Следующие три часа Витька сидел, иногда ерзая - с разрешения, - чтобы размять затекшие ноги; слушал и рассказывал анекдоты; выяснил, что темные кудри мастера изрядно поредели на макушке; пересчтиал все белые квадраты и круги на потолке; поражался и поражался... (А вы знаете, что человек, нарисовавший знаменитого Чужого, делает тату-рисунки, и любой желающий с деньгами может заказать себе авторского монстра на все бедро или спину? Оказывается, вы можете оставить тату в наследство кому захотите, и тогда кусок вашей разрисованной кожи будет висеть в рамочке на стене у наследников).

Потом они сделали перерыв на кофе и покурили.

[ Читать дальше ]

В душном метро Витьку морозило. А поднимаясь по лестнице навстречу ночной свежести бабьего лета, он вспотел. В запасе было еще полчаса и пришлось бродить от одного киоска к другому, изображая заждавшегося любовника под взглядом ночного мента. Боясь расспросов не вовремя, Витька купил несвежих гвоздик в золоченом целлофанчике. Конспирация подействовала - милиционер потерял к нему интерес.

В двадцать три ноль четыре Витька вышел из стеклянной двери, выравнял дыхание, и на ватных ногах двинулся к темным домам. Гвоздики полетели в урну.

[ Читать дальше ]

  Солнце уже сваливалось за щеточку трав на холме, что за яшиным центром, но Витька все равно полез вверх по узкой тропинке. Камеру повесил на шею и прижимал рукой, чтоб не болталась, не стукала. Лез к ветру и в уходящий свет, понимая, что снять живую зеленую воду не сможет, совсем внизу стемнело. Но лез.
  Иногда, спохватываясь, пытался обдумать, что делать дальше? Получается, в плен его взяли? Вот так запросто, паспорт в чужом сейфе и оставайся, мастер, иди на побегушки к местному царьку. Но мысли не думались, ветер выдувал их из-под перепутанных волос, потому что посмотреть сверху на воду казалось очень важным, самым-самым важным. Да и кого спасать? Наташку, что украла его вещи и теперь смотрела, не видя, равнодушная ко всему, кроме своего повелителя и его водки? Себя? Ну, себя-то несложно. Уйти пешком завтра на маяк, попросить Николая Григорьича отвезти в город и сдаться там в милицию - потерян паспорт, украли деньги. Сколько их там было-то, денег. И уже всерьез отправить письмецо Степке, он вышлет. Или приедет.
  Но как же вода? За те два дня без фотоаппарата Витька вдруг понял, что был дураком, надо было не выпускать из рук - снимать и снимать. И не отвлекаться ни на что. А с другой стороны, что же, картинки важнее людей?
  Наверху встал на самом краю. Смотрел вниз, в почти черный провал, окаймленный неровными челюстями каменных грядок в воде, и видел, как вспыхивают, горя изнутри, бешеные кольца зелени, как светом рисуются завитки пены. От того, что видно было плохо, казалось, вода шипела громче, у самых ушей, а может быть поменял направление ветер и уже не завывал в щелях каменного лабиринта.
  Витька открыл камеру и сделал несколько снимков. Просто так, зная - не получатся. Не удержался просто. И пошел в сумеречный лабиринт. Уже знал, не пойдет на маяк. Успеется. Побудет несколько дней, и в самом деле, потянет резину, послушает Яшину философию. И будет снимать и снимать, все подряд. Надо только отстраниться от всего, молчать, не вникать. Уходить утром, одному, на весь день, чтоб только воздух, свет и камера. А когда Яша поймет, что не сгодился ему фотограф, как-нибудь договорятся.
  И на выходе, щурясь на никак не уходящее солнце, споткнулся глазами и мыслями о скорченную на валуне фигурку. Покраснел жарко, поняв, что о Ваське забыл совсем. И, решая свою судьбу, не думал о том, что было обещано малому и скреплено пожатием измазанных кровью рук.
  Васька не встал,только глянул и снова опустил голову. Витька присел рядом.
  - Ты меня так и ждал?
  - Ну да. Да ты же недолго. Я думал, еще посижу, пока солнце, и пойду, если ты там ночевать...
  - Не хочу я там ночевать.
  Васька помолчал. Сказал неловко:
  - К нам нельзя вот. Мамка ругается, Машута теперь на ней. И я ушел на весь день почти, не помогаю.
  - А мне адрес дали, сказали там переночую. В селе. Дом тридцать два на главной.
  Васька повеселел.
  - Так не уедешь? Ты правда, останешься еще?
  - Да.
  - Ну пойдем, пойдем я отведу тебя. Я знаю, где это. А тетя Лариса, она ничего так. Пирожки у ней вкусные. Одна живет щас.

