Острая звезда-алмаз,

глубину небес пронзая,

вылетела птицей снега

из неволи мирозданья.

Из огромного гнезда,

где она томилась пленной,

устремляется, не зная,

что прикована к вселенной.

Охотники неземные охотятся на планеты -

на лебедей серебристых

 в водах молчанья и света.

Вслух малыши-топольки

читают букварь, а ветхий

тополь-учитель качает

в лад им иссохшей веткой.

Теперь на горе далекой.

наверно, играют в кости

покойники: им так скучно

весь век, лежать на погосте!

Лягушка, пой свою песню!

Сверчок-, вылезай из щели!

Пусть в тишине зазвучат

тонкие ваши свирели!

Я возвращаюсь домой.

 Во мне трепещут со стоном

голубки - мои тревоги.

 А на краю небосклона

спускается день-бадья

в колодезь ночей бездонный!

Серебрист бубенчик
на шее вола.

- Девушка из нега,
зачем ты пришла?

- На лугу зелёном
ищу я цветок.

- Сходит ночь по склонам,
а дуг твой далёк.

- Не страншатся ночи
с любовью в груди.

- Снежная голубка,
от солнца лети.

- Закатилось солнце,
не явится впредь.

-Кто ты и откуда,
беглянка, ответь!

- Дом мой там, где любят,
где влага- светла.

Серебрист бубенчик
на шее вола.

- Губ твоих сиянье-
не свет ли небес?

- То звезда, с которой
любимый воскрес.

- Что приколешь к сердцу,
в саду покружив?

- Меч, хранимый милым.-
он умер, но жив.

- Что в глазах сверкнуло,
огня не тая?

- Горестная дума
и рана моя.

- Чёрен твой наряд,
как покров гробовой.

- Я была графиней,
а стала вдовой,

молодого лавра
стала я вдовой!

- Что по свету ищешь,
зачем ты в пути?

- Тело графа Лавра
хочу я найти.

- Не любовь ли ищешь,
вверяясь судьбе?
Не любовь ли ищешь?
Бог помощь тебе.

- Только звёзды неба
любимы вдовой.
Где он мой, желанный,
и в смерти живой?

- Сыщешь ты едва ли
того, кто приник
к омуту печали
под слоем гвоздик.

- Странствующий рыцарь,
ночной кипарис,
пока полночь длится,
ко мне наклонись.

- Сон моей долины,
Исида ночей!
Не медком пчелиным,
а мёдом речей

поишь ты младенцев,
склонясь над детьми.
Раненое сердце
навеки возьми!

-Да пребудет, рыцарь,
с тобой благодать!
Надо мне, вдовице,
Лавра отыскать.

- Спящей розы алость,
прощай, раз не мил.
Тебе любовь осталась,
мне- печаль могил.

Серебрист бубенчик
на шее вола.

Родниковой кровью
душа изошла.

Перевод Н. Ванханен

Серебряны бубенцы
на воловьих шеях.

- Ты куда идёшь, девица
из солнца и снега?

- Я по маргаритки
на лугу зелёном.

- Луг далёк отселе:
не поспеть боишься.

-В тьме да бездне сердце
сберегу любовью.

- Девочка, от солнца
берегись, да снега.

- Солнце пало в косы,
снег со мной навеки.

- Ты отколь, беглянка?
Чья ты, белолика?

- От амуров многих,
бойких водопоев.

 Серебряны бубенцы
на воловьих шеях.

- Что в устах сияет,
чем ты вся свети`шься?

- Милого звезда, что
жив и умирает.

- Что легко на сердце
носишь весел-камень?

- Шпагу, что оставил
милый, умирая.

- Что в зрачках темнеет,
чёрная молитва?

- Горестная дума,
что терзает вечно.

- Отчего ты в платье
чёрном что могила?

- Ай, да я, вдовица,
в трауре по графу,

графу, что от Лавров,
кон-де-Лаурелю!

- А кого ты ищешь,
коль любви не знаешь?

- Ищу тело графа
кон-де-Лауреля.

- Ты любви поищешь,
ушлая вдовица?
Ты любви поищешь,
в помощь Бог тебе.

- Звёздочки от неба
суть мои любимцы.
Где он, мой желанный,
жив и умирает?

- В заводи мертвец твой,
девица седая,
памятью укрытый
да гвоздик охапкой.

- Странствующий всадник,
ветка кипариса,
ночью полнолунной
стану я твоей.

