"Опыт и поведение шаманов, индийских йогов и саддху (святых отшельников) или духовных искателей других культур
по западным психиатрическим стандартам следовало бы диагностировать как явный психоз. И наоборот, ненасытное
честолюбие, иррациональные побуждения к компенсации,технократия, современная гонка вооружений, междоусобные
войны, революции и перевороты, считающиеся нормой на Западе, рассматривались бы восточным мудрецом как симптомы
крайнего безумия. Точно так же нашу манию постоянного прогресса и "неограниченного роста", наше отрицание
космических циклов, загрязнение жизненных ресурсов (воды,почвы и воздуха), превращение в бетон и асфальт тысяч
квадратных миль земли в таких местах, как Лос-Анджелес,Токио или Сан-Пауло, американский или мексиканский
индеец-шаман посчитал бы чудовищной несообразностью и опасным массовым безумием".
 (Гроф С. За пределами мозга.)

 Был же он весьма pазумен и, что удивительно, не учась гpамоте, отличался тонкостью и пpоницательностью ума. Однажды пpишли к нему два языческих философа, думая, что могут искусить Антония. Был же он на внешней гоpе и,догадавшись по лицу шедших, какие это люди, вышел к ним и сказал чеpез пеpеводчика:

«Почему столько беспокоитесь вы, философы, для человека несмысленного?» Когда же ответили они, что Антоний человек вовсе не несмысленный, а напpотив того - весьма умный, тогда пpодолжал он:

«Если шли вы к человеку несмысленному, то напpасен тpуд ваш. А если почитаете меня pазумным,то будьте такими же, каков я, потому что хоpошему должно подpажать. Если бы и я пpишел к вам, то вам стал бы подpажать. Если же вы ко мне пpишли, то будьте такими же, каков я, а я - хpистианин».

Философы удалились в удивлении. Они видели, что и демоны боятся Антония.

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО АНТОНИЯ описанное святым Афанасией в послании к инокам, пребывающим в чужих странах

Ветер -- гуру, вода -- отец, а земля -- могучая мать всего. День и ночь -- оба воспитатель и воспитательница -- развлекают весь мир.

На стадии Знания -- сильное знание. Здесь пение, шутки, зрелища и веселье. На стадии Радости краеугольный камень -- образ. Здесь творенье отливается несравнимо великое. Его описание трудно произвести. Если кто-то начнет рассказывать, потом пожалеет. Здесь отливаются людское внимание и мысль; здесь в мозгу появляется пробуждение.

Я лежала на снегу и смотрела на небо, и небо прижимало меня к земле. А верхушки деревьев покачивались и о чем-то шептались. И я думала, что, возможно, деревья растут от неба, что корни их — это их кроны, а небо — их благодатная почва. И что самое  главное в жизни дерева — устремить свои корни ввысь и укорениться горе. И что бесконечен разговор деревьев с Небом, их взаимное движение  навстречу друг с другом.

А то, что корни у деревьев уходят в землю — это придумали люди, так как сами перестали стремиться вверх, и забыли про небо и перестали его замечать, как перестали видеть деревья и их верхушки и уже не понимают о чем те говорят. Но видят только землю и ею все объясняют.

Господи, мы — деревья Твои. Слабые, маленькие, сокрушаемые ветрами,биваемые дождями и градом, засыпаемые снегом. Мы тянемся к Тебе еле-еле,но все же тянемся и не можем иначе — без Тебя мы гибнем — Ты питаешь нас Светом Твоим, Ты взращиваешь нас Своей любовью. Господи, помоги же нам укрепиться и взростись и принести плод свой Тебе как дар — наш скромный дар за Твой бесценный Дар Жизни. Ты — корни наши, Господи. Ты — почва наша. Приими и сие маленькое приношение Твоего деревца — его слабый, чуть слышный шелест. О Тебе шелест этот.

Инна Сапега

К этой Славе Воскресения Западное Монашество устремилось иным путем — внешним, вещественным. Отсюда — у западного монашества опыт иной, движение иное, отличное от Восточного. У него опыт начала христианства, опыт Галилейских полей и цветущих лилий (Франциск Ассизский и др.) и движение за Христом по плоскости этих полей (Крестовые походы), динамическое устремление освобождать Св. Землю (внешнюю) от врагов христианства (внешних) и борьба с антихристом (внешним).