Дальше

  Двор, освещенный двумя тусклыми фонарями - на столбе и над дверью в дом, был пуст, как декорация. Плоские камни пили бледный свет луны, перемешанный с редеющей уже темнотой, а вверху не спал маяк.
  Наташа обмякла, шла тяжело и равнодушно, молчала. Витька порадовался, что не приходится шикать, обрывая хмельную болтовню. На цепком ночном воздухе он постепенно трезвел, глубоко внутри осознавая, что это временная трезвость, чуть поверни не так голову и снова свалишься в неясную плывущую муть.
 Дом смотрел черными окнами на сереющий воздух и на них, идущих к маленькой отдельной двери. Скоро встанет хозяйка, - подумал Витька и колебаться не стал, втолкнул девушку в свое жилище и накинул крючок.
  Пока возился, Наташа скинула, пошатываясь, кроссовки, хлопнула дверью ванной. Свет не зажгла и Витька, включая в комнате маленький свет и валясь криво на диван, услышал, как тошнит ее там, в темноте.
  - Наташ...
  - Уй-ди.
  - Да я не захожу, - сказал, но дверь подергал. Заперлась...
  - Тебе помочь, может?
  - Уйди. С-сама...
  После возни и кашля зашумела вода. Витька заволновался. Утонет еще, развезло. Собственный хмель, затолканный внутрь жирной рыбой, невнимательно съеденной едой и двумя чашками горячего кофе, ушел, только голова слегка кружилась. Выдернул из розетки включенный было обогреватель, чтоб лишним теплом не мучить, с треском распахнул форточку. И снова встал под дверь:
  - Нат, ну хоть полотенце принесу, нету же там.
  Сквозь шум воды зашлепали босые ноги. Дверь распахнулась, показывая изогнутую в попытке держать равновесие Наташу, с вытянувшихся волос, блестя, текли на пол струйки воды:
  - Давай с-свое...
  Уронила полотенце на кучу сброшенной одежды и, цепляясь руками, перевалилась в наполняющуюся ванну. Вскинула на бортик ногу в легком загаре. С ноги на пол капало.
  - Ох, Витя, паршиво...
  - Так не пила бы!
  - Пошшел ты, умник...
  Он подошел и, наклонившись, подсунул руку ей под шею, морщась от того, что руки до локтей мгновенно промокли, стал поднимать из воды мокрую голову, облепленную червями волос. Убирал их с лица, с глаз.
  - Дурочка, задохнешься. Воды вон смотри... сколько!
  - Ну и... Утону вот в ванной... Смех, да?

дальше

.

   - Девки - радость нашей жизни, так, дружочек?
  Витька ожидал увидеть Яшину руку на коленке Наташи, но тот сидел все так же поодаль, придерживая, ловко нарезал тонкими полосками балык, шуршал газетой. Кивнул на полный стакан и густо умазанный черной икрой хлеб:
  - Давай, фотограф, водка греется, чего пропускаешь.
  Сидя по-турецки, Наташа придерживала пустой стакан на сгибе подобранного колена, спиной опиралась на пухлую кожу дивана, играла у лица прядями, закручивая их на пальцы. И тут же встряхивала головой, смеясь тому, что волосы сваливаются водопадом до самых колен.
  - Вот Натка не греет... Знает, как надо. Давай, Натуська, стакан, чего ты его голубишь, давай. Скучно гостю-то пить одному.
  - А са-ам?..
  - И я, - с готовностью согласился Яша и поднес к свету лампы налитое, - обещал и пью. За знакомство!
  Витька поднял свой, и три посудины, поблескивая гранями, глухо звякнули над столом. ...Отхлебнул хорошо, со злостью. Куснул в полный рот хлебную мякоть с тающими черными зернами, что скользили и лопались на языке.
  - Во-от, - подбодрил Яша, - молодцы! Захорошеет, тогда и разговоры разговаривать. У нас тут, студент, с кем говорить? Деревня. О рыбе можно, о блядях можно. А так, чтоб не о жратве, - с кем? С Петром? Бля... А я ведь не дурак, жизнь посмотрел, думал много. И сейчас думаю. Без мыслей не жизнь, а так - объедки. Пожрать, да поебаться.
  - Яш, - Наташа, придвинув пустой стакан ближе к бутылке, покачала головой с игривой укоризной.
  - Понял, милая, понял. Студент, культурно надо. Не быдло деревенское. Не бзди, студент, могу и культурно.
  Глянул насмешливо - словно бы ожидая ответа, но зная, собеседник промолчит. Лампа мигала, глухо топал над головой Петро, невнятно переговариваясь со вторым рыбаком, что остался без имени и без лица в темноте ночи на палубе. В иллюминатор за Наташиной спиной мерно смотрел маяк, просвечивая край волос черными резкими кольцами. Витька откинулся на кожаную спинку, держа в руке теплый стакан. Скрипнула кожаная обивка. Поморщился, отгоняя картинку, как прилипает к темной диванной коже голая девичья спина, прилипает и отрывается - в такт волнам, поплескивающим в железный борт. И сказал, мысленно отворачиваясь от увиденного:
  - А что, Яша, ты бригадир, возьмешь меня в море?
  - Хо! - рыбак откинулся на спинку диванчика, посмотрел с интересом:
  - Что, земеля, романтики захотел?
  - Поснимать хочу.
  - Поснима-ать? Во, бля... А может, у тебя задание здесь, а, член-корреспондент? Поснимаешь, а после в газетке разоблачение тиснешь?
  - А есть что разоблачать?

