Джон Генри Маккей, "Вход"

Ступила ты в зал говорящий,
где каждый умолк. Ореол
Красы над тобою парящий
охватом на всех снизошёл.

Лишь я подступил, ты намёком
велишь мне уйти. Я пока
решаюсь. Ты-- мимо и боком
назад. ... не поднялась рука.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Eintritt

Du tratst in den Saal. Da schwiegen
Die Redenden alle. Es ging
Von dir ein leuchtendes Siegen
Der Schoenheit, die Alle umfing.

Nur ich trat zu dir. Da batest
Du leise, ich moechte gehn.
Ich zaudere noch. Du tratest
Zurueck. Ich -- liess es geschehn.

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Тропка мимо"

Минуя дом твой, я нагружен
тоской, едва тянул свой шаг...
из окон!-- мне грозой наружу--
терзанья скрипки, песнь-душа.

Я ,тихо внемля, ближе крался--
и стал, невидим, слышал всё:
душевной болью наслаждался,
пока смычок по струнам сёк.

И песнь Любви, что Ночь пронзала,
мне показалась краше всех,
что я певал тебе бывало,
и тех, что уж наполню мех!..

Ещё раз тропку спой мне,Скрипка,
чтоб с болью Песне я внимал,
ведь в далеке молчанья липком
мой одинокий путь пропал.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Voruebergang

Ich ging an deinem Haus vorueber
– Die Sehnsucht hemmte meinen Gang –
Und horch! von dort zu mir herueber
Scholl Geigenzittern und Gesang.

Ich schlich mich leise lauschend naeher,
Kein Auge wurde mich gewahr,
Und stand – des eigenen Schmerzes Spaeher –
Bis jeder Ton verklungen war.

Und schoener schien mir dieses Singen
Der Liebe, das die Nacht durchdrang,
Als was ich je dir durfte bringen,
Als je ein Lied, das ich dir sang! . . .

Noch immer schlich der Gang der Geigen,
Der Laut des Liedes um mein Ohr,
Als schon sich in der Ferne Schweigen
Mein Pfad der Einsamkeit verlor . . .

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Солнце в соку"

Пополудни летом. Жаровеный зной
утюжит и землю, и род весь земной.
Чиь руки мерцают-- защитник отец!
объемлет он дали, окраинный лес,
обьемлет и поле, и реку, и град...
убитые, трупы бледны столь лежат!

Повысохли злаки, цветы, что в пыли
песочной и грязной-- прибиты, слегли;
Лес дремлет; блуждает безвольно река,
несча`стлива-- надо ей, тянет пока;
И в боли молчащей безмолвные спят
воздетые массы: гранит, известняк.

За часом година по капле течёт.
Ветрец появился, от ветер влечёт--
напрасно-- он медлит-- решится едва ль--
дрожит и сникает от жарящих жал...

На выдохе Солнце гигантскую тень
рисует по лесу-- не кисть, а кистень.

Ветрец любопытен, он ближе юлит,
узнать пожелал всё, что жар не велит.
А тени врастяжку-- малы, велики`--
пугают ребёнка-- тот вон из руки,
он братцев зовёт-- те гурьбою шумят,
к земле-- облака в наступленьи ребят!

Заклятье долой-- и опомнился лес,
река поспешает что всадник в седле;
сады ароматны, проснулись чтоб жить;
роскошна в лучах диадема вершин!

Кто жаждет, напейся; живи, кто в труде--
повержен ваш враг, смертожарящий день!

А буря клокочет вслепую метя.
Нет ,Мать, погоди, озорное дитя
уж Всё разузнало, подвигло к концу--
и просится на` руки к Ночи-отцу!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 
* "дер Шторм"-- имя существительное мужского рода, а "ди Нахт"-- мужского рода, в оригинальном тексте Буря-- мать, а Ночь- отец, --прим.перев.


Hochsommer

Nachmittag im Sommer. Die sengende Glut
Erdrosselt die Erde und all ihre Brut.
Mit schimmernden Armen – zur Hueterin bestellt –
Umfaengt sie die Weite: das ferneste Feld,
Umfaengt sie den Wald, den Fluss und die Stadt –
Ermordete Leichen, so liegen sie matt!

