Песнь о несчастной любви 2

После продолжительного застолья к Герхарду подошла служанка и шепнула:

-- Сударь, когда гости станут разъезжаться, незаметно пройдите к лестнице и поднимитесь на второй этаж. Там дожидайтесь… К вам подойдут.

Спустя два часа он поступил в точном соответствии с этими повелениями. Ждать пришлось довольно долго, пока не уехали последние гости. Стемнело уже настолько, что не было видно ни зги. Опасаясь, что его разыгрывают, он уже хотел спуститься и уйти восвояси, как вдруг снизу послышались лёгкие женские шаги, а на мощных стенах заколебались тени. По ступеням поднималась женская фигура. В руке она уверенно держала фонарь.

-- Вы здесь, господин Шрёдель? – тихим, заговорщическим тоном спросила она.

-- Да, баронесса, -- приглушенным голосом ответил тот, чувствуя, как колотится сердце в груди.

-- Мне необходимо с вами поговорить.

-- Я к вашим услугам, госпожа.

Женщина провела его в личный кабинет, оставила фонарь на специальной подставке в коридоре, зажгла свечу, после чего заперла дверь на задвижку.

-- Присаживайтесь, герр доктор, -- жестом пригласила она. – Кажется, вас так называют в Дорфе?

-- Да… -- замялся он, потупив взор. -- Но это…Мягко выражаясь, не вполне заслужено…

-- Я знаю… Послушайте. Мы с вами очень похожи. Оба потеряли родителей, оба терпели материальные трудности, страдая там, где другие наслаждались. Нам в одинаковой степени хочется устроить свою жизнь как можно получше…

Её голос не отличался той мелодичностью и нежностью, которые были столь характерны для Лорелеи. Пока она выражалась твёрдым, почти чеканным низким голосом, взвешивая каждое слово, как человек трезвомыслящий, Герхард рассматривал её при неуверенном свете свечи. Ещё в зале, при освещении более ярком, он отметил, что Гертруда во многом уступает Лорелее – как в красоте, так и в плане обаятельности. Если волосы дочери рыбака сияли золотом и здоровьем, у этой женщины они были жидковатыми и тёмными; если первая очаровывала взглядом больших голубых глаз, то у второй они были тёмными, слишком узкими и, к тому же близко посаженными друг к другу; если у Лорелеи нос был прямой, у баронессы его портила лёгкая горбинка; если у любовницы щёчки отличались свежестью, упругостью и розовым оттенком, у этой женщины они были какими-то дряблыми и бледными. Сравнив, ко всему, пухленькие губки любимой с тонкими, неправильной формы, устами хозяйки дома, Герхард разочарованно отвёл взор.

Между тем, она продолжала:

-- В течение некоторого времени я наблюдала за вами. Учёный из вас, мягко выражаясь, не получился, поскольку вы довольно ленивы, -- впрочем, как и всякий мужчина, -- но если вас правильно направлять, вы способны добиться каких-то успехов. Главное, что вы не мот, не игрок и не бабник.

В её тоне появились властные нотки, так что на какой-то миг молодому человеку показалось, будто он маленький школяр, которого отчитывает учитель.

-- Зачем я всё это говорю, спросите вы. Сейчас узнаете. Сегодня мне исполнился двадцать один год. Пока я считалась безродной сиротой, до меня никому не было дела. Но стоило на мою голову свалиться нежданному наследству, как сразу появилось множество претендентов на мою руку. Вы дворянин, как и я, сударь, потому вам известно, что эту самую мою руку может использовать даже король, если того потребуют политические интересы. Конечно, я знаю себе цену, потому не строю излишних иллюзий насчёт своей внешности. Тем не менее, не отличаясь красотой богини, я всё же не могу смириться с тем, что с моими чувствами могут не посчитаться. Мне известно, что вы влюблены в красавицу-рыбачку. Это честная, хорошая девушка. Но поверьте: совсем скоро любовный жар поостынет и вы почувствуете себя несчастным, ведь ни у вас, ни у неё нет денег. А ведь даже самая высокая любовь неминуемо разбивается о камень бытовой неустроенности. Позавчера ко мне приезжали люди, принадлежащие к королевскому двору. Они непрозрачно намекнули, что моей особой интересуется некий герцог. Этот человек успел промотать наследство нескольких родственников, гуляка, глупец. Зачем он мне? Не лучше ли такой девушке, как я, стать женой человека молодого, привлекательного и бережливого?

-- Вы… -- опешил Герхард. – Неужели вы мне предлагаете?..

-- Именно. Я предлагаю вам стать моим мужем. Я отдаю себе отчёт в том, что вы не испытываете ко мне никаких чувств, да и моё сердце далеко от того умопомрачения, о котором пишут поэты. Но уж лучше крепкий союз, основанный на взаимном уважении, чем позор и последующая нищета, к которым меня неминуемо приведёт герцог. Впрочем, я не настаиваю: если вы откажетесь, я буду искать другую кандидатуру.

