Взмывает день огромной птицей,

Открыто воскресенье,

И солнце, как цветок в петлице,

Взывает к восхищенью.

Достав бутылку эликсира,

Жизнь вечность пьёт по стопке,

И ткань плетут большого мира

Людей мурашьи тропки.

Честное гложет и мается,

Не находя покоя

Во времени,

Да и не ищет,

И не отрекается

От прошлого,

Каким бы ни было оно.

И я хотел соврать,

Себе или ему,

Не знаю точно,

Но не получилось.

Слишком въелось

В меня.

Прости за эту слабость,

Если сможешь,

Я давно разучился

Этому умению –

Прощать себя самого.

Потерян смысл, потерян взгляд,

Дни проплывают самочинно,

Я доживаю наугад

То, что досталось беспричинно.

Само пришло, уселось здесь,

Без мелкой капли покаянья,

Загнало в неизвестность спесь

И молча просит подаянье.

Но подаянье для него

Не звон серебряный монеты,

Всё ждёт вниманья моего

И слов кровавые рассветы.

Володар невеселих дум

Осінній день,

Осінній сум.

Яка нечувана сім’я –

Осіння мить,

Осінній я.

І наш сімейний старий друг

Осінній жовтуватий

Дух.

Гуляємо.

Жизнь неприкрашенная длится,

Играя в прятки в каждом миге,

И мы с тобой как две страницы

В одной большой и толстой книге.

В чём смысл этого решенья?

К твореньям автор безучастный,

Мы две страницы, без сомненья,

Да, к сожаленью, в главах разных.

Меня не станет рано или поздно,

Сойдут с небес, произнесут: «Пора!»

Начнут водить по сказкам желто-звёздным,

Что овевают чистые ветра.

«Твой дом не там» - доверчиво расскажут,

Кивнув на шарик бело-голубой,

«В своём дому обидами не мажут,

А окружают светлой теплотой.

Тут омывает только красок буйство,

Здесь даже каждый камешек – родной».

Но я спрошу: «А как же мои чувства?»

И мне ответят: «Заберёшь с собой».

Когда судьба как кривосудие,

За что карает – неизвестно,

То мыслей нет, есть мыслеблудие,

К итогу странному прелюдия,

И не врачующая песня.

Когда судьба как наказание

И образец, как жить не стоит,

Есть только мироотрицание

За боль и за непонимание

Того, что вечно беспокоит.

Я предлагал себя,

Только во время смутное

Люди любили мелочи,

Милые и уютные.

Каждый для них отвёл

Своё местечко укромное,

Руку лишь протяни –

Вот они разом, скромные.

С крошкой одной могли

Устроить себе пиршество,

Я же был больше неба

И это казалось излишеством…

Жизнь приближается к расплате

За беспокойствие в речах,

За лоскут неба в ярком взгляде,

За землянику на губах.

За краски песен вековечных,

За тайны милого лица,

За бесшабашность дел сердечных

И за надежды без конца.

За завидное постоянство,

Когда другой бы отступил,

И за врождённое упрямство,

Что придаёт немного сил.

Пришло рассветное расстройство,

Проснулись птицы-чудаки,

Ночь умирает в беспокойстве

И просит месяц: «Помоги!»

Но месяц, упиваясь властью,

Упрямо гонит звёзды в хлев,

И, улыбаясь красной пастью,

Зевает солнцу львиный зев.