Es dorren die Graeser; die Blueten, bestaeubt
Von weissgrauem Sande, sie ruhn wie betaeubt;
Es schlummert der Wald; es wandert der Fluss
Unlustig und traeg nur, weil wandern er muss;
Und lautlos schlafen in schweigender Pein
Die ragenden Massen von Kalk und von Stein . . .

Und wie nun so Stunde auf Stunde verrinnt,
Hersegelt ein Lueftchen, das moechte zum Wind
Sich blaehen – und zaudert noch – wagt es noch nicht –
Es zuckt und erbebt vor dem grausamen Licht . . .

Aufatmet die Sonne und malt an die Wald
Gigantische Schatten mit kunstvoller Hand.

Das Lueftchen, neugierig, nun naht es behend –
Will Alles noch lernen, was noch es nicht kennt.
Die Schatten, sie wechseln: bald klein und bald gross,
Erschrecken das Kind sie – schnell macht es sich los
Und ruft nach den Schwestern: da rauschen sie all
Hernieder, die Wolken, in segnendem Fall!

Gebrochen der Zauber: der Wald atmet auf;
Der Strom eilt dahin in befluegeltem Lauf;
Es duften die Gaerten; zum Leben erwacht
Und Schoenheit in Lichtern die steinerne Pracht!...

Nun trinke, wen durstet, nun lebe, wer mag,
Der Feind liegt erschlagen, der toedliche Tag! –

Und der Sturm braust daher, wutschnaubend und blind.
Nein, Vater, halt ein, denn dein reizendes Kind,
Das Allen uns eben Erloesung gebracht,
Floh laengst in die Arme der Mutter, der Nacht!‘

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Неблагодарность"

Веришь ли, светлы` недели--
ветер летом так шалит--
лишь крылом меня задели--
и ко мне они пришли?

за отпетыми ночами
сердце мучившими мне--
Счастья кроха? Я печален:
расплатиться нет монет.

Старый долг карман не тянет--
нехорош он коли нов;
грех заимщиков --не пряник:
только горечь от годов!

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Undankbarkeit

Ahnst du nicht, dass diese Tage,
Waermend wie der Sommerwind,
Nur mit leisem Fluegelschlage
Auch zu mir gekommen sind?

Dass erst nach durchdarbten Naechten,
Die mir Herz und Mut gebleicht,
Dieses Glueck – mit dem zu rechten
Sich nicht lohnt – auch mich erreicht?

Die Bezahlen alter Schulden
– Ungern nur erfuellte Pflicht – ,
Suehnt das bittere Gedulden
Allzulanger Jahre nicht!

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Весна в Берлине"

Распелся первый птах весенний,
на страсть ответную столь скор--
для горлышка устроил тренинг,
себя готовя в летний хор.

На улицах играют дети,
чей гомон слышен мне...-- томлив.
Мне каждый звук здесь ум бередит,
прибой их ширит мой залив.

Далёко же меня Забота
от Края Счастья унесла...
чьё эхо слышать неохота,
чей смех напевный мне уж мал.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Fruehling in Berlin

Der erste Vogel singt dort drueben
In hellster Wonne Wiederklang,
Er will die kleine Kehle ueben
Fuer einen Sommer voll Gesang.

Die Kinder spielen auf den Strassen,
Ihr Laermen dringt zu mir herauf,
Quaelend . . . Weit ueber alle Massen
Regt jeder mich der Toene auf.

So weit bereits hat mich der Kummer
Vom Land der Freudigkeit entfernt –
Ihr Echo schon stoert seinen Schlummer,
Sein Sang und Lachen ich verlernt.

