Дурачок (с)

Толик
сидел у окна, наблюдая за стекающими по стеклу капельками дождя. Для
него это было очень сложным и ответственным занятием, требующим
серьезного, взрослого подхода. Как только у верхней рамы окна собирались
новые капельки, он оценивал возможности каждой из них и мысленно
командовал: «Вперед!». Если выбранная участница приходила вниз первой,
лицо Толика озаряла счастливая улыбка, и он восторженно хлопал в ладоши.
Если же участница проигрывала, Толик безнадежно махал рукой, надувал
губы и сердито топал ногами по полу. Пожалуй, он был единственным
человеком в городе, который радовался бесконечному потоку дождевой воды,
что уже третий день без устали низвергался на улицы серыми тучами.

–
Придурок, ты где? – послышался крик из другого конца квартиры. Забыв о
недавнем увлечении, Толик быстро натянул на ноги дырявые спортивные
штаны, надел выцветшую зеленую футболку и поспешил на зов. Он не хотел,
чтобы брат рассердился.

Толик миновал прокуренную комнату, и
остановился на пороге такой же прокуренной кухни. Сережа сидел за
маленьким столом, держа в руке тлеющую сигарету и, вперившись взглядом в
черно-белый экран старого советского телевизора, что располагался на
потрескавшемся бетонном подоконнике. На столе стояла почти пустая
бутылка «Беленькой», две еще влажных от недавнего использования рюмки и
полная пепельница бычков. Слева от порога обзор закрывал большой
холодильник, за ним слышались звуки переставляемой металлической посуды.

– Деся я! – отрапортовал Толик, все так же стоя на пороге.
–
Ты погляди, Лариса, я же говорил, что все будет нормально. Ни царапины!
Мне бы так заживать, – язык Сережи заплетался от уже принятого на
грудь. Из-за холодильника появилось запухшее лицо Сережиной
сожительницы:
– Тебе бы так, алкоголик херов. Вот и был бы таким же
дебилом, как этот, – она кивнул головой в сторону Толика, хотя глаза ее
смотрели сквозь него – Что нам ночью устроил, придурок, помнишь?

Ночью
Толика били. При одном лишь воспоминании о двух оскалившихся лицах, что
маячили перед глазами, издавая животное рычание после каждого нового
удара, по его телу пробегал мороз.

Толик знал, что нельзя
покидать свою комнату ночью. Однажды он уже совершил такую ошибку,
испугавшись за Сережу, но тогда получил лишь пару пощечин и устное
предупреждение: «Я тебя, придурок, не просто бить буду, я тебя убью
нахуй, ты понял?». «Пояы», – ответил тогда Толик, поклявшись себе не
нарушать запрет брата. Но этой ночью он не удержался. Сначала из
соседней комнаты раздавались тихие приглушенные стоны, к которым Толик
уже успел привыкнуть. Он не понимал, что там происходило, но после того,
как его пригрозили убить, желание понять исчезло бесследно, а волнение о
здоровье брата улеглось как-то само по себе. После того, как Лариса
начала произносить имя Сережи, стоны усилились и, спустя пару минут,
превратились в крики. Кровать заскрипела пружинами, что-то упало на пол,
Толик испугался…

