Дом без человека — одинок,

Дом без человека — сирота,

Даже после выжженных дорог

Заглянуть не хочется туда. 

У камина жаркого огня

Слушать голос сердца своего,

Ждать прихода завтрашнего дня,

Если в этом доме — никого.

Бездною считается пустяк

Вызревший внутри из ничего,

И вино хмелит совсем не так,

Если в одиночку пить его.

Время — нескончаемый песок,

К мольбам глух непонятый творец...

Дом без человека — одинок,

С ним же — словно сказочный дворец.

Родиться, заново решать

Извечные задачи,

За годы опыт покупать,

С морщинами на сдачу.

Стремиться к небу

И в своём

Успехе сомневаться,

Не верить в небыль, а потом

В неверьи сокрушаться.

Делить людей на “свой — чужой”,

“Хороший — злой” и “разный”,

Быть искромётною душой

И в тот же час — ужасным.

На блеск пытаться наскрести,

Ловить за хвост удачу,

И до конца крест донести,

С надгробием в придачу.

Я посвящаю никому

Рифм неизведанные звуки,

Их серебристую кайму

Ласкать чужие будут руки. 

Их непростое естество

Глаза другие растерзают,

И не родные голоса

По миру звуки растаскают. 

Растопят светом, испарят,

Прольют дождём, развеют снегом,

И, подустав, вернут назад,

Во взглядов призрачную небыль.

Может, глупо считать

Окон замерший ряд

И простуду ловить

Под прозрачным дождём,

Мне так нравится жить,

Мне так нравится быть

Для тебя лишь одной,

Для кого же ещё?

Сорок два—на восход,

Сорок два—на закат,

Бесконечность растоптана

На мостовой,

Пару метров — и вновь

Возвращаться назад

Ради встречи, короткой

И нужной, с тобой.

Время в хрупкие рамки

Покоя вогнать

Невозможно, и я

Не пытаюсь спешить,

Не пытаюсь забыть,

Сомневаться и звать,

Мне достаточно верить

И просто

Любить.

Не могу словами то, что надо,

Не умею взглядом, что дано,

Две вселенных хрупкою оградой

Тела моего разделено.

Вроде—вместе, вроде бы—отдельно,

Не враги, и всё же не друзья,

Может с целью, может и бесцельно,

Просто существуют, как  и я.

Без единства. Это—не случайно,

Как вчера у завтра не отнять,

Двум вселенным, двум мирам бескрайним,

Никогда друг друга не понять.

Моё призвание, оно

Как сон, как хлеб, что не додали,

Не тронутое полотно,

Другая сторона медали. 

Не ест, не кормит, не пылит

В страницах толстых книг строкою,

Довольно миром и болит,

Когда заденут за живое. 

Полусерьёзно, не смешно,

Кому-то даже интересно,

И кто-то ищет в нём зерно,

А для кого-то оно пресно. 

Оставьте мнение своё

Себе. А впрочем, как угодно,

Моё призвание — МОЁ,

И будет им, хоть и не модно.

Вот уж не думал, что в 20-ю годовщину Независимости я получу возможность лицезреть привет из прошлого на современный лад. Нет, вы ничего дурного не подумайте - Первый национальный я включаю только случайно, тыкнув не ту кнопку на пульте, и канал Интер у меня вообще не показывает. Да и записи Северодонецкого съезда, жутко напоминающего очередной съезд КПСС своими штампами и дремучестью, у меня нет. Я имел “счастье” посмотреть программу “Свидетель” на НТН. Вместо того, чтобы культурно и ненавязчиво обрадовать зрителей очередной порцией чернухи, журналисты начали передачу с репортажа о доблестной милиции - как ей живётся, как она героически стоит на страже порядка, который так и норовит угробить подлая и гадкая оппозиция. Память сразу же начала рисовать образы советских карикатур, на которых непогрешимый рабочий класс гордо смотрит в светлое будуще, не обращая на происки беснующегося маленького, толстого и уродливого буржуя. Именно в таком стиле и был выдержан репортаж. А для “контрольного выстрела” в мозги, следом шёл репортаж, как зашибись сидеть в украинских тюрьмах, особенно тем, кому дали пожизненное. Впечатление дежа-вю было настолько яркое, что я принялся было ждать, что по завершению передачи появится телеведущая, скажет “Здравствуйте, товарищи!” и зачитает программу телепередач на завтра. Однако реклама вернула меня в реальность, я понял, что на дворе ХХІ век, а не конец ХХ. Но почему этого не понимают боссы канала?

Сірий вітер несе

Гіркі думи дощем,

Ти для мене—усе,

Я для тебе—ніщо. 

Іншим час поверне

Чарівні всі слова,

А для тебе мене

В цьому світі—нема.

Не існую у снах,

В відображенні злив,

Навіть в давніх віршах

Мої тіні дощ змив.

І сміються світи

Над бажанням моїм,

Що дозволиш мені

Для тебе стати всім.

Заховалось сонце у гаях,

Посивіли росянії трави,

Де тебе шукать, в яких краях,

Для кохання, а не для забави?

Не питаю, як твоє ім'я,

То для мене зовсім неважливо,

Знаю, що його почую я

В час, коли цілує землю злива.

Як виглядаєш—все одно,

Що вдягаєш, чим тривожиш душу,

Хочу почуттів твої вино

Випити, у світі все забувши. 

Голос твій почути, подих, сміх,

Блиск очей побачити яскравих,

Я тебе знайду, пита у всіх,

Для кохання, а не для забави.

Гріх скаржитись на день, що не прийшов,

Що не дзвенів в повітрі сонячним промінням,

Його слідів ніхто ще не знайшов,

Не позначав шляхи його камінням.

Дня того подих в зморшках не застиг,

І суть його ніхто не зміг пізнати,

Нікого він образити на встиг,

Навіщо ж його словом зачіпати.

Не треба розпаляти душу знов,

На календар дивитись надто грізно,

Гріх скаржитись на день, що не прийшов,

Та й лаяти минулий завжди пізно...