John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Последний побег" Мой дух вспорхнёт уж по-старинке... В ночи` ко мне пришёл покой. Я не проснусь-- его сурдинке обычна ложь, что правит мной. Ты спишь. Оковы ослабели, не принуждают быть вдвоём. Крадусь я из твоей постели, где обнимала ты "своё", где одурманен я дыханьем безмолвной верности твоей-- с ним дух мой бледный увяданьем кормился в ниве не своей-- а завтра он фиглярит снова до той поры, где тихий чёлн, побег последний нам готовя, качают Лета и Харон. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Letzte Flucht Nun nimmt mein Geist die alten Fluege... Der Frieden kam mir mit der Nacht. Noch ist mit seiner alten Luege Der neue Tag mir nicht erwacht. Du schlaefst. Es klirrt nicht mehr die Kette, Die dich und mich zusammenzwinge. Ich stahl mich fort von deinem Bette, Wo mich dein weicher Arm umschlingt, Wo mich der Atem deiner Treue Mit sprachlos-suessem Hauch betoert, Dass es mein mueder Geist aufs Neue Vergisst, wie er sich selbst gehoert, Und Morgen mit die weiter gaukelt Bis dorthin, wo in stiller Bucht Der letzte Kahn des Sharon schaukelt, Bereit fuer uns zur letzten Flucht. John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "День распрекрасный" Если мне из этих летних выбрать день один дано, сердце дабы незаметно ублажить в ответ вином, быть сегодняшнему ждану: днесь, теперь мне молвит твой поцелуй ослу желанный, мне-- Любовь сей день со мной!.. Днесь, сегодня пали ковы-- и, сомненья выгнав прочь, смею я, Жених готовый криком сумрак превозмочь. Ночь приходит-- молвлю прямо, вижу ведь, я не слепой: вслед за милыми братья`ми канул он, Иосиф мой... перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Der schoenste Tag Wenn ich aus des Sommers Tagen Einen denn bezeichnen soll -- Meinem Herzen, seinem Fragen, Zu entbieten seinen Zoll – Sei es dieser, den ich nenne: Heute, heute sprach mir dein Suesses Laecheln: Tor, erkenne Meine Liebe – sie ist dein! . . . Heute, heute fiel der Schleier, Und, von Zweifeln ungestoert, Darf ich ruhn – es ward der Freier Um sein Glueck endlich erhoert. Nun es Nacht wird, will ich sagen, Was ich sonst nicht sagen mag: Seinen Bruedern, schoenen Tagen, Ging er nach, mein schoenster Tag . . . John Henry Mackay

Джон Генри Маккей, "Счёт"

Закадычные с юностью врозь навсегда!
Был им выбор, друзьям, между Правдой и Ложью...
Я избрал! Отчего не погасят года
вожделенье по Нови, что дух мой неможет?

Я считаю, считал: не остался никто!
Все-- на дно Раболепья и Трусости гущи...
И сквозь это деньское моё решето
прочь мякина Забвенья, всё радужней пуще...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Zaehlung

Von den Freunden der Jugend auf immer getrennt!
Es galt: zwischen Wahrheit und Luege zu waehlen...
Ich habe gewaehlt! Warum sie noch brennt,
Die Sehnsucht, mich immer auf Neue zu quaelen?

Ich zaehle und zaehle: nicht Einer blieb!
Sie gingen in Knechtschaft und Feigheit unter –
Und durch meiner Tage zerbeultes Sieb
Stiebt die Spreu des Vergessens verwirrter und bunter...

John Henry Mackay

Днесь у`шко навострилось во утробу--
и дрогнуло внезапно: оскудел
родник, не слышим уж-- бьёт чтобы
мне сил хватало для насущных дел.

И холод жути вмиг пронизал члены!..
И оборвался разом сердца бой--
что смолк ты вдруг, родник мой песен?
Живая сила, что теперь с тобой?

Я вслушивался зря, ничто не ныло,
ничто, лишь ве`тры хро`мые шуршат...
Страх смял меня, стыда и жути было,
сомнений рой-- невыносима шваль.

Напрасно я искал слова для мыслей,
вертнувших мной-- и мчащимися в даль
невидимую; мозг мой, скачкой взмылен,
похищен ими был, как жаль.

Во старика я, в детку обратился?
Не господин отныне току сил?
Чужак, стою, на кром свой покосился?
Я волю сам зачем-то усыпил?

Невмочь отсель?... Всё мог себе позволить
я что желал-- почто уж не могу?!
Пусть тяжко пал я-- без заметной боли
неизлечимо порван жил мой жгут?

Заклокотал мой мозг, котёл кипучий;
зажег свой факел страх, когда
в телесном иге дух мой недремучий
оборотился в велетня, удал.

И медленно, что после долгой дрёмы,
поднялся он, пошевеля легко
крыла`ми зачерствелыми, соромя
безрадостный телесный ком.

И вновь он ,ши`роко мечась-- хозяин,
просёк в полёте обжито`й простор!
Искрясь, за песнью песнь лилась, хоть я им
едва ль внимал, в переживаньях скор.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 
"Велет" и "соромить" вполне великорусские слова, справьтесь по Далю, --прим.перев.