     Это — основные линии пути движения Западного Монашества и его деятельности. Они остаются для него существенными и ныне.

     Западное монашество в свой юности со своей влюбленностью в историческом процессе духовного развития остановилось на внешнем, на поверхности — здесь оно и застыло. В западном монашестве потому и много действия на плоскости внешней, много динамичности, что оно пребывает в возрасте молодости, в свежести юных сил. Дальше своего юношеского возраста оно не развилось, да и не могло.Ибо западные народы, по свой внутренней одаренности и развитию, по своему возрасту — народы юношеские, духовно незрелые. Западные народы, по своему незрелому возрасту,восприняли Тайну христианства хотя и сильно и красиво, вплоть до "святой влюбленности",но восприняли внешне, извне. Внутренняя сущность была для них недоступна. А Красота Дщери Царевой была вся внутри — говорит пророк (Пс. 44, 14). И эта внутренняя красота не была ими воспринята. Отсюда потом и родилась тоска по этой внутренней красоте, по Горнему, выразившаяся в Готике католических храмов.      Искусство зодчества храмов не случайно: оно выражает собою внутреннюю Тайну строющего народа — религиозную тайну восприятия душой Бога.      Готика — это искание Бога в небесах. Готика —  это устремление ввысь, тоска, это — крик души взыскующей внутреннего. Готика — это голод души, это тощие руки мольбы, простертые ввысь, к небесам, ищущие "там", чего нет "здесь" на земле. В этих чертах и отразилася существенная особенность религиозного опыта западных народов,западного монашества.      И совсем иной религиозный опыт Восточного христианства, Восточного монашества. Здесь нет устремления ввысь. Восточные храмы готики не знают: они крепко стоят на земле. Здесь небо от земли неотделимо. Здесь нет тоски по небу. И эти черты полностью выражают опыт внутренней Восточной Церкви,Восточного Монашества.       Здесь, на Востоке — обладание; там, на Западе — искание. Здесь — внутрьпребывание в тайне с Богом, там — устремление ввысь,искание Бога в небесах. Здесь — отрицание "мира сего" и пребывание в мире Горнем,Небеси. Там — утверждение "мира сего", и взыскание мира грядущего Здесь — Богоносная умная молитва и тихая радость обретения. Там — экзальтированная влюбленность,переходящая в тоску исканий устремленных.Потому Восточное монашество все внутри, во внутреннем созерцании. И его возраст — возраст седых веков, оно — детище древних народов.Его возраст — возраст созерцания "конца". И опыт Православного монашества есть Божественный опыт "конца". Опыт конца тленного, внешнего, грешного бытия, опыт конца смертного образа человеческого.      И — светлый, величественный, потрясающий опыт начала иного бытия — Богоносного, опыт выявления Бога во плоти пришедшего, опыт выявления бессмертного Богочеловеческого Образа "неизреченной славы" — Лика Христова в образе человеческом.С Тайной монашества Восточного неразрывно связаны и конечные судьбы христианского человечества, судьбы всего мира. В монашестве и только в Восточном монашестве, православном монашестве, сокрыты последние времена и сроки, в нем сокрыта тайна "конца".      С исчезновением монашества исчезнет и христианство.С исчезновением христианства исчезнет и внешний мир: придет его конец.протоиерей Иоанн Журавский