Герхард выслушал сию речь более, чем внимательно. В воображении зароились всевозможные планы и перспективы. Имея в своём распоряжении достаточно средств, он мог бы вложить часть из них в прибыльное дело; если и не удастся заняться торговлей, можно стать политиком. Кажется, Гертруда не принадлежит к категории женщин ветреных и глупых, наставляющих обильные рога своим мужьям.

-- Но Лорелея… Как с ней поступить? – спросил он. – Её нельзя обманывать…

-- О, я вас нисколько не ревную, ведь до сегодняшнего дня мы с вами не были знакомы. Как я уже выразилась, это девушка честная и порядочная. Я куплю для неё дом где-нибудь подальше отсюда и подыщу достойного жениха.

От мысли, что любимая будет отдана кому-то другому, по сердцу Герхарда заскребли кошки. Отказаться сейчас от предложения означало обречь себя на пожизненную нищету. Нет, он согласится. В конце-концов, Лорелею ведь не завтра же выдадут замуж. Пройдёт немного времени и, обладая доступом к кошельку Гертруды, он обязательно придумает хороший план. В крайнем случае, можно будет сбежать вместе с любимой за границу. Может, стоит с ней поговорить прямо сегодня?

Увы, уже ночь… Придётся отложить это до утра.

-- Я могу немного подумать? – спросил он у баронессы, взгляд которой пристально следил за каждым его движением.

-- Минуту или две, не более. Священник уже предупреждён. Нам ещё предстоит длинный путь. А что вас смущает?

-- Собственно, ничего… Просто всё так внезапно…

-- Ничего. Вы – мужчина; следовательно, должны быть готовы к решениям быстрым и мудрым. Итак, ваше слово?..

-- Я согласен.

-- Вот и хорошо. Ну, дорогой мой суженый, в путь?

Спускаясь по ступеням, он надеялся, что Лорелея поймёт его. Вместо того, чтобы сесть в громоздкую карету, Гертруда велела оседлать три лошади – для себя, будущего мужа и преданного слуги. Спустя несколько минут они удалялись от Дорфа крупной рысью.Предполагая, что конечным пунктом путешествия будет Бахарах, Герхард надеялся, что вскоре увидит любимую и всё ей объяснит. Однако, вместо того, чтобы направить коней в сторону города, баронесса свернула на просёлочную дорогу. Через два часа стремительной езды они оказались в какой-то деревне, где на постоялом дворе сменили коней. До полудня предстояло сделать это ещё дважды.

Проведя в седле ночь и половину дня, путники, наконец, увидели на горизонте шпили города Дюррена. Дальнейшие события пролетели сквозь сознание Герхарда, как стая ворон. Церковь… Тишина… И голос аббата, отражаемый от высоких стен звучным эхом:

-- Согласен ли ты?..

-- Согласна ли ты?..

-- Нарекаю вас… И в горе, и в радости…

Когда с обрядом было покончено, молодая супруга увлекла Герхарда к одному из небольших домиков, расположившихся позади храма.

-- Сейчас мы приведём себя в порядок, пообедаем, отдохнём,  а завтра отправимся в Аахен.

Аахен – город красивый и древний. В своё время Карл Великий, основатель Франкской империи, устроил там свою столицу.

-- Зачем?

-- Дорогой, надо же мне представить ко двору своего мужа, -- засмеялась Гертруда, кокетливо заглядывая ему в глаза.

Из уст этой женщины слово «дорогой» звучало как-то сухо и неискренне, словно пошлая насмешка. Зато с какими эмоциями, с какой душой произносила это же слово Лорелея!..

Прошёл месяц. В течение этого времени бывший студент не только привыкал к жизни состоятельного человека, но и присматривался к молодой жене. Если накануне венчания он мог позволить себе надеяться на то, что брак превратит его в полноправного совладельца денег супруги, то очень скоро эти надежды разрушились. Отнюдь не будучи скупой, женщина стремилась обезопасить своё состояние от излишнего доступа к нему Герхарда. Не ограничивая его практически ни в чём, она, тем не менее, контролировала каждый его шаг. Ему казалось, будто на самом деле Гертруда никогда не спит и даже ночью присматривает за ним: то и дело он чувствовал на себе её пристальный, изучающий взгляд. Ему хотелось собрать немного денег и потихоньку сбежать к Лорелее, но стоило ему начать одеваться, как голос Гертруды вмиг приковывал его к месту.

-- Куда ты собрался, дорогой? Я с тобой.

-- Да я… Я хотел… Я думал… -- мямлил он, глубоко страдая от столь вопиющего недоверия.

-- Ничего не нужно хотеть и думать, дорогой. Скажи прислуге – она всё исполнит.

Однажды ему надоело чувствовать себя птичкой в золотой клетке и он заявил:

-- Ты – моя жена. Конечно, я тебя уважаю. Но почему мне не позволяется иметь карманные деньги, почему я не могу зайти в кабачок, чтобы выпить ничтожного пива? Почему мне запрещено выйти даже на берег пруда, чтобы подышать чистым воздухом?

