Це все схоже на змову. Я.
Сіре небо в дахах будинків.
Мертве листя під ноги, як
знаки. Погляди на годинник.

Сльота. Холод. Промоклий сніг
так мерзотно летить в обличча.
Місто. Люди. Примари їх
більш розмитими є, чим ближче.

Крок за кроком. Не певен шлях
в лабіринтах знайомих вулиць
тим лише, кому треба. Для
тих, хто камінь в собі розчулить.

А на утро уже мороз.
Солнце в облаке - белый круг.
И в каком-то секундном "вдруг"
на не очень простой вопрос
ты находишь простой ответ,
потирая запястья рук.
Или просто глядишь на свет
круга в облаке, щуря глаз.
Ничего уже не ища,
ценишь то, что во всех вещах
есть, давно окружавших нас.

За днями дни под трафарет.
Однородно. Пресно.
Лишь кофе с дымом сигарет
не дают мне треснуть,
ввязавшись ниткой в этот бред.
Вечеров картины
наощупь знаю. Знаю все
повороты линий.
Начнётся утро ровно в семь.
Что-то снова мимо.

Вот ночь. Вот "спать". Ещё одна графа
заполнена. И планы, как умею,
на утро строю. Только, что за fuck -
c рассветом расползаются, как змеи,
те планы. Всё совсем не так,
когда в уютном, тёплом полусне я.
Лишь мысль одна проскальзывает в такт -
что более лениво - это факт,
сомненье в том, что утро мудренее.

Повсякдення ковтками
випиває мене
майже. Краплею камінь
точить. І не мине,
відчуваю, ніколи
жовто-сірих дощів
осінь. Замкнуте коло,
як такий стан душі.

Днями світла все меньше
з кожним "завтра". Дощем
час спливає крізь жмені,
розбиваючись вщент.
Сподівання холонуть
разом з вітром. А мрій
не буває в полоні
холодів та вітрів.

На углу всех дорог. На углу
шумных улиц смотрел в поднебесье,
наблюдая, как чертит стрелу
самолёт. И подумал - Эх, если б...

А вокруг суета. Суетой
инфицирован каждый. Во взглядах
отпечаток лишь только пустой,
только надпись "иди" или "стой".
Все пропитаны суетным ядом.

Набивається в друзі ніч,
заглядає уперто в очі
крізь вікно. І сказати "ні",
не наважуюсь, бо не хочу
наодинці зі снами сам
залишатися; в них безодня.
Не врятує цей світ краса
від сьогодні.

Пытался дождь разбавить коньяком.
Взамен один лишь тяжести осадок.
Я под замком. Я словно под замком.
А алкоголь противен мне и гадок.

Куда бежать из клетки этих дней?
Скажи мне ты, затянутое серым.
Однако, видно, тоже в западне
вверху висишь. Одно без чувства меры.

Упавший лист. Его ни чуть не жаль.
Желтеет жалость осенью наверно.
И ничего уже не удержать.
Осталось где-то за закрытой дверью.

Четыре стены, потолок и пол.
Почти что куб, только изнутри.
Врастают полки корнями в стол.
Проём оконный и для двери.

Стоит диван, знавший столько снов,
мечтаний просто и прочих дел,
что если взяться всё сделать вновь,
увидеть можно времён предел.

Из четырёх только лишь одна
стена свободная. Три других
несут свой крест: то проём окна,
то разной формы стоянки книг.

О книгах стоит отдельно речь
сказать. Забыты, плечом к плечу
отряды грусти, ни чем завлечь
давно не могут. Я не хочу

знакомства с массой их основной,
и в урну, мне не поднять руки.
Протяжный стон или тихий вой
услышать можно от их тоски.

Ещё компьютер, ковёр и стул,
ковра узор - бесконечность тем.
В него, бывает, как в  пустоту
смотрю, не зная, чего хотел.

Есть узкий шкаф (всё для тех же книг).
Вуаль гардины хранит уют
в волнистых складках, а ночью в них,
играя, тени луч света пьют.

Здесь мир прямых параллельных. Здесь
прямых углов геометрия.
Такое здесь почти всё, что есть.
В квадрат свернётся здесь и змея.

Три тысячи лет вперёд.
Ветрами задует свечи.
И где-то весь мир замрёт
от нашей случайной встречи.

Два взгляда опять в один
расширенными зрачками.
Застынет поток воды,
движение станет камнем.

Безумного неба крик,
а может быть шёпот. Имя
(твоё и моё) внутри.
Не сможем мы быть чужими.