Апостол Павел пишет христианской общине: У вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников, что некто вместо жены имеет жену отца своего. И вы
возгордились, вместо того, чтобы лучше плакать, дабы изъят был из среды вас сделавший такое дело (1 Кор. 5,1-2). Ап. Иаков вопрошает христиан: Откуда у вас вражды и распри? не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете
достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите. Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений. Прелюбодеи и прелюбодейцы! Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу (Иак. 4,1-4). Если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину (Иак. 3,14). Вы ещё плотские. Ибо если между вами зависть, споры, разногласия, то не
плотские ли вы, и не по человеческому ли обычаю поступаете? (1 Кор. 3,3). Отрезвитесь, как должно, и не грешите; ибо, к стыду вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога (1 Кор. 15,34). Были в христианских общинах и люди... нечестивые, обращающие благодать Бога нашего в повод к распутству... Горе им, потому что идут путём Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей. Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви, пиршествуя с вами, без страха утучняют себя. Это — безводные облака, носимые ветром, осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими; звезды, блуждающие, которым блюдется мрак тьмы навеки (Иуд. 1,4; 12). Апостол Павел также пишет о тех, кто,называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или злоречивым,
или пьяницею, или хищником... вы сами обижаете и отнимаете, притом у братьев (1 Кор. 5,11; 6,8); потому что все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу (Флп. 2,21; 2Тим. 1,15; 4,10;16).И таких свидетельств о безнравственности в первоапостольской общине в Писании немало. Это обстоятельство не оставляет сомнений в том, что эти
общины были бы наверняка отвергнуты современным искателем правды Божией,если бы он стал руководствоваться «нравственным» критерием.

Давайте спросим: что первичнее, опыт или его последующее выражение?

Очевидно, опыт. И только потом его выражение. При этом не следует забывать, что даже вполне простой опыт иногда сложно облечь в словесную форму. Приходится искать слова, понятия, корректировать и уточнять их.
Одно и то же можно выражать разными словами: более или менее удачными, содержательными, красивыми, в конце концов. Чтобы выразить свой опыт, иногда должно пройти время. Думаю, каждый испытывал подобное. Так и в случае с Церковью: она имела опыт Богообщения — Господь открылся ей. И никто не сомневался, что этот опыт есть, а вот на его выражение, поиск
словесных формулировок уходило время. Да, термины «Троица», «Богочеловек», «Богородица» появились не сразу, но это не значит, что у Церкви не было веры в это, что был какой-то другой опыт...(с)

"Если я говорю языками не только человеческими, но даже и ангельскими, а любви не имею," - говорит апостол, - "то я - медь звенящая и кимвал звучащий" (т. е. подобен бездушным предметам, которые действуют только на внешний слух человека, а не на его сердце). И все высшие добродетели - пророчество, ведение всех тайн, чудотворящая вера и даже подвиги самоотречения и мученичества, без любви - ничто, и только от нее приобретают свою цену.
 "Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует'' - она делает человека терпеливым, кротким, смиренным и благожелательным во всем. "Любовь не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине..."
Это - сила, все побеждающая, сила смиренной любви, уничтожающая эгоизм и злобу, гнездящиеся в сердце человека. И эта истинная любовь всегда ищет правды и истины, а не лжи и угодливости, И наконец - "Любовь все покрывает, всему верит, всегда надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает..." Да, именно - никогда. Ничто не переломит ее - ни
испытания, ни муки, ни горе, ни лишения, ни разочарования. И в иной - лучший мир - пойдет она с христианином, и во всей полноте раскроется именно там - когда исчезнут не только дары пророчества и языков, но прекратятся
уже вера и надежда. Вера заменится там зрением лицом к лицу, а надежда станет сбывшеюся; одна любовь будет царствовать во веки веков. И поэтому-то и говорит тот же апостол: "Любовь есть исполнение закона"

Дружба — это видение себя глазами другого, но пред ли­цом третьего, и именно Третьего. Я, отражаясь в друге, в его Я признает свое другое Я. Тут естественно возникает образ зеркала, и он вот уже много веков стучится за порогом сознания.

Но друг — не только Я, но и другое Я, другой для Я. Одна­ко, Я — единственно, и все, что есть другое в отношении Я, то уж— и не-Я. Друг — это Я, которое не-Я: друг — contradictio, и в самом понятии о нем завита антиномия. Если тезис дружбы есть тождество и подобие, то ее антитезис — не-тождество и не-подобие.Я не могу любить то что не есть Я, ибо тогда допус­тил бы в себя нечто чуждое себе. Но, вместе с тем, любя я хочу не того, что сам я есмь: в самом деле, на что же мне то, что у меня уже есть. Эта само-противоречивость дружбы раскрыта юным Платоном в «Лизисе»; а заново ее открывает Шиллер. «Любовь, — говорит он относительно дружбы, в противо­положность приведенному выше, — любовь возникает не меж­ду двумя однозвучными душами, а между гармонически зву­чащими»; и еще: «С удовольствием, — пишет Юлий, обраща­ясь к своему другу Рафаэлю, — с удовольствием вижу я свои чувства в своем зеркале, но с пламенным наслаждением пожи­раю я твои высшие, которых мне недостает»

