В любые эпохи и при любых правителях появляется вдруг человек, которому дозволяется выкрикивать то, о чем думает народ. Как бы их ни называли – юродивыми, шутами, бунтарями-футуристами, а то и «совестью нации», молвят они не в бровь, а в глаз. Рок-музыкант Сергей Шнуров хорошо известен публике как лидер группы «Ленинград», орущей благим матом о социальных проблемах, а с декабря 2008 года – как создатель новой группы «Рубль». Этот «Рубль» уже «нарубил» диск и виниловую пластинку с полдюжиной текстов, сопровождаемых утробным ревом психоделического гаражного рока. В новую группу Шнур позвал всего двух человек из старой команды: звукорежиссера, севшего за ударную установку, и трубача, вставшего за клавишные. Порой участвует в концертах гитарист «Ленинграда» Константин Лимонов. Несмотря на столь «экономичный» и антикризисный состав «Рубля», рубленые нецензурные строки мгновенно разнеслись по Интернету и цитируются от Владивостока до Калининграда. О своей новой группе, о творческой концепции в частности и о жизни в России вообще Сергей ШНУРОВ рассказал в интервью «Новым Известиям».
– Первые статьи музыкальных критиков о вашей новой группе «Рубль» дышат разочарованием. Общее мнение – это ребрединг группы «Ленинград». Как вы к этому мнению относитесь?
– Я всегда полагал, что критики дураки. Поэтому – никак. Я занимаюсь тем, что мне интересно на данный момент. А что думают критики – мне не интересно.
– В чем концепция «Рубля»? Это более жесткий рок?
– Концепция «Рубля» – это просто мне захотелось поиграть на гитаре до отвала. Вот и вся концепция.
– По некоторым вашим высказываниям, это финансовый проект, совпавший с мировым экономическим кризисом. Вы надеетесь на нем заработать?
– Если бы я хотел заработать, я бы не распускал «Ленинград». Верно же?
– Да, «Ленинград» был раскрученным и прибыльным.
– Ну да. Ну, зачем мне еще что-то нужно, если я хочу заработать?
– Все-таки ваш «Ленинград» был запрещен Лужковым на больших столичных площадках как неприличный, потому и ушел в гламурную корпоративную тусовку, в закрытые клубы. Чиновники задавили?
– Не знаю насчет их запретов… Мы давали два концерта подряд в самом крупном клубе Москвы, до нас это делал только Мэрилин Мэнсон! Причем это были аншлаги. И черед две недели я распустил «Ленинград».
– Особый шик – уйти на пике?
– Не то чтобы на пике. Но это я к тому, что финансовая составляющая в моем решении была как раз минимальная. Честно говоря, мне сложно себе представить, что группу «Рубль» будут приглашать на корпоративчики или там на свадьбу.
– Так это уход от корпоративов? Уж слишком вас полюбили олигархи – Потанин, Чичваркин, политики, «белые воротнички».
– Да кто сейчас заказывает корпоративки? И где сейчас Чичваркин? Мне кажется, олигархам не до того.
– Ну почему же, недавно прошла информация о том, что Олег Дерипаска пригласил Майкла Джексона за три миллиона долларов.
– Наверное, что-то у них еще есть. Мне не интересен ни Дерипаска, ни Майкл Джексон, ни миллионы. Все эти три позиции мне вообще не интересны.
– А почему вы охотно соглашались ездить на гламурные тусовки? Скажем, выступать в Куршевеле для обитателей Рублевки?
– Да нет, просто, если ты назвался артистом, тебе в принципе без разницы – петь в переходе или в Кремле. Если ты артист с большой буквы «А». Для меня вопрос «где выступать» не имеет абсолютно никакого значения. Для меня Куршевель это просто географическая точка. «Ленинград» стоил в Куршевеле столько же, сколько и в Киеве. Может, со стороны кажется, что петь там – это какой-то другой смысл?
– Очень даже кажется. Может, это способ посмеяться над жирующей публикой? Обругать ее так, чтобы она и не поняла? Например, вы в Куршевеле Ксюшу Собчак нецензурно «обложили».
– Нет, ни у кого не было такой задачи – обидеть Собчак.
– Сколько просуществует, на ваш взгляд, «Рубль»?