Дальше

  Пятна от фонарей прыгали по шпангоутам лодки, пересекались, качаясь, пока Витька залезал неуклюже, сердясь на самого себя. Бог весть что показали ему на отмели, ничего толком не объяснив, и хотелось идти, думать, слушая море справа. Но, вместо покоя, - темный яшин взгляд над морской водой, как свет фонаря, что прыгает внезапно, не уследишь, смотрел, казалось, из ниоткуда, отделяясь от самого человека.
  "Зверь", - куснуло комаром в основание шеи, - "Зверь... Джунгли...". И закололо иголочками по коже, под одеждой, шевелясь вдоль рисунка - через плечо, между лопаток к пояснице. "Я здесь", напомнила татуировка и Вик увидел мысленно, как струится по его телу цветная широкая лента. А он почти и забыл. Но под яшиным взглядом, выбирая место, куда поставить ногу в качающейся лодке, держа потными пальцами камеру - не уронить бы в черную воду, вспомнил...
  Будто прочитав настороженность по движениям тела, насторожился и рыбак. Следил неотступно, как из темных зарослей. Так пересекается реальность со снами?
  - Ты, фотограф, следи, ногу-то куда ставишь! - хрипловатый голос вплелся в плеск волн о борт лодки и Витька тут же оскользнулся по скомканной мокрой сети, взмахнув рукой с камерой. Больно плюхнулся на деревянную скамью и, уже сидя, пережил, как, булькнув, падает в воду фотоаппарат. В нем же - рыбы, лицо Наташи сквозь толщу воды, закат, и ее сведенные над головой руки...
  Испуг потери был силен и все остальное Витька замечал смутно. Плыли на лодке, вылезали вверх по деревянным плашкам трапа, спускались в салон по узеньким железным ступеням. Только на мягком кожаном диванчике Витька отмяк, расслабился, бережно уложив камеру на коленях. Прикрыл её ладонями и осмотрелся.
  Мотор тарахтел вхолостую, тусклая лампа под низким потолком набирала и теряла свет, словно прислушиваясь к двигателю. Качало, пахло табаком и мужским потом. Блестело темное от старости дерево столешницы. Диванчики сходились треугольно, повторяя очертания носовой части катера. Из тумбочки меж двух изголовий торчал оранжевый хвост ремешка спасательного жилета.
  Было так уютно, спокойно, что Яшу, с его темным тяжелым взглядом и каменно-красивым лицом, хотелось вырезать, с хорошим запасом, отнести на корму, дождаться, когда завихрятся белые буруны на черной воде, и - выбросить вслед за наташиной бутылкой. Пусть они там, вместе в ночном море, навсегда.
  ...Наташа сидела напротив и свет падал на спокойное лицо. Уютно подобрала ноги, скинув на пол кроссовки, и Витьку покоробило, когда, не глядя, а зная, повела руку за спину, - положить на краешек иллюминатора заколку, что выпадала из кармана куртки. Теперь свободной рукой девушка гладила старую кожу дивана. Яша, присев рядом, но все-таки, поодаль, держал руки в карманах. Вася притулился в уголке дивана и его почти не было видно в слабом свете.
  - Петро, принеси угостить фотографа.
  Неразличимая фигура проявилась в проёме и затопала по узкому трапу, хлопнула дверь, впуская погромче звук двигателя и снова отрезав.
  - Мы домой, на маяк, дядь Коля ждет, - голос Василия натянулся.
  - Подождет Колясик. Якорь бросим, тебя на лодке Петро оттарабанит. Не ссы, малой, мы на виду постоим, часок, все путем. Познакомимся поближе, да, фотограф?