Erschuetterung

Es lauschte heut mein Ohr nach innen
Und bebte ploetzlich – : es vernahm
Die Quelle nicht mehr hoerbar rinnen,
Aus der bisher die Kraft mir kam.

Und kalte Angst durchrann die Glieder! ...
Jaeh stockte meines Herzens Schlag –
Was schweigst du, ewiger Born der Lieder?
Wo bleibst du, Kraft, die nie gebrach? –

Ich lauschte, aber Nichts vernahm ich,
Nichts, als des Windes lahmen Flug...
Angst packte mich, und Gram und Scham mich,
Und Zweifel, den ich nicht ertrug.

Vergebens suchte ich nach Worten
Fuer den Gedanken, der mir schwand
Und sich nach unsichtbaren Orten
Verlierend meinem Hirn entwand.

Bin ich zum Greis, zum Kind geworden?
Herr nicht mehr ber meine Kraft?
Steh fremd ich an der Heimat Borden?
Ist selbst mein Wille den erschlafft?

Kann ich nicht mehr? – Ich konnte Alles,
Was ich gewollt, warum nicht jetzt?!
Ist von der Wucht des letzten Falles
Die Sehne unheilbar verletzt?...

Brodelnd begann mein Hirn zu kochen,
Die Angst schuerte den Feuerbrand,
Indes in koerperlichen Jochen
Mein Geist sich wie ein Riese wand...

Und langsam – wie aus langem Schlummer
Erhob er sich – und regte leis
Die starren Fluegel, wie ein Kummer,
Der sich nicht recht zu freuen weiss.

Doch dann: – in grossen Zuegen wieder
Durchflog er den gewohnten Raum!
Lied fiel auf Lied perlend hernieder.
Jedoch ich achtete es kaum.

John Henry Mackay

Я вижу, утро покидает склеп
ночи`-- и но`чи, вижу, погибают.
Дитя лучей зовёт отцов, но лет
надев ярмо, родителей бросает.

Я вижу, век находок и потерь
ребёнок торит не дивя`сь вслепую:
уже былой непобедимый зверь,
гляжу, им бит-- и милости взыску`ет.

Дубы вали`т ночная буря. Те
растут густы` часам в укор сплочённым,
а всё ж покорна червю масса тел
за сотни лет: убийца малый-- чёрным.

Я видел в гибели сухой зерно
нежданно новой необычной жизни:
из гнили забытья, отринув дно,
оно ростком из сил последних брызжет.

Погаснув, искра вдруг блеснёт порой
подобно памяти-- она бессмертна.
Последнему-- когда избит весь рой--
стать первым: чья ещё победа?

Один живёт-- другому помирать.
Моё не трожь, твой "здрав будь" мне что кара.
Молчу. Рот сух, а благодать--
из сердца счастье, спешные удары.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Wechsel

Ich seh den Morgen steigen aus der Gruft
Der Nacht, und seh die Naechte niederfallen –
Ein Sonnenkind, das lebenheischend ruft
Die Eltern, welche alternd weiterwallen.

Ich seh dies ewige Finden, ewige Fliehn
Nicht mehr mit den erstaunten, blinden Blicken
Des Kindes jetzt: was unbesiegbar schien,
Sah ich erliegen feindlichen Geschicken.

Es stuerzt die Eiche in der Nacht der Sturm.
Sie wuchs empor im Ebenmass der Stunden,
Und doch: sie unterliegt dem Moerder Wurm,
Erst wenn Jahrhunderte sie ueberwunden.

Ich sah, was dalag in erstarrtem Tod,
Aufstehn zu neuem, ungeahntem Leben.
Aus Faeulnis und Verwesung, Angst und Not
Mit letzter Kraft gebrochene Kraft sich heben.

Der Funke, welcher schon verloschen war,
Glimmt weiter gleich unsterblichen Gedanken.
Der Letzte in der kampfgeweihten Schar
Wird Erster, wenn die Anderen sterbend sanken.

Es lebe der Eine; und der Andere stirbt.
Mein Glueck dein Unglueck; Fluch fuer mich dein Segen.
Ich schweige. Doch mein bleicher Mund umwirbt
Das Glueck mit dieses Herzens hastigen Schlaegen.

John Henry Mackay