Да здравствует елка!

28 декабря  — знаменательная дата : 76 лет  назад в этот день в газете «Правда», являвшейся главной трибуной  советского официоза,  вышла маленькая заметка «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!» за подписью П.Постышева.

Ёлка, огоньки, серпантин,  игрушки, тщательно сберегаемые во многих семьях из поколения в поколение, праздник доставания их всей семьей из ваты, запах хвои и мандаринов, морозные узоры на окнах,  повторяющие узор ветвей…  Священный архетип нашего детства, без которого не мыслят  себя  многие поколения россиян как верующих и празднующих Рождество, так и тех, для кого главный праздник – гражданский Новый год,  вошел тем не менее в нашу жизнь относительно недавно.

Впервые украшенная ель как отголосок древних языческих обрядов появилась в Европе в 15-16 веках, по свидетельствам одних историков, в Эльзасе, по свидетельствам других – в Риге.  Однако устойчиво живущее в веках христианское предание связывает ее с именем лидера Реформации  Мартина Лютера, украсившего еловую ветвь свечками для того, чтобы  наглядно показать детям символ милости Божьей – открывшихся звездных небес, откуда на землю в Рождество сошел Господь Иисус Христос.

Окончательно на территории Германии рождественская елка «прописалась» только к середине 18 века, оттуда обычай распространился в других европейских странах, а в России обычай устанавливать  украшенную ель связан с именем Петра Великого:  насмотревшись на европейские порядки, император указом 1699 года повелел отсчитывать  годы на западный манер не от сотворения мира, а от Рождества Христова, и новолетие праздновать не 1 сентября, а 1 января. Однако на протяжении 18 века украшенная рождественская ель была атрибутом разве что народных питейных заведений, и только в начале 19 века она стала появляться в некоторых богатых  домах, к примеру, в семье императора Николая I,  прежде всего, в  Петербурге.

В 1841 году «Северная пчела» писала:

«Мы переняли у добрых  немцев детский праздник в канун праздника Рождества Христова:  Weihnachtsbaum. Деревцо, освещенное фонариками или свечками, увешанное конфектами, плодами, игрушками, книгами, составляет отраду детей, которым прежде уже говорено было, что за хорошее поведение и прилежание в праздник появится внезапное награждение…»

С этого времени мода на нововведение стала быстро распространяться по России. А   первым изображением рождественской ели на картинке стала  иллюстрация к гофмановскому «Щелкунчику», который вышел отдельной книжкой в переводе на русский в 1839 году под названием «Щелкун орехов». И для нас с вами герои этой сказки и бессмертная музыка Чайковского  тоже накрепко связаны с морозными праздниками…

Украшенная ёлка, символ Рождества, не раз участвовала в бурной политической истории России. Вслед за Ахматовой елка, если б имела дар речи, вполне могла бы повторить: «Я была всегда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был…» В 1916 году, во время Первой мировой войны и усиления в российском  обществе антигерманских настроений, Священный Синод усмотрел в обычае  устанавливать и украшать елку вражеское немецкое влияние, и этот обычай  был запрещен. А после революции, в 1927 году, в ходе антирелигиозной  кампании, Рождество Христово перестало быть официальным праздником, и  рождественская елка была объявлена «религиозным пережитком»…

В воспоминаниях верующих тех лет  о  подпольной жизни Церкви  Христовой в сталинском СССР мы нередко встречаем упоминания о том, что  Рождество Христово отмечали  на дому тайно, при завешенных окнах (как было, например, в известной семье Пестовых), приглашая детей только из проверенных православных семей.

И только в 1935 году, стараниями видного партийца Павла Постышева, писавшего в помянутой нами заметке:

«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею…»,

украшенная елка была возвращена в дома и детские учреждения, но уже как новогодняя…

Стараниями Постышева и волей Сталина, совершавшего в те годы  некоторые популистские жесты, – но мы-то с вами понимаем:, и милующим  промыслом Божьим, – как отдушина в чугунном мирке  советской материалистической идеологии, как напоминание о чуде на земле, источник  которого – на небесах…

В  последние 20 лет, после перестройки и прекращения «зажимания»  Церкви, праздничная ель переживает своеобразное «еще одно» рождение,  снова для многих становясь  рождественской. Однако неофитские споры, иногда происходящие в церковных кругах, о том, уместно ли считать эту  елку по-прежнему еще и новогодней, можно ли вообще в конце Филиппова поста порадоваться доброму светскому празднику, думается, излишни. В конце  концов, как говорит народ, у Бога всего много, и отчего бы одному из  рождественских Ангелов не летать не на крыльях, а на санях с оленями, и  не иметь румяные щеки, белую бороду и мешок с подарками для детворы?!..

Вечнозеленая ель – символ жизни вечной. Для меня этот символ бывает  особо подчеркнут ежегодными наблюдениями за некоторыми нашими  прихожанами, которые 31 декабря елку не ставят, а ставят к Рождеству. После Нового года елки в продаже уже не найти, а пластмассовую имитацию  ставить не хочется, и прихожане эти нашли очень простой выход:  они  выходят к подъездам многоэтажек и подбирают елки, вполне еще свежие, выброшенные кем-то по исходе новогодней ночи…

Отработавшая свое мирское предназначение, в обрывках мишуры и  дождика, как в похоронном глазете, одинокая, выброшенная на свалку ель  –  снова приходит  в дом, на сей раз православный, и рождается заново, чтобы быть украшенной уже не звездой, а фигурой Ангела, чтобы возвестить новую весть,  уже  бессмертную: «Христос рождается – славите!»

 Священник Сергий Круглов