Джон Генри Маккей, "Поездка"

А ветер утих. И обое на лодке
шатаясь легко, покидали причал.
Далёко уж берег темнеет. Далёко
остались их хлопоты, боль и печаль.

Мужчина и женщина. Долго молчали.
Раскинулось гордое море в красе.
Он рёк: "Лишь тебя век желал я!"
Она ему: "Ночь наступает. Не смей..."

Они удалялись в далёкие дали.
Но первая лишь подмигнула звезда--
приблизился к ней он, чьи губы шептали
дрожа в нетерпении: "Счастье, когда ?!"

Настало блаженство желанного часа,
дрожа в вожделеньи, трясясь и горя`...
Назад победителям жизни безгласым,
и вновь по домам-- по раздельным морям.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Fahrt

Es legt sich der Wind. Sie stoen vom Strande.
Sie steuern hinaus, sanft schaukelt ihr Boot.
Weit hinter ihnen verdmmern die Lande,
Weit hinter ihnen Leid, Kummer und Not.

Ein Mann und ein Weib. Und sie schweigen lange.
Stumm liegt das Meer in stolzer Pracht.
Da spricht er: Du bist es, nach der ich verlange!
Sie aber entgegnet: Bald kommt die Nacht...

Und weiter trieben sie in die Weite.
Doch als der erste Stern erglom,
Zog er sie nher an seine Seite
Und flsterte zitternd: O Glck, nun komm‘!

Es kam. Im Taumel der seligsten Stunde,
Geschttelt von Schauern, durchpulst von Glut,
Als Sieger des Lebens und ohne Wunde
So kehrten sie heim – so empfing sie die Flut.

John Henry Mackay


Джон Генри Маккей, "Брак"

Пришлось им вместе
творить житьё,
но дрожжей в тесте
был мал объём.

Они устали,
но постарев,
любя, терзали
свой брак, презрев

шипы и розы.
Союз отпет:
вдвоём ли порознь,
а счастьев нет.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 

Ehe

Sie mussten zusammen
durchs Leben gehn,
Und konnten doch niemals
zusammenstehn.

Sie wurden muede
und wurden alt,
Und quaelten sich weiter
mit zaeher Gewalt.

Der Eine so,
Die Andere so,
Und seines Lebens
war Keiner froh.

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Неблагодарность"

Веришь ли, светлы` недели--
ветер летом так шалит--
лишь крылом меня задели--
и ко мне они пришли?

за отпетыми ночами
сердце мучившими мне--
Счастья кроха? Я печален:
расплатиться нет монет.

Старый долг карман не тянет--
нехорош он коли нов;
грех заимщиков --не пряник:
только горечь от годов!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Undankbarkeit

Ahnst du nicht, dass diese Tage,
Waermend wie der Sommerwind,
Nur mit leisem Fluegelschlage
Auch zu mir gekommen sind?

Dass erst nach durchdarbten Naechten,
Die mir Herz und Mut gebleicht,
Dieses Glueck – mit dem zu rechten
Sich nicht lohnt – auch mich erreicht?

Die Bezahlen alter Schulden
– Ungern nur erfuellte Pflicht – ,
Suehnt das bittere Gedulden
Allzulanger Jahre nicht!

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Солнце в соку"

Пополудни летом. Жаровеный зной
утюжит и землю, и род весь земной.
Чиь руки мерцают-- защитник отец!
объемлет он дали, окраинный лес,
обьемлет и поле, и реку, и град...
убитые, трупы бледны столь лежат!

Повысохли злаки, цветы, что в пыли
песочной и грязной-- прибиты, слегли;
Лес дремлет; блуждает безвольно река,
несча`стлива-- надо ей, тянет пока;
И в боли молчащей безмолвные спят
воздетые массы: гранит, известняк.

За часом година по капле течёт.
Ветрец появился, от ветер влечёт--
напрасно-- он медлит-- решится едва ль--
дрожит и сникает от жарящих жал...

На выдохе Солнце гигантскую тень
рисует по лесу-- не кисть, а кистень.