«Сёжа-Сёжа!», – повторял младший брат сквозь
рыдания, открыв дверь и включив в комнате свет. «Сёжа-Сёжа!», – говорил
он, подбежав к кровати, упав на колени и обхватив недоумевающего Сережу
обеими руками. Толик плакал. А потом началось: «Ты что совсем охуел?!», –
завелась Лариса и вскочила с постели. Она была абсолютно голой, и Толик
с интересом принялся сквозь слезы разглядывать ее тело. «Ты, блядь, что
себе позволяешь, долбоеб?», – с этими словами она вцепилась ногтями в
его лицо. «Аааа, е адо», – закричал недоразвитый Толик. «Я же тебя
предупреждал, придурок!», – выкрикнул брат, схватив со спинки кровати
армейский кожаный ремень с металлической бляхой. «Ну, сука, убью!», –
оттолкнув любовницу от брата, Сергей отвел руку в замахе. Спустя секунду
бляха с лязгом достигла позвоночника Толика. Затем в дело вступили две
пары ног. Избиение продолжалось около пяти минут, за это время,
перепуганный до смерти Толик, со всхлипами и неразборчивым мычанием,
успел доползти до своей комнаты, ощущая острую боль от непрекращающегося
града ударов. Когда он залез под одеяло, удары, наконец, прекратились,
двое алкоголиков вышли из комнаты, не проронив больше ни слова. Его били
не впервые, поэтому спустя всего несколько минут всхлипы стихли и
несчастный дурачок успокоился, его тешила всего одна мысль: «Сёжа не
уиает»…

– Ивиите, я ойше не уду – виновато сказал Толик, опустив свои глаза к полу.
– Не будет он, – лицо Ларисы опять скрылось за холодильником.
–
Так, это проехали, поди сюда, – младший брат мгновенно оказался рядом с
Сережей, последний протянул руку и потрепал Толика по волосам, он явно
пребывал в приподнятом настроении, чему дурачок был несказанно рад.
– Держи вот тебе десять… Двадцать… Лариса, а где еще двадцатка?
–
Мне откуда знать? – послышалось из-за холодильника, – вчера, видать,
проебал все, как обычно. Сережа фыркнул и принялся рыться в карманах.
–
Вот же она родимая! Значит так, слушай внимательно. Пойдешь в магазин,
купишь четыре вот таких, – Сережа показал на почти пустую бутылку
«Беленькой». Затем чертыхнулся, открутил пробку, вылил в себя остатки
содержимого и протянул пустую тару брату:
– На, чтобы не перепутал только! Четыре бутылки такие, и батон. Понял?
– Пояы, – ответил Толик.
– Смотри мне, если напутаешь чего, жрать не получишь.
–
Пояы-пояы, – затараторил младший брат, забирая деньги со стола, он
очень любил ходить в магазин. В такие моменты он чувствовал себя
взрослым.
– Ну, беги, раз «пояы», – перекривлял его Сережа.
Толик
выскочил прихожую, накинул на плечи старый дождевик, опустил ноги в
армейские берцы, что были больше на два размера и вышел за дверь.

Родители
Сергея и Толика около пяти лет назад погибли авиакатастрофе. С тех пор,
недоразвитый брат стал жить вместе со старшим и его первой женой.
Уровень интеллекта Толика соответствовал уровню четырехлетнего ребенка, и
его просто нельзя было оставить одного, хотя на самом деле ему было
двадцать семь. В то же время государственные приюты для душевнобольных
прослыли не самой выдающейся славой, а на частные клиники элементарно не
хватало денег. Поэтому родители всю жизнь держали дурочка при себе, а
после их смерти, это бремя легло на плечи Сергея.

Жена старшего
брата была женщиной доброй и сострадательной: души в Толике не чаяла и
ухаживала за ним, как за собственным сыном. До тех пор, пока не попала в
больницу с тем, чтобы подарить миру по-настоящему собственного сына.
Там она и скончалась, унеся с собой жизнь не рожденного малыша. Сергей
запил. Со временем он потерял друзей, работу и какое-либо желание жить.
Единственным, что держало его на свете, был Толик – младший недоразвитый
брат – дурачок, который не выжил бы и дня в жестоком мире.

С
определенного момента в квартире, где жили братья, стали появляться лица
местных алкоголиков. У каждого из них была своя история, свое горе, и
вместе с Сергеем они топили свою боль в алкоголе. Дурачок бегал для них в
магазин, приносил им спиртное, иногда ошибался и тогда, его могли
побить. Но на следующий день старший брат, или его гости протягивали
Толику горсть украденных конфет и он тут же забывал о случившемся в
предвкушении сладостей.