– Не знаю. Пока не надоест.
– Аудитория у «Рубля» другая – не «ленинградская»?
– Сложно мне о них судить. Кто выживет! (Смеется.)
– Как-то вы сами заявили, что группа «Ленинград» – порнофильм. Каково же быть порнозвездой? Не слишком приятное амплуа?
– Почему же? Можно честно играть в порнографии. А можно ее снимать. Вот мне кажется, что наш Первый канал – это абсолютная порнография. Самая настоящая, причем, знаете, такая – некрасивая. А «Ленинград» все-таки был красивой порнографией.
– А скажите, пожалуйста, почему вы не любите русский рок?
– Не нравится по мелодике. Не нравится его пафос. Почему я не люблю русские автомобили? Потому что они плохо ездят. Русский рок по тем же причинам мне не нравится.
– Может быть, потому, что он у нас прекраснодушный?
– Нет. Потому что он плохо ездит.
– Недолюбливаете питерских кумиров Шевчука и Гребенщикова. Как-то песню о них колкую сочинили.
– Да нет, по большому счету я люблю всех. Но меня пугают люди, которые слишком серьезно относятся к себе.
– Вы против «гуризма»?
– Да я не то чтобы против. Кто-то хочет быть гуру. Мне это забавно.
– Разве хороший рок – это просто дикие эмоции?
– Не знаю, какой рок хороший и какой плохой. Рок либо есть, либо его нет. Группа AC/DC – это понятно, что рок. А группа «Аквариум» – это понятно, что не очень. Вот и все.
– Говорят, вы однажды были в смятении после выступления в Москве Rolling Stones. Это ваша «группа крови»?
– Да, Rolling Stones мне нравится. Но ранний. Я не являюсь поклонником британской музыки. Мне больше нравится американская. Или в случае с AC/DC – австралийская.
– А Оззи Осборн?
– Оззи? Вы имеете в виду период группы Black Sabbath или какой?
– И Sabbath, кажется, вам созвучен, и поздний Осборн.
– Ну, не знаю. Мне больше нравились Led Zeppelin, хотя они англичане.
– Неистовый хард-рокер Осборн, разрывающий зубами живую птицу, вам не по душе?
– Ну, насчет птицы – это легенды. Про меня можно тоже много чего услышать, чего я не делал.
– Как вы определяете свою роль в среде и судьбе русского рока?
– Могильщика!
– А почему ваша ярость, социальный протест выражается в радикальной нецензурной форме, а не участием в политических акциях? В маршах несогласных?
– Мне не нравится компания маршей несогласных. Мне не нравятся вожди этого племени. Мне вообще вожди не нравятся. Я свободный человек в свободном мире.
– Вы когда в последний раз были на баррикадах?
– Каждый день. Просыпаюсь – и на баррикаду! (Смеется.)
– Говорят, вы в 1991 году на баррикадах у Мариинского дворца готовились встречать танки из Москвы?
– Собирался. Я был молод. Дело не в танках, а в необразованности. И дело в лености людей.
– Нынешние «протестанты» – скажем, из запрещенной партии нацболов – очень даже образованны. И протестуют всерьез. Против вороватых людей.
– Понимаете, демократия возможна только в обществе, где люди пытаются думать. Дело даже не в образованности. Как можно ратовать за демократию, если большинство людей не думают? А что делать потом, когда они все порушат?
– Может быть, надо ратовать не за демократию, а за коммунизм или за диктатуру, за царя?
– Знаете, мне любые «измы» не по душе.
– Но свободный человек не может жить без свободного государства?
– У меня государство начинается и заканчивается в паспортном столе и в ЖЭКе.
– Вы рождены в Ленинграде и не можете не думать о том, что в нем, снова ставшим Петербургом, происходит.
– Я вижу, что в нем происходят чудовищные вещи. Я вижу, что мой город уже совершенно не мой. Я вижу, что города, в котором я родился, уже фактически не существует.
– И что? Мучает легкая ностальгия?
– Нет, это не ностальгия. Но глупо плакать о Римской империи или о Древней Греции – совершенно замечательных цивилизациях. Их не стало. Сейчас мы живем в то время, когда старое рушится. А поддерживать падающую скалу это глупо, согласитесь.