- Ах, Изида-соня!
Го`рьки твои речи.
Не поить медами,
ах, устам твоим.
Сердце предлагаю
сирое, да в сглазах
женских я тебе.

- Кавалер галантный,
с Богом оставайся.
Надобно сыскать мне
графа Лаурель.

- Девица ,будь с Богом,
спящая ты роза,
по любовь уходишь,
я ж пытаю смерти.

Серебряны бубенцы
на воловьих шеях.

Моё сердце истекает
кровью что родник.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

                             В память о Хосе Сириа-и-Эскаланте, поэте.

           --- 1.---
Высоко ходит месяц,
низко ветер бегает.

(Окна мои высокие
небо изучают.)

Месяц над водою,
месяц под ветром.

(Окна мои короткие
небо изучают.)

Голоса двух девочек
доносятся. Без труда
от луны ,что под водою
я сроднился с той, что в небе.

          --- 2. ---
Рука-ветка ночи
за окном моим явилась.

Рука велика, смугла
с браслетами водяными.

На кристалле голубом
играла у реки душа моя.

Секунды увечные
с часов... минали.

          --- 3. ---
Я сунул головку
в окно своё- и учуял:
нож-ветер ловкий
отрезать её задумал.

На ту гильотину
невидимую сложил я
главу без глаз
и без пожеланий..

А запах лимона
мгновенье бескрайнее полнил.
И обращался ветер
в газовый цветик.

          --- 4. ---
Во пруду утопилась
нынче малая  русалка.
Вот она, на берегу,
а под нею -почва-саван.

От макушки и до ляжек
рыба слиплась с ней,- распятье.
Ветер кличет девку "дочка",
только ветру не дозваться.

Пруд ласкает девки ко`су
ко`су из шелковой ряски,
ветер сиськи ей елозит,
а на сиськах- лягушата.

Бог храни тебя. Отпета:
Богородице Водицы
за утопленницу нашу,
что меж яблонь, нам молиться.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы.

                                                              (Вслух для Г(ерардо) Д(иего))

Да что скажу я о Поэзии?
Что скажу о этих облаках, об этом небе?
Всматриваться, всматриваться в них, в него смиртеть- и ничего
больше. Поймёшь, что некоему поэту нечего
сказать о Поэзии. Оставим это
критикам и профессорам. Ибо ни ты, ни я ,и никакой иной
поэт не знаем ,что есть Поэзия.
Вот она, смотри. Огонь
в моих руках. Я ,принимая,
работаю с ним основательно, но не могу говорить о нём
инача, как посредством литературы. Я понимаю все
поэтичности , могу говорить о них разве что не меняя
оценки каждые пять минут. Не ручаюсь.
Может ,однажды мне понравится стихотворение
прескверное, как нравится мне (нам нравится)
ныне музыка дурная но завадная. Сожгу-ка
Парфенон ночью чтоб начать
новостройку утром и не окончить её
никогда.
На своих конференциях часто говорил я
о Поэзии, но единственное, чего не смею
касаться, это моя поэзия. И не оттого,
что не уверен в деле своём. Наоборот,
коль правда ,что я -поэт милостью Богов- или демона,-
столь же верно, что есть им благодаря технике и
старанию , и тому что даю себе отчёт
абсолютный в том ,что делаю.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

                                   для А.Рамона П.Роды

Сладостно инфантилен
воздух тихого утра.
Протягивают деревья
ладони свои земле.
Туман дрожащий нивы
укрыл. А паучихи
дорожки растянули
шелковые: лучи
хрустальной чистоты
воздушны...

А в роще тополиной
ручей речитативом
поёт меж трав. А ралик
смиренный мещанин,
простак-непротивленец
пейзаж обозревает.
Божественный покой
Природы вдохновил
домашнего сидельца:
заботы и рутину
отринув, в путь пустился
он чтоб проползти дорогу.

Пополз домохозяин-
и в глушь плюща, крапивы
забрёл, а там сидели
две жабы, согревались
старухи, к солнцу спины
больные обратив.

Одна ворчала :"Эти
по новой моде песни
без пользы". "Точно, все",-
подруга отвечала,
израненная и
полуслепая жаба.
- Когда была молодкой,
я верила, что Бог
когда-нибудь услышит
распевы наши чтоб
проникнуться сочувствьем.
Научена теперь,
прожив немало вёсен,
я ни во что не верю-
и больше не пою.