дальше

   Огромный маяк смотрел в спину, маленькое красное солнце висело перед глазами, будто пятилось, приглашая в степь, а та, тихая после ветра, расчесанная, с полегшей зимней травой в ложбинах, молчала, слушала себя.
 Вася шел по грунтовке у обочины, не оглядываясь, сильно махая руками, расстегнутый. Жарко. Дорога плавно поднималась от самых ворот маячного хозяйства и с каждым шагом становилось все тяжелее идти через паркий медленный воздух. Витька смотрел, как горят на солнце кончики стриженых волос мальчика и просвечивают красным уши. На краю взгляда - Наташа, идет молча, мелькая коленом в потёртой джинсе. Слева, уже невидимое за холмом, море. Не слышно его, но есть.
  - Наверху покажу тебе, - сказал Васька, оглядываясь, - снимешь. Красота.
  - Тут везде красота, - Виктор придерживал камеру на ремешке, но снимать ленился. Просто скользил глазами по светлым склонам с мягкими тенями в лощинках. Цеплял взгляд за корявые ветки терновника и белые, как старые кости, камни в сухой траве. Летел в небо.
  Справа на горизонте выплыла горсть белёных домиков с черными квадратами огородов и кривым ножиком дороги посередине.
 - О! Я там проезжал, когда Григорьич за мной на машине. Это и есть ваше Прибрежное? А что ж не на море?
 - Да, - сказала Наташа неохотно, - Прибрежное. Верхнее. И за ним, через километр, край мыса и там - Нижнее. Оно к морю спускается. Сверху увидим.
 - Счастливые вы тут, даже не понимаете, какие! Ты вот все, Москва, Москва. А там разве так подышишь?
  - Вить, - после молчания длиной в десять шагов ответила девушка, - ты иди. Мы сами разберемся, со счастьем-то.
  Он посмотрел на хмурое лицо, сжатые губы.
  - Ну... сморозил что-то, да? Прости.
 Помолчала.

  - Ладно... Ты лучше расскажи, как там, в Москве. Этот тип, что меня звал, клялся.., что фигура и вообще. Он правду говорил или кадрил меня так?
  - Н-ну...
  - Ладно, поняла.
  Витька отвел глаза, глядя на Василия, что торчал уже в самом небе, на макушке холма, ждал их. Сказал медленно:
  - Фигура у тебя и правда, хорошая, я думаю.
  - Ага, отмазался... Думает он.
 
Дальше

.

  Утром ветер бился в стекла грудью, заставляя их звенеть. Витька прятал голову под подушку, но в конце-концов не выдержал, встал, и сонный, побрел к окну. Рвал газету и запихивал полоски в узкие щели между стеклом и рамой. Сквозняк резал пальцы, покрывая локти мурашками.
  Еле расслышав осторожный стук, открыл и с трудом удержал в руке дверь. Вошла хозяйка, прижимая к животу блестящий рефлектор:
  - Витенька, вы поди мерзнете. Что ж летом не едете, когда жарко и купаться...
  - Мне хорошо у вас, Дарья Вадимовна. Простите, оденусь пойду...
  - Да я только печку вот. И завтрак принесу, если встали. Я в город еду, потому разбудила, не надо ли чего?
 И, глянув остро в сонное лицо без мыслей, на угол кровати в проеме спаленки, уставилась на россыпь каменных крошек на полу.
  - Ну, вы просыпайтесь, я сейчас, горяченького и пирожки свежие. Гуляли вчера, вижу...
  Виктор пробормотал что-то, но дверь уже захлопнулась.
 За полчаса успел умыться и смел насоренное в угол комнаты. Вернувшаяся хозяйка медлила уходить, переставляла на скатерти чашки и тарелку с горой мягко пахнущих пирожков.
  - Попейте со мной чаю, - не выдержав паузы, сказал Вик.
  - А где Наташа? - вдруг спросила та, разливая по чашкам чай.
  - Где? - удивленно ответил Витька, - а где? В смысле, случилось что?
  - Не знаю, - Дарья Вадимовна поджала губы, - вечером пришла, молчала и ушла к себе быстро. Не поужинала. А с утра, уж на что я ранняя, ее уж и нету. Я думала...
  - Как видите, нет. А куда она могла уйти? В такую погоду?
  Хозяйка помолчала. Звенела ложечка о край чашки и ветер выл, бился в стекло.
  - Сама - никуда. Но приехать могли за ней. Дружков-то много. Слишком даже.
  Виктор кашлянул, и она замахала пирожком:
  - Не собираюсь я рассказывать! Мне оно надо? Только вот предупредить. Ты не местный, ты уж поменьше с ними тут, поменьше, понял?
  Глядя, как дрожит в ее руке надкусанный пирожок, Витька подумал, дело не только в прошлой влюбленности хозяйкиного мужа. ...Как она его на ты, сама не заметила даже.
  - Дарья Вадимовна, не волнуйтесь.

Дальше

Написала семнадцатую главу. А обещала Хельге, что, как будет их чуть больше 15-ти, то скину почитать)))

Потому с радостью говорю, что буквально на днях, немного поправив, черновой вариант, Хельга, для тебя выложу и ссылку кину