– «Перемен, мы ждем перемен»? И это вас не печалит?
– Я не за то, что все должно поменяться. Но оно все равно меняется. А плевать против ветра – зачем?
– Просто надо примириться с новой жизнью?
– Кто-то примиряется, кто-то нет. Это выбор каждого.
– Ваша музыка, особенно тексты к ней, – это то, против чего протестует масса приличных людей. Вы матом портите поколение – победили, можно сказать, ратующую за чистоту русского языка Людмилу Вербицкую – ректора питерского университета.
– Ну как вы думаете, могу ли я испортить своими песнями целое поколение?!
– Вы недооцениваете свое влияние на молодежь.
– Я думаю, вряд ли я испортил поколение. А, как говорил Ницше, падающего – подтолкни. Если поколение готово упасть, значит, оно испортилось, если не готово, значит, оно не испортится.
– Это эксперимент – насколько глубоко можно пинать окружающих вниз?
– Нет, это не эксперимент. Никого я вниз не пинаю. Попытка разбудить человека, и все. Очень много спящих.
– Да, надо признать, что последние ваши «рублевые» тексты, если убрать мат, – это жесточайшие памфлеты. Куда же может пойти после концерта ваш слушатель? Если это не «белый воротничок», то он «заведется» и способен на социальный, а то и политический протест?
– Ну как они начнут чего-либо требовать, если все чуть ли не единогласно еще позавчера голосовали за Путина? Себя им нужно менять!
– Глядя на публику, понимаешь, что они поддерживают гнев, бросаемый вами в зал.
– И одновременно идут и голосуют за тех, за кого им велят.
– Для вас это тоже странно?
– Для меня это не странно. Потому что любые социальные потрясения – на самом деле зло. Лучше, если каждый будет заниматься мелким, но реальным делом, как то: подметать двор, красить дверь, чинить забор. Лучше делать эту ерунду, от которой жизнь непременно станет лучше, нежели пытаться поменять все и сразу.
– То есть каждый должен заниматься своим, пусть маленьким, делом, а не бороться за счастье человечества?
– Да. Мне кажется, что наша страна переживает какое-то странное время, когда все вдруг, ни с того ни с сего, стали великими геополитиками. Даже дворники рассуждают о подковерной борьбе, о теневых влияниях, о давлении монополии американцев, о влиянии Китая. Господи Иисусе! А дворы не метены, понимаете?!
– Так это наша народная забава! И в советские времена, когда вы были малышом, у пивных ларьков за кружкой «Жигулевского» народ спорил о политике партии, о влиянии решений съездов КПСС на жизнь трудящихся Анголы.
– Не только о политике, а об империализме! (Смеется.) Анекдоты про Брежнева рассказывали! Я помню те времена. Но где теперь Советский Союз? Так вот его и проговорили.
– Россию тоже можем проговорить?
– Думаю, что да. У меня все меньше и меньше сомнений.
– А почему у вас в последние годы появилась большая тяга к респектабельности?
– А у кого ее нет, этой тяги?
– Вы даже как-то сказали: «Хватит петь, пора заняться бизнесом».
– Я бы с удовольствием занялся бизнесом. Но «бизнес» в переводе на русский – это всего лишь «дело». А у нас делом никто не занимается. И потом, смотря что понимать под «респектабельностью». Это как? Это чисто одетый? Не в дырявых носках? Тогда я респектабелен.
– Ну, все-таки это уход от того, что называется в народе «гопотой», а научно – маргинальностью. Другой уровень, другой социальный слой.
– Да нет у нас людей разных уровней. Всего лишь 20–30 лет назад все были пионерами и октябрятами. Какой тут разный уровень? Все от сохи!
– На вас обратили внимание режиссеры. Понравился ли вам летний проект с Андреем Могучим?
– Понравился.
– Это был разовый эксперимент?
– Видимо, да.
– Продолжится сотрудничество?
– Это был концерт группы «Ленинград», которой уже нет. В декорациях Могучего.
– А с «Рублем»?
– Группа «Рубль» – очень камерный коллектив, который на большие площадки пока не претендует и под них не «заточен».
– В 2008 году для вас была написана драматическая роль в новой постановке классической оперы «Бенвенуто Челлини». Ваше имя теперь связано с Мариинским театром. Вам это понравилось?