Стонали обе жабы,
просили подаянья
у молодой лягушки,
чванливо проскакавшей
сминая стебельки.

И на опушке чащи
остановился ралик:
кричать пытался- зря.
две жабы подскочили:
- Пожалуй, мотылёк?-
полуслепая жаба
промолвила подруге.
- Рогат он,- отвечала
вторая.- Это ралик.
Откуда ты приполз?

- Я из дому явился
чтоб возвратиться скоро.
- Трусливы эти твари,-
отрезала слепая,-
Ты не поёшь-то? - Нет,-
ответил он. _Молиться
умеешь? - Не учился...
- А в жизнь по смерти веришь?
- А это что?

                 - Жить вечно
в воде стоячей: рядом-
всегда обильный стол.

- Мне, маленькому, бабушка
моя, бедняжка, обещала,
что после смерти стану я
по самым нежным листьям,
по веткам высочайшим
пастись.

- Еретичкой была твоя бабка.
Мы насказали тебе правду
нашу: поверишь с неё!-
разбушевались две жабы.

- Зачем мне путь неблизкий,-
заохал ралик,- если верю
в жизнь вечную, что вы
мне обещаете?...
          
                  Две жабы,
задумавшиеся, удалились.
А ралик был напуган-
и в чащи глубь уполз.

А две жабы- попрошайки
застыли сфинксами. Одна
другую спрашивала:
- Ты в вечную жизнь веришь?
- Я- нет, отвечала грустно
калека полуслепая.
- Зачем тогда мы веру
улитке прививали?
- Зачем?..Сама не знаю.
От чувств я разбухаю
когда неколебимо
взывают из арыка
мои ребята к Богу...

А бедный ралик
назад вернулся. На тропе
покой волнистый замер
меж тополиных веток.
И с группою мурашек
дебелых, красноватых,
тут ралик повстречался:
они тащили споро
иную муравьиху
с обрубками сяжков.
- Мурашеньки, потише!
За что подругу вашу
вы мучите? -воскликнул
им ралик, растерявшись,
- Что сделала она вам?
Мне расскажите дельно,
а я вас рассужу.
Начни ты, муравьиха.

И тогда полумёртвая самка
ответила очень грустно:
- Я видела звёзды... -Звёзды?-
ей вто`рили возмущённо.
- Какие они?- задумчив,
спросил её ралик. -Да.
Взобралась на самый длинный
что есть в этой роще тополь-
и тысячу глаз увидала
во мраке своём, привычном.
Переспросил её ралик:
- Какие они, звёзды?
- Лучи суть, короны, носим,
не видя их, головами.
- А мы-то их не видим,-
отрезали муравьихи.
А ралик добавил: - Взгляд мой-
до травки, а дальше- баста.

Воскликнули стражи, лихо
ворочая сяжками:
- Убьём тебя, извращенка,
ленивая. Труд- закон твой.

- Я видела зори, зори,-
шептала муравьиха.
Тогда рассудил их ралик:
- Идите трудиться вволю.
Пожалуй, она погибла:
недолго ей жить осталось.

А воздух сладкий
пчела нарезала.
Раненная, агонизируя,
мрак вечный уже осязала
да молвила: -Эта явилась
чтоб к звёздам меня унесть...

Разбежались прочь мурашки,
увидав, что та уже мертва.

Вздыхая, ралик,
смятённый, отползал,
сконфужен небывало,
навечно, навсегда: -Тропа-
бескрайняя,- он причитал,-
У звёзд- её конец,
коли достигну их...
но я неповоротлив-
не мне её вершить,
не думать мне о звёздах.

Всё туман скрыл,
а солнце совсем ослабло.
Отдалённая вечерня
звоном нравы укоряла.
А смиренный обыватель,
ралик, мирен и сконфужен,
окруженье созерцал.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Стадо козье проходило
по-над речкой у воды.
Вечер розы да зефира
был, столь мил и романтичен-
в эту пору я увидел
здоровенного козлищу.

Сальве, демон немой!
Ты -зверь
замечательнейший,
мистик вечный
инфернальной
плоти...

Сколь завитков
в бороде твоей,
широколобый
дон Хуан!
Сколь выразителен лик твой
мефистофелевский
и страстный!

Водишь перелеском
стадо,
евнух прихотью хозяйской,
но -султан!
Негасимый светоч секса!
Твой учитель добрый- Пан!

