку, хотя бы услышав голос, который объявляет точное время... Как тогда.

http://2000.net.ua/2000/aspekty/amplituda/73749