– Не понял вопрос…
– Ну, все-таки с именем Сергея Шнурова связан скандал, эпатаж, разрушение морали. Другой репертуар…
– Сергей Шнуров также связан с фильмом «Ленинградский фронт» о блокаде! Сергей Шнуров ассоциируется как киноакадемик и получатель «Ники»! Ассоциируется с телепроектом НТВ «Окопная жизнь»! Имя Сергей Шнуров много с чем ассоциируется!
– Да, несомненно, и с режиссером Сергеем Соловьевым – скоро выйдет фильм «Асса-2» с вашим участием. А если закрыть проект «Рубль»? Не хотелось бы вам насовсем сменить амплуа – стать артистом театра и кино, которого бы все воспринимали как уважаемого и очень интересного человека?
– Дело в том, что если мне чего-то хочется, то я это делаю.
– Продолжите гулять – от низкого до высокого?
– Не бывает ни высокого, ни низкого. Бывают вещи актуальные, сильные и глубокие. А то «высокое и низкое», что вы имеете в виду, наверное, было в Советском Союзе.
– Недавно в обществе обсуждали нашумевший, извините, заголовок: «Эра потреблятства закончилась». Вы согласны с тем, что эра разнузданного потребления закончилась и нужно что-то другое играть, по-другому думать, жить, петь другие песни?
– А знаете, вот эти массированные разговоры в русской прессе о том, что закончилась эра потребления – в иностранной прессе я что-то их не встречал, – говорят о том, что нас готовят к голодухе. Где тут у нас в России было это самое «потреблятство»? Может быть, процента два в нем «прозябали». А все остальные – что? Мне бы, конечно, было интересно посмотреть, если бы вся Россия в излишнем потреблении «погрязла». Нет, это нам естественным образом «компостируют» мозги: мол, ребята, вот вы ели мясо – может, вдосталь, в первый раз за всю историю России, а теперь вы снова будете есть хлеб с кашей. Вот и все.
– Поразительная у вас прозорливость: недавно главный санитарный врач России Геннадий Онищенко действительно рекомендовал населению экономный рацион питания.
– Думаю, те, кто разрабатывают эти рационы, их не придерживаются.
Новые Известия
– Первые статьи музыкальных критиков о вашей новой группе «Рубль» дышат разочарованием. Общее мнение – это ребрединг группы «Ленинград». Как вы к этому мнению относитесь?
– Я всегда полагал, что критики дураки. Поэтому – никак. Я занимаюсь тем, что мне интересно на данный момент. А что думают критики – мне не интересно.
– В чем концепция «Рубля»? Это более жесткий рок?
– Концепция «Рубля» – это просто мне захотелось поиграть на гитаре до отвала. Вот и вся концепция.
– По некоторым вашим высказываниям, это финансовый проект, совпавший с мировым экономическим кризисом. Вы надеетесь на нем заработать?
– Если бы я хотел заработать, я бы не распускал «Ленинград». Верно же?
– Да, «Ленинград» был раскрученным и прибыльным.
– Ну да. Ну, зачем мне еще что-то нужно, если я хочу заработать?
– Все-таки ваш «Ленинград» был запрещен Лужковым на больших столичных площадках как неприличный, потому и ушел в гламурную корпоративную тусовку, в закрытые клубы. Чиновники задавили?
– Не знаю насчет их запретов… Мы давали два концерта подряд в самом крупном клубе Москвы, до нас это делал только Мэрилин Мэнсон! Причем это были аншлаги. И черед две недели я распустил «Ленинград».
– Особый шик – уйти на пике?
– Не то чтобы на пике. Но это я к тому, что финансовая составляющая в моем решении была как раз минимальная. Честно говоря, мне сложно себе представить, что группу «Рубль» будут приглашать на корпоративчики или там на свадьбу.
– Так это уход от корпоративов? Уж слишком вас полюбили олигархи – Потанин, Чичваркин, политики, «белые воротнички».
– Да кто сейчас заказывает корпоративки? И где сейчас Чичваркин? Мне кажется, олигархам не до того.
– Ну почему же, недавно прошла информация о том, что Олег Дерипаска пригласил Майкла Джексона за три миллиона долларов.