Так они и жили, до тех пор, пока в
квартире не появилась Лариса. Она пришла с очередной сворой уличных
пьяниц, но больше никогда не уходила. По непонятным причинам мужики
сторонились ее: гостили все реже и реже, а в итоге и вовсе перестали
появляться. Между тем, женщина быстро разобралась, что к чему и,
примерив на себя мнимую корону, стала хозяйкой квартиры.

Именно
она впервые избила Толика до потери сознания, аргументируя это тем, что в
отсутствие Сергея «Этот придурок пытался задрать мне халат». Конечно
же, это не было правдой, но из-за постоянного воздействия алкоголя,
старший брат поверил и даже добавил сверху, отчего Толику пришлось
вызывать скорую. «Во дворе избили», – сказал тогда Сергей, хотя врачи
даже не поинтересовались случившимся. Избиения продолжались, и, со
временем, переросли в почти ежедневный ритуал, инициатором которого
теперь уже иногда выступал и Сергей. Стоило дурачку опрокинуть миску с
едой или задержаться в магазине, – его сразу же награждали новой
оплеухой. Даже когда схватка происходила между старшим братом и его
любовницей, виновником все же оказывался Толик, в результате чего терпел
боль от новых ударов. Терпеть – ходить в магазин – есть – терпеть –
ходить в магазин – сидеть в комнате – терпеть… Больше он ничем не
занимался…

Открыв дверь подъезда, Толик шагнул в плотную пелену
дождя. «Оп», – он прыгнул в первую лужу и весело рассмеялся. «Оп-оп-оп»,
– вода уже набралась в ботинки, одежда промокла насквозь, а дурачок все
продолжал прыгать по небольшим озерцам около подъезда.
– Придурок!, –
послышался крик откуда-то сзади и сверху. Толик испуганно оглянулся, из
открытой форточки хищно выглядывала Лариса, ее глаза блестели от злости
и ненависти. Толик виновато опустил голову и засеменил в сторону
магазина.
– Толяша, привет! Что, опять твои пьянствуют? – кассирша маленького гастронома любила дурочка.
– Ятвуют, – улыбаясь ответил Толик и поднял в руке бутылку «Беленькой». Затем он показал пальцами «четыре» и добавил: «И атон».
–
Коля, – обратилась к охраннику пожилая кассирша, Мария Захаровна, –
принеси, а мы пока с Толяшей поболтаем. Как только спина охранника
скрылась за длинным стендом с алкоголем, кассирша поманила дурачка
рукой. «На вот, бери», – шепотом произнесла она, протягивая ему батончик
«Snickers», – «Только съешь до дому, чтобы эти упыри не отобрали».
Толик спрятал батончик в карман и таким же заговорщицким шепотом сказал:
«Аибо», – как его учила мама. Спустя несколько секунд, появился
охранник с четырьмя бутылками «Беленькой» и батоном, завернутым в кулек.
Мария Захаровна вбила в кассовый аппарат коды товаров и, приняв из рук
Толика деньги, протянула ему сдачу и чек. Пьяный Сергей уже не раз
приходил в магазин с угрозами наказать тех, кто его обсчитал, поэтому
кассирша взяла за правило вручать чек бедному Толику, чтобы его в
очередной раз не избили. Шоколадный батончик она решила посчитать
отдельно и расплатиться за него из собственных денег позже, когда никто
не увидит, – сотрудники не разделяли ее сострадания, а однажды даже
обвинили, что в том, что она подкармливает Толика за счет магазинной
кассы. Дурачок еще раз кивнул и, подмигнув кассирше, выбежал на улицу.
Мария Захаровна тяжело вздохнула.

Отойдя несколько метров от
входа в магазин, Толик, воровато озирнувшись, достал из кармана
батончик. Управившись с лакомством менее чем за минуту, он направился в
сторону своего дома.