Ветрец любопытен, он ближе юлит,
узнать пожелал всё, что жар не велит.
А тени врастяжку-- малы, велики`--
пугают ребёнка-- тот вон из руки,
он братцев зовёт-- те гурьбою шумят,
к земле-- облака в наступленьи ребят!

Заклятье долой-- и опомнился лес,
река поспешает что всадник в седле;
сады ароматны, проснулись чтоб жить;
роскошна в лучах диадема вершин!

Кто жаждет, напейся; живи, кто в труде--
повержен ваш враг, смертожарящий день!

А буря клокочет вслепую метя.
Нет ,Мать, погоди, озорное дитя
уж Всё разузнало, подвигло к концу--
и просится на` руки к Ночи-отцу!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 
* "дер Шторм"-- имя существительное мужского рода, а "ди Нахт"-- мужского рода, в оригинальном тексте Буря-- мать, а Ночь- отец, --прим.перев.


Hochsommer

Nachmittag im Sommer. Die sengende Glut
Erdrosselt die Erde und all ihre Brut.
Mit schimmernden Armen – zur Hueterin bestellt –
Umfaengt sie die Weite: das ferneste Feld,
Umfaengt sie den Wald, den Fluss und die Stadt –
Ermordete Leichen, so liegen sie matt!

Es dorren die Graeser; die Blueten, bestaeubt
Von weissgrauem Sande, sie ruhn wie betaeubt;
Es schlummert der Wald; es wandert der Fluss
Unlustig und traeg nur, weil wandern er muss;
Und lautlos schlafen in schweigender Pein
Die ragenden Massen von Kalk und von Stein . . .

Und wie nun so Stunde auf Stunde verrinnt,
Hersegelt ein Lueftchen, das moechte zum Wind
Sich blaehen – und zaudert noch – wagt es noch nicht –
Es zuckt und erbebt vor dem grausamen Licht . . .

Aufatmet die Sonne und malt an die Wald
Gigantische Schatten mit kunstvoller Hand.

Das Lueftchen, neugierig, nun naht es behend –
Will Alles noch lernen, was noch es nicht kennt.
Die Schatten, sie wechseln: bald klein und bald gross,
Erschrecken das Kind sie – schnell macht es sich los
Und ruft nach den Schwestern: da rauschen sie all
Hernieder, die Wolken, in segnendem Fall!

Gebrochen der Zauber: der Wald atmet auf;
Der Strom eilt dahin in befluegeltem Lauf;
Es duften die Gaerten; zum Leben erwacht
Und Schoenheit in Lichtern die steinerne Pracht!...

Nun trinke, wen durstet, nun lebe, wer mag,
Der Feind liegt erschlagen, der toedliche Tag! –

Und der Sturm braust daher, wutschnaubend und blind.
Nein, Vater, halt ein, denn dein reizendes Kind,
Das Allen uns eben Erloesung gebracht,
Floh laengst in die Arme der Mutter, der Nacht!‘

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Весна в Берлине"

Распелся первый птах весенний,
на страсть ответную столь скор--
для горлышка устроил тренинг,
себя готовя в летний хор.

На улицах играют дети,
чей гомон слышен мне...-- томлив.
Мне каждый звук здесь ум бередит,
прибой их ширит мой залив.

Далёко же меня Забота
от Края Счастья унесла...
чьё эхо слышать неохота,
чей смех напевный мне уж мал.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Fruehling in Berlin

Der erste Vogel singt dort drueben
In hellster Wonne Wiederklang,
Er will die kleine Kehle ueben
Fuer einen Sommer voll Gesang.

Die Kinder spielen auf den Strassen,
Ihr Laermen dringt zu mir herauf,
Quaelend . . . Weit ueber alle Massen
Regt jeder mich der Toene auf.

So weit bereits hat mich der Kummer
Vom Land der Freudigkeit entfernt –
Ihr Echo schon stoert seinen Schlummer,
Sein Sang und Lachen ich verlernt.

John Henry Mackay