– Наверное, что-то у них еще есть. Мне не интересен ни Дерипаска, ни Майкл Джексон, ни миллионы. Все эти три позиции мне вообще не интересны.
– А почему вы охотно соглашались ездить на гламурные тусовки? Скажем, выступать в Куршевеле для обитателей Рублевки?
– Да нет, просто, если ты назвался артистом, тебе в принципе без разницы – петь в переходе или в Кремле. Если ты артист с большой буквы «А». Для меня вопрос «где выступать» не имеет абсолютно никакого значения. Для меня Куршевель это просто географическая точка. «Ленинград» стоил в Куршевеле столько же, сколько и в Киеве. Может, со стороны кажется, что петь там – это какой-то другой смысл?
– Очень даже кажется. Может, это способ посмеяться над жирующей публикой? Обругать ее так, чтобы она и не поняла? Например, вы в Куршевеле Ксюшу Собчак нецензурно «обложили».
– Нет, ни у кого не было такой задачи – обидеть Собчак.
– Сколько просуществует, на ваш взгляд, «Рубль»?
– Не знаю. Пока не надоест.
– Аудитория у «Рубля» другая – не «ленинградская»?
– Сложно мне о них судить. Кто выживет! (Смеется.)
– Как-то вы сами заявили, что группа «Ленинград» – порнофильм. Каково же быть порнозвездой? Не слишком приятное амплуа?
– Почему же? Можно честно играть в порнографии. А можно ее снимать. Вот мне кажется, что наш Первый канал – это абсолютная порнография. Самая настоящая, причем, знаете, такая – некрасивая. А «Ленинград» все-таки был красивой порнографией.
– А скажите, пожалуйста, почему вы не любите русский рок?
– Не нравится по мелодике. Не нравится его пафос. Почему я не люблю русские автомобили? Потому что они плохо ездят. Русский рок по тем же причинам мне не нравится.
– Может быть, потому, что он у нас прекраснодушный?
– Нет. Потому что он плохо ездит.
– Недолюбливаете питерских кумиров Шевчука и Гребенщикова. Как-то песню о них колкую сочинили.
– Да нет, по большому счету я люблю всех. Но меня пугают люди, которые слишком серьезно относятся к себе.
– Вы против «гуризма»?
– Да я не то чтобы против. Кто-то хочет быть гуру. Мне это забавно.
– Разве хороший рок – это просто дикие эмоции?
– Не знаю, какой рок хороший и какой плохой. Рок либо есть, либо его нет. Группа AC/DC – это понятно, что рок. А группа «Аквариум» – это понятно, что не очень. Вот и все.
– Говорят, вы однажды были в смятении после выступления в Москве Rolling Stones. Это ваша «группа крови»?
– Да, Rolling Stones мне нравится. Но ранний. Я не являюсь поклонником британской музыки. Мне больше нравится американская. Или в случае с AC/DC – австралийская.
– А Оззи Осборн?
– Оззи? Вы имеете в виду период группы Black Sabbath или какой?
– И Sabbath, кажется, вам созвучен, и поздний Осборн.
– Ну, не знаю. Мне больше нравились Led Zeppelin, хотя они англичане.
– Неистовый хард-рокер Осборн, разрывающий зубами живую птицу, вам не по душе?
– Ну, насчет птицы – это легенды. Про меня можно тоже много чего услышать, чего я не делал.
– Как вы определяете свою роль в среде и судьбе русского рока?
– Могильщика!
– А почему ваша ярость, социальный протест выражается в радикальной нецензурной форме, а не участием в политических акциях? В маршах несогласных?
– Мне не нравится компания маршей несогласных. Мне не нравятся вожди этого племени. Мне вообще вожди не нравятся. Я свободный человек в свободном мире.
– Вы когда в последний раз были на баррикадах?
– Каждый день. Просыпаюсь – и на баррикаду! (Смеется.)
– Говорят, вы в 1991 году на баррикадах у Мариинского дворца готовились встречать танки из Москвы?
– Собирался. Я был молод. Дело не в танках, а в необразованности. И дело в лености людей.
– Нынешние «протестанты» – скажем, из запрещенной партии нацболов – очень даже образованны. И протестуют всерьез. Против вороватых людей.