– Придурок, что это у тебя на лице? – Лариса
протянула руку к Толику. Он тут же поморщился, в ожидании удара, но
женщина лишь провела пальцем по его губе, затем скривилась, поднесла
палец к носу и громко втянула воздух. Скорчив удивленную и в то же время
злую гримасу, она облизнула палец.
– Так ты сука, шоколад жрешь?
Брат еле деньги достает, а ты на них жируешь?, – голос становился все
громче и громче, последнее слово было произнесено хриплым фальцетом.
–
Полюбуйся, Сережа, на своего ублюдка, вся рожа в шоколаде, – крикнула
Лариса, хватаясь за швабру, что опиралась на стену прихожей. Кулек с
купленными «продуктами» она предварительно бережно отставила в сторону.
Первый удар пришелся по шее Толика, тот взвигнул и повалился на пол.
– Ну что тут еще? – в прихожей, стуча кулаком об стену, появился старший брат.
– Что-что? Мы тут с тобой хлебом питаемся, а твой братец в это время шоколад жрет?
– Какой шоколад? – Толик знал этот тон и приготовился к худшему, но все же, бросился в ноги к брату и принялся лепетать:
– Мне оаили, я не отел, не отел, еыно!
–
Честно, говоришь?! Не хотел, говоришь?! Подарили?! – Сергей со всего
размаху ударил ногой по лицу Толика, тот лишь вскрикнул от полученного
удара, и, перевернувшись с четверенек на спину, ударился головой о
расположенную сзади входную дверь. Ручеек крови, появившийся под носом
Толика, разбавлялся беспрерывно текущими слезами. «Ыы-ууууу, е адо! Я е
уду ойше! Е адо ожауйта», – всхлипывания дурачка были прерваны ударом
швабры, который в этот раз пришелся по его солнечному сплетению. Слезы
остановились и, хватая ртом воздух, Толик попытался перевернуться на
четвереньки.
– Опять уползать вздумал, придурок?!, – Сергей опустил
колено на живот Толика, схватил его за шею и принялся методично бить его
головой о входную дверь. Лариса, тем временем, ушла на кухню, прихватив
принесенный кулек. После того, как шея Толика обмякла, Сергей вытер пот
со лба и наклонился над лицом младшего брата. «Дышит», – отметил он сам
для себя, взял Толика за волосы и потащил его в комнату, где бросил на
кровати.

– Я не бу… не буду его никуда отдавать! Так хоте… ли мои
родители и… так хочу я, понимаешь ты или нет?, – с этими словами Сергей
опрокинул содержимое рюмки и стукнул ею по столу, от чего она треснула и
раскололась на две части.
– Тогда я… ухо… ухожу, – ответила Лариса
и, встав с табуретки, начала падать в противоположном от стола
направлении. Встретившись лицом с холодильником, она оперлась о него
руками, и с помощью них стала пробираться к выходу из кухни. Сергей
невозмутимо отодвинул рюмочные осколки, взял бутылку и жадно присосался к
горлышку. После нескольких глотков, он опустил руку и попытался
подняться. Попытка не увенчалась успехом, и он с грохотом повалился на
пол. Встав на четвереньки, пьяный Сергей пополз в комнату, откуда
слышалось шуршание полиэтиленовых пакетов. Оказавшись на пороге, Сергей
кое-как поднялся, отхлебнул еще и обратился к любовнице:
– Иии куда ж ты, сука, пойдешь?
– А, тебббя это не должн… ебать, – ответила Лариса, запихивая в пакет очередной элемент своего небогатого гардероба.
–
Нет… Не поооойдешь, – сказал Сергей, приблизившись к ней. В одной его
руке все еще находилась бутылка с остатками водки. Он попытался обнять
Ларису за талию, но тут же получил мощную пощечину и едва удержался на
ногах.
– Ах ты блядь, – Сергей толкнул женщину и она упала на колени, чудом успев выставить перед собой руки.
–
Иддди нахху…, – ее слова были прерваны ударом бутылки об голову. Нижняя
часть «Беленькой» откололась и в руках Сергея злобно оскалилась
стеклянная «розочка».
– Отъебиись от меня, – закричала Лариса, перевернувшись на спину из только что принятого положения на животе.
– Уходишь, сука? – Сергей заговорил отчетливо
– Ухжу, – промямлила Лариса и тут же захрипела от полученной в шею «розочки». Брызнула кровь.
–
Нет! Нет! Нет!, – с каждым словом Сергея обломанная бутылка все глубже
погружалась в шею любовницы. Когда ее конвульсии прекратились, а глаза
приобрели стеклянный блеск, Сергей встал и направился в ванную. Его
стошнило несколько раз, в процессе того, как он залазил в душ. «Сейчас
помоюсь и помирюсь с Ларой», – хмель вернулся, Сергей уже не помнил, что
только что убил свою сожительницу.

