Как живет церковь после падения СССР?

— Действительно, церковь затрачивала немало усилий на то, чтобы восстанавливать храмы. И, конечно, это надо было делать. Но в этой деятельности, направленной на внешнее благоукрашение церковной жизни, мы постепенно стали восприниматься как еще одна корпорация, работающая по принципам современного рынка. Многие люди, привыкшие к таким отношениям со своими ближними и с обществом, ощущали себя в церкви вполне привычно. А те, кто этим тяготился, склонны были разочаровываться в церкви, видя в ней новый коммерческий институт. Произошло нечто такое, чего ожидать, мне, например, было очень сложно. Церковь в этом противоестественном развитии начала терять саму себя. Будучи изначально призванной быть царством не от мира сего, она усиленно пыталась вписаться в менявшийся, но остающийся обезбоженным мир, который был вокруг нас.

— Нулевые годы, первые годы нового века, для России стали временем успокоенности, нового застоя, а какими они были для церкви?

— К началу 2000-х общество, в том числе и церковное, настолько устало от необходимости действовать, зачастую бесплодно и безрезультативно, что у всех возникло желание покоя. Поднявшиеся цены на нефть позволяли без серьезных экономических преобразований обеспечить некий стабильный материальный уровень жизни. И вдруг обнаружилось, что церковь тоже может жить достаточно спокойно в качестве — я уже не раз употреблял это словосочетание и подвергался за него суровой критике — комбината ритуально-бытовых услуг, то есть в парадигме общества массового потребления, которое худо-бедно начинает формироваться. Само по себе потребление ни хорошо, ни плохо, но задача церкви — показать людям, что не в материальном достатке, не в успешности карьеры они должны видеть смысл жизни, а во внутренней свободе, в том числе и от всего этого. В стремлении созидать отношения с людьми по принципам, отличным от законов рынка. Здесь, к сожалению, церковь часто выступает весьма конформистски по отношению к тем процессам, которые происходят в нашем обществе. Так что нулевые годы, то есть второе десятилетие после 1991-го, стали для нас действительно очень нулевыми. Правда, как мне кажется, сегодня мы наконец-то перестали питать иллюзии относительно собственного положения. Сегодня мы видим конкретные задачи и пытаемся их решать.

— А можно привести какие-то конкретные примеры решения задач?

— Надо сказать, что напряженная, может быть, кажущаяся в чем-то даже излишней, активность нашего нового патриарха Кирилла — это результат осознания тех проблем, которые стоят перед церковью. Мы уже упустили слишком много времени, и права бездействовать у нас просто нет.

Одним из самых важных недавних начинаний, на мой взгляд, стало создание Межсоборного присутствия — особого органа, состоящего из очень сведущих в церковных вопросах и неравнодушных священников и мирян, которые активно занимаются самыми важными проблемами церкви в период между соборами. Далее, четкие инициативы связаны с активизацией у нас катехизаторской и миссионерской деятельности на приходах, социальной деятельности. Наконец, важное для меня как для профессора Духовной академии начинание Святейшего патриарха — последовательная линия на интеграцию нас в систему светского образования и чтобы поднять чрезвычайно низкий уровень духовных школ.

Конечно, можно сказать, что в этих начинаниях мы зачастую подражаем государству, создавая новые управленческие структуры, и пытаемся активизировать церковную жизнь сверху. Но ситуация в России такова, что у нас источником реформ, увы, чаще всего выступало государство. Чтобы хоть немного сдвинуть эту ситуацию, сейчас патриарх дробит епархии, пытаясь сократить огромную дистанцию между архиереем, рядовым духовенством и мирянами, вынуждая архиереев активнее заниматься своей малой епархией, вовлекать людей в подлинную церковную жизнь.

— Раз уж вы заговорили о государственных методах управления, можно напомнить, что зачастую церковь упрекают в излишней "симфонии" с государством. По опросам социологов, больше всего доверие людей подрывает тот факт, что церковь молчит по самым важным вопросам общественной и политической жизни.

— Сегодня нашей церкви нужно прежде всего освободиться от советских патерналистских иллюзий по поводу помощи государственных чиновников и стать самой, как это и было изначально, активным субъектом исторического процесса. Церковь не должна служить любому государству на любых условиях. Она может помогать государству, если оно стремится следовать парадигме христианских ценностей. Но всегда надо помнить о том, что любое государство несовершенно. Оно ущербно онтологически, так как появилось в результате грехопадения и было призвано просто помешать людям истребить друг друга.

— Вы не раз говорили, что возрождение той России, в которой церковь была доминантой, сегодня уже невозможно. Что, на ваш взгляд, нас ждет в исторической перспективе?

— Мы действительно прошли какую-то точку невозврата. Дореволюционная Россия исчезла навсегда. Мы навсегда потеряли ту Россию, но из этого не надо делать трагедию — надо извлекать уроки. Было много негативных тенденций, которые привели к победе большевиков. Самая главная, на мой взгляд, состояла в том, что церковь не смогла сформировать у основной массы нашего народа христианского мировоззрения, которое позволило бы ему давать христиански мотивированные ответы на вызовы современности. Вот почему лозунг "Грабь награбленное!" у большинства не встречал никакого внутреннего сопротивления.