– Понимаете, демократия возможна только в обществе, где люди пытаются думать. Дело даже не в образованности. Как можно ратовать за демократию, если большинство людей не думают? А что делать потом, когда они все порушат?
– Может быть, надо ратовать не за демократию, а за коммунизм или за диктатуру, за царя?
– Знаете, мне любые «измы» не по душе.
– Но свободный человек не может жить без свободного государства?
– У меня государство начинается и заканчивается в паспортном столе и в ЖЭКе.
– Вы рождены в Ленинграде и не можете не думать о том, что в нем, снова ставшим Петербургом, происходит.
– Я вижу, что в нем происходят чудовищные вещи. Я вижу, что мой город уже совершенно не мой. Я вижу, что города, в котором я родился, уже фактически не существует.
– И что? Мучает легкая ностальгия?
– Нет, это не ностальгия. Но глупо плакать о Римской империи или о Древней Греции – совершенно замечательных цивилизациях. Их не стало. Сейчас мы живем в то время, когда старое рушится. А поддерживать падающую скалу это глупо, согласитесь.
– «Перемен, мы ждем перемен»? И это вас не печалит?
– Я не за то, что все должно поменяться. Но оно все равно меняется. А плевать против ветра – зачем?
– Просто надо примириться с новой жизнью?
– Кто-то примиряется, кто-то нет. Это выбор каждого.
– Ваша музыка, особенно тексты к ней, – это то, против чего протестует масса приличных людей. Вы матом портите поколение – победили, можно сказать, ратующую за чистоту русского языка Людмилу Вербицкую – ректора питерского университета.
– Ну как вы думаете, могу ли я испортить своими песнями целое поколение?!
– Вы недооцениваете свое влияние на молодежь.
– Я думаю, вряд ли я испортил поколение. А, как говорил Ницше, падающего – подтолкни. Если поколение готово упасть, значит, оно испортилось, если не готово, значит, оно не испортится.
– Это эксперимент – насколько глубоко можно пинать окружающих вниз?
– Нет, это не эксперимент. Никого я вниз не пинаю. Попытка разбудить человека, и все. Очень много спящих.
– Да, надо признать, что последние ваши «рублевые» тексты, если убрать мат, – это жесточайшие памфлеты. Куда же может пойти после концерта ваш слушатель? Если это не «белый воротничок», то он «заведется» и способен на социальный, а то и политический протест?
– Ну как они начнут чего-либо требовать, если все чуть ли не единогласно еще позавчера голосовали за Путина? Себя им нужно менять!
– Глядя на публику, понимаешь, что они поддерживают гнев, бросаемый вами в зал.
– И одновременно идут и голосуют за тех, за кого им велят.
– Для вас это тоже странно?
– Для меня это не странно. Потому что любые социальные потрясения – на самом деле зло. Лучше, если каждый будет заниматься мелким, но реальным делом, как то: подметать двор, красить дверь, чинить забор. Лучше делать эту ерунду, от которой жизнь непременно станет лучше, нежели пытаться поменять все и сразу.
– То есть каждый должен заниматься своим, пусть маленьким, делом, а не бороться за счастье человечества?
– Да. Мне кажется, что наша страна переживает какое-то странное время, когда все вдруг, ни с того ни с сего, стали великими геополитиками. Даже дворники рассуждают о подковерной борьбе, о теневых влияниях, о давлении монополии американцев, о влиянии Китая. Господи Иисусе! А дворы не метены, понимаете?!
– Так это наша народная забава! И в советские времена, когда вы были малышом, у пивных ларьков за кружкой «Жигулевского» народ спорил о политике партии, о влиянии решений съездов КПСС на жизнь трудящихся Анголы.
– Не только о политике, а об империализме! (Смеется.) Анекдоты про Брежнева рассказывали! Я помню те времена. Но где теперь Советский Союз? Так вот его и проговорили.
– Россию тоже можем проговорить?
– Думаю, что да. У меня все меньше и меньше сомнений.
– А почему у вас в последние годы появилась большая тяга к респектабельности?
– А у кого ее нет, этой тяги?
– Вы даже как-то сказали: «Хватит петь, пора заняться бизнесом».