Сергей проснулся от звука
выбитой входной двери. Далее последовало: «Всем на пол! Руки за
голову!». Спустя несколько секунд, Сергей понял, что находится в ванной.
Он быстро закрутил кран, накинул полотенце поверх бедер и открыл дверь.
На пороге комнаты, Сергей уткнулся в спины трех милиционеров. Он хотел
было спросить, что происходит, но тут же получил удар прикладом и
повалился на пол. «Руки за голову!», – он мгновенно исполнил указание.
Чуть изогнув шею, Сергей наконец-то сумел разглядеть происходящее, его
губы побелели, а глаза накрыло черной пеленой.

В центре комнаты,
раскинув руки, будто на пляже, лежала Лариса. Ее шея напоминала жерло
вулкана, который еле-еле извергал остатки крови. Около головы Ларисы из
стороны в сторону еле покачивалась окровавленная «розочка», этикетка
набухла от впитанной влаги, но на ней можно было различить надпись:
«Беленькая». Сергей начинал вспоминать. Рядом с ее телом, на коленях,
сцепив руки за головой, стоял Толик. Его одежда, руки и лицо были
измазаны кровавыми разводами, он мирно улыбался, поочередно глядя в
глаза каждого из направивших на него пистолеты милиционеров. Когда на
запястьях Толика сомкнулись наручники, он, наконец, посмотрел на брата
и, подмигнув ему, полушепотом сказал: «Я ее уил», – после чего
добродушно рассмеялся. Старший брат потерял сознание.

– Ну вот, батенька, очнулись, наконец, – запах нашатырного спирта ударил в нос Сергея.
Он открыл глаза и увидел перед собой улыбающееся лицо доктора.
– Вы еще отдохните пару часиков, шок у вас, знаете ли, приключился, да еще и алкоголь этот, четвертые сутки уж…
– Это не он, это я убил, – попытался сказать Сергей, но его рот издал лишь неразборчивое: «Эооооээыы».
– Да-да, я все понимаю, вы, главное, отдыхайте-отдыхайте, – с этими словами доктор поднялся и исчез из поля зрения.
– Может его в мягкую?, – бас доносился откуда-то из-за головы.
–
Да нет, что вы! Этот не суицидник, – хлопнула дверь, послышался поворот
замка, – вот с братцем его надо поосторожнее, что-то он подозрительно
улыбается, – ответил приглушенный голос уже знакомого доктора.

Сергей
несколько раз попытался произнести хоть слово, но услышал лишь
собственное мычание. Он вскочил с кровати и осмотрел помещение. Это была
не его квартира. В комнате отсутствовали окна, потолок находился не
менее чем в 3-х метрах над землей. Из лампы, закрепленной на нем,
еле-еле сочился свет, отчего углы комнаты утопали в тени. В одном из
таких углов располагался небольшой письменный стол. На столе были
разбросаны клочки бумаги, рядом с ними лежал карандаш. «Сейчас напишу», –
подумал Сергей и, взяв в руку карандаш, принялся выводить те же слова,
что только что пытался сказать врачу. На бумаге стали появляться
непонятные каракули, точно такие же, как на сотне листов, которые
беспорядочно валялись на столе. После пяти попыток, Сергея охватила
паника, он упал на колени и зашелся в беззвучных рыданиях.