В любви происходить размен существ, взаимное воспол­нение, «Когда я ненавижу, — заверяет Шиллер рукою своего Юлия, — я нечто отнимаю от себя; когда я люблю, я обогаща­юсь тем, что я люблю». Любовь обогащает; Бог, — имеющий совершенную любовь, — Он — Богатый: Он богат Сыном Своим, Которого любит; Он — Полнота. Жизнь — сплошной ряд диссонансов; но чрез дружбу они разрешаются, и в дружбе общественная жизнь получает свою осмысленность и примиренность. Но, как строгий унисон не дает ничего ново­го, а тоны близкие, по не равно-высокие, сочетаются в невыно­симые для уха перебои, — так же и в дружбе: чрезмерная бли­зость в строении душ, но при отсутствии тождества, ведет к ежеминутным толчкам, к перебоям, невыносимым по своей неожиданности и непредвидимости, — раздражающим словно мигающий свет. Верность раз завязавшейся дружбе, неразрывность друж­бы, строгая, как неразрывность брака, твердость до конца, до «кровей мученических» — таков основной завет дружбы, и в соблюдении его — вся сила ее. Много соблазнов отступиться от Друга, много искушений остаться одному или завязать но­вые отношения. Но кто порвал одни, тот порвет и другие, и третьи, потому что путь подвига подменен у него стремлением к душевному комфорту; а последний не будет достигнут, не может и не должен быть достигнутым ни при какой дружбе. Напротив, каждый пройденный подвиг придает крепость друж­бе. Как при кладке стен, чем больше льют воды на кирпич, тем крепче стена, так и от слез, пролитых из-за дружбы,она делает­ся лишь прочнее. Слезы — это цемент дружбы, но не всякие, а те, которые струятся от не могущей выразить себя любви и от огорчений, причиненных другом. И, чем больше дружба,— тем больше слез, а чем больше слез, — тем больше дружбы. Слезы в дружбе — это то же, что вода при пожаре спирто­вого завода: больше льют воды — больше вздымается и пламя.

Смиренномудрие – правильный образ мыслей человека о самом себе и окружающем его мире.

«Смиренномудрие есть образ мыслей человека о себе и о человечестве, внушенный и внушаемый Божественною Истиною». Св. Игнатий Брянчанинов.

Смиренномудрие – одна из сторон добродетели смирения. Смирение человека рождается в уме. Оно суть благое и блаженное состояние духа, то есть по преимуществу добродетель ума. Оно предполагает правильное воззрение на себя и окружающий человека мир. Правильное понятие человека о человечестве и о самом себе примиряет человека с собою, с человеческим обществом — примиряет с землею и небом. Правильный (смиренный) образ мыслей, привлекает в душу Божественную  благодать, наполняющую ее неизреченным Божественным миром, дарующую ей ощутимо познать блаженство Божественной жизни.

Когда мы имеем в виду одно успокоительное, радостное, блаженное состояние,производимое в нас добродетелью, то называем ее смирением. Когда же имеем в виду смиренный образ мыслей, то называем его смиренномудрием.

 «Смиренномудрый видит себя ничтожною пылинкою среди громадного мироздания, среди времен, поколений и событий человеческих, протекших и грядущих. Ум и сердце смиренномудрого способны принять Божественное христианское учение и непрестанно преуспевать в христианских добродетелях; ум и сердце смиренномудрого видят и ощущают падение природы человеческой и потому способны признать и принять Искупителя. Смиренномудрие не видит достоинств в падшей природе человеческой; оно созерцает человечество как превосходное создание Божие, но вместе созерцает и грех, проникший во все существо человека, отравивший это существо; смиренномудрие, признавая великолепие создания Божия, признает вместе и безобразие создания, искаженного грехом; оно постоянно сетует об этом бедствии. Оно смотрит на землю, как на страну своего изгнания, стремится покаянием возвратить себе Небо, утраченное самомнением». Св. Игнатий Брянчанинов