Горечь -3 (окончание)

  -- Кто там?
       -- Это я, -- ответила девочка.
      -- Ты? Чего тебе?
     -- Дядя Семён... Там...
       В этот миг в горле образовался удушающий комок. Потеряв дар речи, Маша разразилась рыданиями. Прошло немало времени, прежде чем хозяевам удалось вытянуть из неё несколько фраз, из которых стало всё понятно.
      -- Да ну! -- возмутился председатель. -- Быть того не может! Наверное, ты просто оговариваешь его за то, что он донёс на твоего отца?
 Это было для Маши потрясающей новостью.
 -- Как? -- удивилась она. -- Родной дядя?!
 Осознав, что сказал лишнее, председатель перевёл разговор на другую тему.
 -- Ты хоть представляешь, в каком преступлении сейчас обвиняешь человека? Впрочем, это будет легко проверить.
 Поскольку Маша упрямо и уверенно настаивала на своём, вскоре была собрана группа надёжных людей, членов колхоза, которые последовали к обвиняемому.
    В ходе обыска были обнаружены кости ребёнка, а также просоленное мясо. Увиденное поразило даже этих суровых людей, привыкших к грубости и жестокости. Виновные были связаны и доставлены в районное отделение милиции вместе с заявительницей.
    На следующий день вернулась домой мать. Несмотря на усталый вид, её лицо выражало радость. Ей удалось удачно обменять свой скарб на продукты, благодаря чему её детям теперь не грозит голодная смерть. Уже вечерело, когда Маша, всё ещё не вполне пришедшая в себя, вернулась домой -- ей помогли добрые люди.
    -- Доченька! -- вскричала мать, раскрывая объятия. -- Девочка моя! А я вот вам с Ванюшей гостинцев привезла...Кстати, где он?
    Залившись слезами, Маша кое-как всё рассказала. От услышанного мать едва не тронулась умом. Не помогли ни крики, ни слёзы. Человек, несомненно, способен выдержать многие несчастья, но, по всей видимости, существует некий лимит возможностей. К утру женщина скончалась -- сердце не выдержало.
       Потом были похороны -- мероприятие в те годы столь обыденное, что смерть какой-то бабёнки мало кого тронула. Гроб с телом покойницы, а также гробик с останками Вани сопровождали всего несколько человек...
    Прошёл месяц.
        Весна приобретала всё большую силу, расцветая первыми цветами, наполняя воздух ароматами, пением птиц и обилием жизни. Воспрянули духом и голодающие, надеясь, что теперь уж будет чем подкормиться. Например, можно будет найти прорастающий прошлогодний лук, молодую крапиву или почки липы. Впрочем, люди продолжали умирать голодной смертью, и даже чаще, чем зимой.
      Всё это, как и сама жизнь, мало трогало Машу. Она бродила, словно сомнамбула, как человек, сознание которого зациклилось на навязчивой мысли. Исхудавшую, ссутулившуюся фигурку девочки можно было увидеть на кладбище или среди поля. Если к ней обращались, она могла не расслышать, а когда попытались привлечь к посевным работам, она ответила странной, отрешённой улыбкой.
   -- Сумасшедшая, -- заключили крестьяне и оставили её в покое.
 Ночевала она где придётся, оставляя избу незапертой. "Добрые люди", беспрепятственно проникнув в жилище, унесли всё, что ещё можно было вынести, в том числе и продукты, привезённые мамой. Создавалось впечатление, будто Маше всё это было совершенно безразлично. Впрочем, именно с этого времени в украинских сёлах появилось обыкновение запирать двери на замки...
       Нашей героине и вправду стало многое безразлично, но сумасшедшей она не была. Если она казалась таковой, на самом деле в её сознании кипела бурная работа. Пропуская последние события сквозь сито страданий, она пыталась проанализировать всё происшедшее и ответить на два вопроса, закономерные в подобных ситуациях: "Кто виноват?" и "Что делать?"
       В том, что виноватой была существующая власть, сомнений не осталось. Всякого рода "дяди Семёны", вышедшие из недр навозной кучи, состоящей из батрачества, нищеты, алкоголизма, грубости; ещё вчера они были никем, а сегодня, чувствуя власть, творят произвол, отнимают хлеб, стремясь выслужиться. И власть действительно находится полностью в их руках, ведь не зря в основном законе о признаках кулачества говорилось: "На усмотрение местных органов власти". Это они ограбили папу и маму, доведя их до полной нищеты. Даже у неё самой отняли последнюю ленточку. При воспоминании об этом злосчастном предмете девичьего гардероба у этой маленькой, не по возрасту взрослой женщины текли слёзы. А ещё мама, Ванечка... Это ОНИ их убили!..
       Понятно, что зло должно быть наказано. Этот вывод родился из глубин измученного сердца и с каждым часом он напоминал о себе всё более оглушительным набатом. Но как внедрить его в жизнь? Что может сделать одинокая и беззащитная девочка? За убийство мальчика виновные арестованы и, как уверял усатый строгий дядька, отрекомендовавшийся следователем, понесут заслуженное наказание. Но кто должен ответить за мать, отца, за всех, чьи судьбы перечёркнуты, исковерканы безжалостной рукой?
        Вот какие вопросы беспокоили разум Маши и роились в нём мрачными тучами жалящих пчёл. Одному Богу известно, сколько времени ещё мог бы продолжаться сей процесс, если бы его не остановило некое событие.
Уже подходил к концу апрель, трудились над постройкой замысловатых гнёзд журавли и ласточки, когда, проходя по родной, заболоченной улице, Маша невольно содрогнулась, заметив во дворе убийц брата признаки жизни. "Их выпустили! -- взорвалась в уме догадка. -- Но каким образом?.."
И действительно, неведомыми путями существа, обвинённые в убийстве и людоедстве, оказались на свободе.
     -- Привет, малая! -- нарочито спокойным тоном окликнул её дядя, делая вялый жест рукой.
      Не будучи в силах преодолеть чувства омерзения и ужаса, охватившие всё существо, Маша постаралась как можно скорее ретироваться.Ещё долго ей вдогонку доносился издевательский смех.
      Опомнившись лишь на кладбище, страдалица обнаружила себя у могил матери и брата. Присев между ними, она разразилась бессильными рыданиями. Успокоившись спустя некоторое время, она ещё долго сидела на траве, отрешённо уставившись в какую-то точку, после чего произнесла:
      -- Я отомщу за вас, родные мои! Обязательно отомщу!..
     В ту же ночь дом дяди загорелся. Причём как-то удивительно: со всех сторон одновременно. Спасти хозяев, как и погасить пламя, не удалось, несмотря на то, что к месту пожара сбежалась вся деревня.
     Пока народ сокрушался о трагической кончине погорельцев, Маша брела по дороге, разрезающей широкое поле на две ровные части, без конца повторяя вслух:
    -- Ну, теперь уж вы, наконец, встретитесь с Ваней и мамой!..
У неё едва хватило сил для того, чтобы добраться до соседней деревни. Уже загорался рассвет, когда её догнал на телеге какой-то добрый человек.
      -- Садись, горемычная, -- пригласил он. -- Я в город еду.
Под словом "город" подразумевался райцентр. В пути этот человек пытался развлечь подозрительно грустную девчонку, но, заметив, что на все его россказни она едва обращает внимание, обиженно умолк.
      Высадив её у рыночной площади, он уехал своей дорогой, а Маша, осмотревшись, спросила у первого встречного, как пройти к отделению милиции. Ей указали нужное направление, и вскоре она оказалась перед внушительным строением, внешним видом напоминающее скорее школу, нежели учреждение, где вершатся судьбы людские.
       Она долго прохаживалась перед этим красивым и, вместе с тем, страшноватым зданием, не зная, что делать. Наконец, подняв внушительный булыжник, девочка, пошатываясь из последних сил, приблизилась к фасадному окну и бросила камень. Пронзительно и жалобно зазвенело разбитое стекло, со всех сторон к незадачливой мстительнице бежали люди в форме.
   -- Ты что наделала, дурында? -- крикнул один из этих дядек, заламывая ей руку.
    Однако, увидев, с кем имеет дело, он опешил и ослабил хватку.
-- Они съели братика, -- прошептала вконец обессиленная Маша. -- А вы их отпустили...
      В эту минуту продолжительная голодовка дала о себе знать: в голове всё поплыло, погружая её в небытие.
      Спустя некоторое время к отделению подъехал грузовик с закрытым кузовом, на котором был нарисован огромный красный крест. Из кабины вышли два человека крепкого сложения, облачённые в белые халаты. Забросив тело Маши в кузов, словно мешок, они с невозмутимым видом направились к кабине.
       -- И куда же вы её повезёте? -- поинтересовался молодой сотрудник НКВД.
      -- Понятно куда -- в дурдом, -- ухмыльнулся санитар постарше.
     В следующий миг машина заворчала и, обдав окружающих облаком дыма, медленно покатилась по ухабистой дороге.

