Превратила всё в шутку сначала,
Поняла - принялась укорять,
Головою красивой качала,
Стала слезы платком вытирать.

И, зубами дразня, хохотала,
Неожиданно всё позабыв.
Вдруг припомнила всё - зарыдала,
Десять шпилек на стол уронив.

Подурнела, пошла, обернулась,
Воротилась, чего-то ждала,
Проклинала, спиной повернулась,
И, должно быть, навеки ушла...

Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое.
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твое?

 

                                                                                  

 

Как день, светла, но непонятна,
Вся - явь, но - как обрывок сна,
Она приходит с речью внятной,
И вслед за ней - всегда весна.

Вот здесь садится и болтает.
Ей нравится дразнить меня
И намекать, что всякий знает
Про тайный вихрь ее огня.

Но я, не вслушиваясь строго
В ее порывистую речь,
Слежу, как ширится тревога
В сияньи глаз и в дрожи плеч.

Когда ж дойдут до сердца речи,
И опьянят ее духи,
И я влюблюсь в глаза и в плечи,
Как в вешний ветер, как в стихи,-

Сверкнет холодное запястье,
И, речь прервав, она сама
Уже твердит, что сила страсти -
Ничто пред холодом ума!..

 

 

 

 

 

О да, любовь вольна, как птица,
     Да, все равно — я твой!
Да, все равно мне будет сниться
     Твой стан, твой огневой!

Да, в хищной силе рук прекрасных,
     В очах, где грусть измен,
Весь бред моих страстей напрасных,
     Моих ночей, Кармен!

Я буду петь тебя, я небу
     Твой голос передам!
Как иерей, свершу я требу
     За твой огонь — звездам!

Ты встанешь бурною волною
     В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
     Кармен, твоих духов...

И в тихий час ночной, как пламя,
     Сверкнувшее на миг,
Блеснет мне белыми зубами
     Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой.
     Что ты, в чужой стране,
Что ты, когда-нибудь, украдкой
     Помыслишь обо мне...

За бурей жизни, за тревогой,
     За грустью всех измен,—
Пусть эта мысль предстанет строгой,
     Простой и белой, как дорога,
Как дальний путь, Кармен!

 

 

 

 

 

 

 

И жизнь, и смерть, я знаю, мне равны.
Идет гроза, блестят вдали зарницы,
Чернеет ночь, - а песни старины,
По-прежнему, - немые небылицы.
Я знаю - лес ночной далёко вкруг меня
Простер задумчиво свои немые своды,
Нигде живой души, ни крова, ни огня, -
Одна безмолвная природа...
И что ж? Моя душа тогда лишь гимн поет;
Мне всё равно - раздвинет ли разбойник
Кустов вблизи угрюмый черный свод,
Иль с кладбища поднимется покойник
Бродить по деревням, нося с собою страх...
Моя душа вся тает в песнях дальных,
И я могу тогда прочесть в ночных звездах
Мою судьбу и повесть дней печальных...