– Я бы с удовольствием занялся бизнесом. Но «бизнес» в переводе на русский – это всего лишь «дело». А у нас делом никто не занимается. И потом, смотря что понимать под «респектабельностью». Это как? Это чисто одетый? Не в дырявых носках? Тогда я респектабелен.
– Ну, все-таки это уход от того, что называется в народе «гопотой», а научно – маргинальностью. Другой уровень, другой социальный слой.
– Да нет у нас людей разных уровней. Всего лишь 20–30 лет назад все были пионерами и октябрятами. Какой тут разный уровень? Все от сохи!
– На вас обратили внимание режиссеры. Понравился ли вам летний проект с Андреем Могучим?
– Понравился.
– Это был разовый эксперимент?
– Видимо, да.
– Продолжится сотрудничество?
– Это был концерт группы «Ленинград», которой уже нет. В декорациях Могучего.
– А с «Рублем»?
– Группа «Рубль» – очень камерный коллектив, который на большие площадки пока не претендует и под них не «заточен».
– В 2008 году для вас была написана драматическая роль в новой постановке классической оперы «Бенвенуто Челлини». Ваше имя теперь связано с Мариинским театром. Вам это понравилось?
– Не понял вопрос…
– Ну, все-таки с именем Сергея Шнурова связан скандал, эпатаж, разрушение морали. Другой репертуар…
– Сергей Шнуров также связан с фильмом «Ленинградский фронт» о блокаде! Сергей Шнуров ассоциируется как киноакадемик и получатель «Ники»! Ассоциируется с телепроектом НТВ «Окопная жизнь»! Имя Сергей Шнуров много с чем ассоциируется!
– Да, несомненно, и с режиссером Сергеем Соловьевым – скоро выйдет фильм «Асса-2» с вашим участием. А если закрыть проект «Рубль»? Не хотелось бы вам насовсем сменить амплуа – стать артистом театра и кино, которого бы все воспринимали как уважаемого и очень интересного человека?
– Дело в том, что если мне чего-то хочется, то я это делаю.
– Продолжите гулять – от низкого до высокого?
– Не бывает ни высокого, ни низкого. Бывают вещи актуальные, сильные и глубокие. А то «высокое и низкое», что вы имеете в виду, наверное, было в Советском Союзе.
– Недавно в обществе обсуждали нашумевший, извините, заголовок: «Эра потреблятства закончилась». Вы согласны с тем, что эра разнузданного потребления закончилась и нужно что-то другое играть, по-другому думать, жить, петь другие песни?
– А знаете, вот эти массированные разговоры в русской прессе о том, что закончилась эра потребления – в иностранной прессе я что-то их не встречал, – говорят о том, что нас готовят к голодухе. Где тут у нас в России было это самое «потреблятство»? Может быть, процента два в нем «прозябали». А все остальные – что? Мне бы, конечно, было интересно посмотреть, если бы вся Россия в излишнем потреблении «погрязла». Нет, это нам естественным образом «компостируют» мозги: мол, ребята, вот вы ели мясо – может, вдосталь, в первый раз за всю историю России, а теперь вы снова будете есть хлеб с кашей. Вот и все.
– Поразительная у вас прозорливость: недавно главный санитарный врач России Геннадий Онищенко действительно рекомендовал населению экономный рацион питания.
– Думаю, те, кто разрабатывают эти рационы, их не придерживаются.
Новые Известия
3
Скачать двухчасовой видос концерта можно на Берлоге
Фильм пока демонстируется только на редких кинофестивалях. В фильме много видео с лондонского выступления группировки в 2006 году.
Офсайт фильма 
Одна из самых забавных серий шнуровского путешествия ))
Скачать все выпуски 
— Некоторые сочли идею продолжения "Ассы" сомнительной и даже кощунственной. Какие были у вас мысли на этот счет?
— Во-первых, "Асса" — это целиком и полностью детище Сергея Александровича Соловьева. Что с ним делать, как распоряжаться, снимать ли вторую серию — это абсолютно в его власти. А всем остальным нытикам, для которых "Асса" почему-то является чем-то большим, нежели просто кино, каким-то фетишем, я предлагаю все-таки в церковь ходить и молиться там Богу. Дело в том, что в России культурному продукту всегда придают чрезмерное значение. "Поэт в России больше, чем поэт" и все такое прочее... Это, по-моему, совершенная глупость. Фильм — всего лишь пучок света, направленный на экран.