 *******

         Утро было наполнено пронзительным шумом громадного колокола-кромкоговорителя, подвешенного к столбу на центральной площади. Для большинства обывателей столь обыденная вещь как радио казалась чудом или, по крайней мере, диковинкой. Потому толпа напряжённо внимала подчёркнуто торжественному голосу диктора.
        -- ...На пути к светлому будущему нас ожидает немало трудностей, которые мы, руководствуясь заветами товарищей Ленина и Сталина, успешно преодолеваем. Есть у нас и много врагов -- как внешних, так и внутренних, с которыми непобедимая партия большевиков успешно борется. Например, сегодня можно с уверенностью сказать, что кулачество как класс окончательно ликвидировано.
       -- Есть у нас и маленькие проблемы, товарищи. Но всё это -- случаи местные, единичные, о которых и упоминать не стоит. А вот те, кто пытается нагнетать обстановку, возводя мелкие неувязки в ранг вселенских катастроф, -- это и есть враги нашей советской власти...
Как мы уже заметили, толпа с жадностью внимала каждому слову. А позади неё в разных местах находились некие люди в штатском, следящие за тем, кто и как реагирует на это обращение. Ведь до конца пути в "светлое будущее" ещё так далеко, а потенциальных "врагов" так много!..
Таким было первое мая 1933-го года...