Это возмущение не удивило молодую жену. Можно даже сказать, что она его ждала. Потому, не теряя спокойствия, она ответила:

-- Герхард, ты вправе вернуться к той жизни, которую вёл раньше, как и уйти от меня с тем, с чем пришёл. Я бы себя плохо почувствовала, если бы узнала, что каким-то образом причиняю тебе неудобства.

Уйти на условиях, предложенных Гертрудой, было бы глупо и унизительно. Куда ему деваться – без гроша в кармане и перспектив? К тому же, ещё неизвестно, нужен ли он Лорелее. Время и разлука – лучшие средства от любви, потому кто знает, как может относиться к нему бывшая любовница сейчас. Так Герхард думал разумом в то время, как сердце неизменно подсказывало: она его любит всё также, как и раньше. Её образ не выходил из головы, а стоило лишь увидеть наглое, безапелляционное поведение Гертруды, он проявлялся в памяти ещё острее, словно в противовес этой некрасивой и бесчувственной машине. Только воспоминания о  васильково-ромашковой улыбке Лорелеи позволяли Герхарду терпеть и ждать.

Он не мог знать о том, что сразу после венчания Гертруда велела управляющему своим поместьем в Дорфе сделать всё для того, чтобы осторожно, но надёжно изжить соперницу из деревни. Пока неверный любимый предавался прелестям семейной жизни, девушка похоронила отца и осталась в полном одиночестве и неведении. Сколько разнообразных и противоречивых мыслей терзали её несчастное сердечко! Остаться одинокой, без всяких средств к существованию, то и дело ощущая на себе цепкие и липкие взгляды мужчин – разве это не пытка? Не прошло и недели после похорон, как к ней пожаловал местный аббат. Отводя взгляд, он сбивчиво заговорил на отвлечённые темы, после чего не удержался и перешёл к делу.

-- Дочь моя, тебе нужна защита. Нужно, чтобы рядом с тобой всегда находился человек влиятельный и надёжный.

-- Где же найти такого? – вздохнула она.

-- Он перед тобой, -- произнёс священник, пытаясь отвести глаза, но под гипнозом её честных глаз не мог этого сделать.

-- Вы? – рассмеялась девушка.

Ничего более не сказав, она отвернулась и заперла дверь перед его носом.

Следовало позаботиться о хлебе насущном, ради чего Лорелея попросилась к рыбакам. Это был тяжёлый труд – раскидывать сети, выбирать рыбу, переносить её, чистить, ремонтировать снасти. В течение первого же дня её нежные пальчики были исколоты рыбьими плавниками, вследствие чего распухли и сильно болели. Впрочем, она стойко выдержала первую неделю, а потом выполняла свою часть работы наравне с остальными.

Проходили дни и недели. Среди рыбаков нашлись и такие, которые не остались безразличными к её красоте. Особенно отличался престарелый старшина, который добивался её любви всеми возможными способами. Лорелея находилась в самом расцвете красоты, а беременность только подчеркнула её женственность. Ни один мужчина не мог пройти мимо, не оглянувшись ей вслед, не одному из них она снилась по ночам.

Если женщина отказывает человеку благородному и достаточно умному – это одно; но если приходится избегать внимания людей низких, ограниченных, грубых, ей следует быть готовой к коварству и мести. Множество мужчин из разных сословий получили отказ, большинство из них вместо того, чтобы смириться, затаили злобу. А служитель божий лишь подогревал этот накал страстей.

-- Разве естественно, чтобы безродная девица затмила рассудок стольким мужчинам? – нашёптывал он знакомым и друзьям. – Несомненно, что она водится с Дьяволом.

-- Ведьма, ведьма… -- ядовито шипели сельские кумушки, испытывая к бедной сироте неутолимую зависть, ведь она обладала всем тем, о чём они не могли и мечтать.

Запершись в своей лачуге, женщина думала только о любимом. Она искренне верила, что будь он рядом, никто не посмел бы её обижать. Но где же он? Может, его арестовали за что-то или вызвали в Гейдельберг? В таком случае, почему ей ничего об этом неизвестно?

В те времена большие дороги изобиловали лихими людьми, потому Лорелея с полным основанием не исключала и того, что её суженый мог пасть жертвой нападения разбойников. Но нет, этого не может быть – её сердце непременно почувствовало бы… Этому честному созданию и на ум не приходило, что кто-то способен на предательство или иной низкий поступок.

В начале осени бабы поняли, что она ждёт ребёнка. Весть об этом мгновенно облетела Дорф.

-- Этот ребёнок – Антихрист! -- вещал поп, стремясь пробудить в пастве жестокие инстинкты. – Надобно утопить её в Рейне!

В один из солнечных дней октября к лачуге Лорелеи пришли несколько человек в сопровождении священника. Все они считались наиболее уважаемыми гражданами деревни. Когда женщина открыла дверь и стала на пороге, -- как всегда, очаровательная, цветущая, с распущенными волосами, -- мужчины лицемерно потупили взоры.

-- Что вам угодно? – спросила она, поприветствовав их.

-- Признавайся, кто отец твоего ребёнка! – напустился на неё поп. – Иначе я отлучу тебя от церкви.