— Вы помните, как посмотрели "Ассу" образца 1987 года?
— Даже не знаю, что сильнее на меня повлияло: увиденная в видеосалоне жесткая порнуха немецкого производства или увиденная в кинотеатре "Асса". Посмотрел я и то и другое практически в одни и те же дни. Честно говоря, я все же за порнуху.
— Расскажите о своей роли в "Ассе 2": кто вы там и что делаете?
— Я играю музыканта. Фактически самого себя, только чуть лучше. Как в любом, например индийском, фильме должна присутствовать гипербола, так и у Соловьева получился преувеличенный я. Для меня съемки в этом фильме значат только то, что в итоге мы с Сергеем Александровичем Соловьевым стали добрыми приятелями, даже, наверное, друзьями. Все остальное — побочные эффекты.
— Первая "Асса" для многих прозвучала чуть ли не как политическое высказывание. Со второй может что-нибудь подобное произойти?
— Это кино нельзя назвать культовым — дурацкое слово. Да и вообще кино как таковое, по моему убеждению, не может быть культовым. То, что началось с прибытия поезда, всегда было развлечением, времяпрепровождением, чем угодно. И сегодня кино окончательно вернулось к развлекательной функции. Тарковский сейчас неуместен.
— Возвращаясь к "Ассе 2": долгое время был вариант названия "Кинг-Конг мертв". Это же вы предложили Сергею Александровичу? Как в свое время Африка уговорил его назвать первый фильм собственно "Ассой"... Что вы имели в виду?
— Название, опять же, очень подходит к нынешней культурной ситуации. Очевидные вещи почему-то не называют очевидными для них именами. Почему тот старый фильм, где убивают Кинг-Конга, называется "Кинг-Конг жив"? Это же неправда. Мне страшно от этого становится. Почему на стенках пишут "Цой жив"? Ну он же мертв, он умер, братцы! Я видел безумное граффити "Цой жив", а внизу подпись: "Спасибо, ребята!"
— Это, возможно, русская вера в то, что правду скрывают, всех обманывают, а все на самом деле не так.
— Ну да, очередной Китеж-град.
— Полтора года назад в Зеленом театре снимался концерт, он же финал новой "Ассы". Ваше выступление там сильно рифмуется со знаменитым цоевским номером "Мы ждем перемен"?
— Финал был решен как сознательная стилизация под те времена. Когда люди, наверное, еще ходили на концерты. В фильме есть как специально сочиненные песни, так и пара вещей "Ленинграда". Должен сказать, что, конечно, невозможно проводить параллели между мной и Цоем. Во-первых, я еще жив, во-вторых, и композитор я попроще. И тексты мои ни на что не претендуют. Да во всем огромная разница: тогда, несмотря на наличие железного занавеса, русский рок являлся частью мировой культуры. Сегодня то, что происходит в остальном мире — в музыке, кино, искусстве и так далее, происходит параллельно российским делам. Мы реально страна третьего мира. В культуре не производится ничего оригинального. Виктор Цой, безусловно, слушал группу The Cure, но при этом они, условно говоря, с Европой были на равных.
— Все-таки может ли быть именно сейчас актуальным вот это "ожидание перемен"? Перемены грядут?
— Я боюсь, что со времен Ивана Грозного перемен в России так и не случилось. Движуха временами есть, перемен — нет. Я понимаю, что сознание людей вообще не меняется, веками. Достаточно прокатиться в метро, чтобы это понять. Тот же отечественный рок-н-ролл в 1980-е все равно возник от комсомольского коллективного задора, и даже до сих пор он мало чем отличается от комсомола. Это не Вудсток, нет, у нас такого никогда не было и не будет.
— У многих есть ощущение, что время закольцевалось. И возрождение застойно-перестроечной эстетики, и возвращение Соловьева к "Ассе" дают повод для таких выводов.
— Неправда, если честно, тогда все же было страшнее. То есть мы бы с вами поговорили не более минут трех.
Текст: Артем Лангенбург, Егор Яковлев
Собака.ru