Коза
грациозно следует за тобой,
влюблена и нежна.
Греция былая
тебя б поняла.
О ты, герой легенд святых
об аскетах худых и Сатане,
с каменьями чёрными, грубыми уродами,
злодеями однорукими, пещерами недоступными,
где видали тебя,
базлающим
любя!

Мужественные рога
бороды бога!
Итог чёрный Средневековья!
Родился б ты вместе с Филомнидой
из пены чистой морской-
уста б твои, да моря,
ласкали б её, богиню
под темнеющим покровом звёздным.

Ты- от равнин укрытых розами,
где свет неистов;
ты- от лугов Анакреонта,
сочных бессмертия кровью.

Козляры!
Вы- мелкая поросль
старых сатиров,
уже усчезнувших.
Возьмите от девственной роскоши трав,
коль нет вам самок.

Короли полудня!
Постойте немного,
послушайте ,как
петух из далёкой деревни вам кличет
"салют!"

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Я взобрался на
козляру.
Он, старик, обернулся,
да спросил:
"Эта ли дорога твоя?"
"Эта!"- вскричала тень моя,
шутихой разнаряженная.
"Это она, золотая!"- молвили
одежды мои.
Великий лебедь подмигнул мне,
сказав:" Идём вместе!",
а змея укусила
домотканную мою тунику.

Глядя в небо, думал я:
" Нет мне дороги.
Розы в конце-
те же, что эти, в начале.
Туманом станет плоть эта
и пот.
Мой конь небывалый снесёт меня
долиной краснеющей прочь"
"Брось меня!" - рыдая окликнуло
меня сердце мнительное.
И я бросил его оземь,
во поле печали.
                    Наступила
ночь морщинистая,
полная призраков.
                  Освещали путь
очи горящие синеватые
козлищи.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Море- это
Люци`фер сини,
упавшее небо,
возжелавший было
стать Светом.

Бедное море, обречённое
на вечный непокой,
прежде было, точно,
обездвижено тоской.

Но горечь твоя
не умалила страсть:
Венеру изваял-
утроба остала`сь
всё той же девственной,
да без изъяну,
какой была.

Печали твои прекрасны,
о море спазмов славных.
Всё звёзд разнообразье-
в зелени рыхлой океана.

Сносишь всё, терпя,
ужасный, огромный Сат`ан,
Христос попирал тебя,
ходил по` воле Пан.

Звезда Венера есть
гармониею мировой,-
Арка Экклезиаста!-
со дна души твоей Веспер
явлается порой...

...А несчастный -это
ангел падший.
Земля полна света:
кто Рай в ней обрящет?

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Кассыда плача

Укрыл я балкон
ибо претит мне плач:
ведь из-за стен серых
доносится только плач.

Немногие ангелы поют;
немногие псы лают;
тысячу скрипок ладонь моя вмещает.

Но плач- пёс бескрайний,
плач- ангел безбрежный,
плач- скрипка широчайшая:
слёзы- ветру помеха.
Не слыхать ничего кроме плача.

Кассыда ветвей

В аллеях Тама`рит
слоняются кобели свинцовые:
ждут, что с ветвей нападает;
ждут: может, они надло`мятся.

У Тамарит- яблоня
да эфес* всхлипов.
Соловей утоляет вздохи,
а фазан гонит их прочь, пылью.

Но ветви ве`селы,
ветви- как мы, иные:
не размышлят под ливнем, уснули:
деревьями себя, скорыми, видят.

Влагой набухли почки:
долины ждут осени.
Сумрак лапой слоновьей
по ветвям-стволам ходит.

В аллеях Тамарит
многонько парней с ликами несолнечными:
ждут, что с ветвей мои нападает;
ждут: может, они надломятся.
________________________
"манзана"-эфес (ж.р.), а "манзано"- яблоня(м.р.),- прим.перев.

перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Шесть струн

Гитара,
и во сне твои слёзы слышу.
Рыданье души усталой,
души погибшей
из круглого рта твоего вылетает,
гитара.
Тарантул плетёт проворно
звезду судьбы обречённой,
подстерегая вздохи и стоны,
плывущие тайно в твоём водоёме
чёрном.

Перевод М.Самаева;

От гитары
грёзы пускаются в плач.
Рыдания душ
пропащих
из ея рвутся круглой
па(ст)щи.
И, будто тарантул,
звезду выплетает она:
на вздохи охотится,
что плавают в её чёрном
нутре деревянном.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы

Танец
(В саду петенеры)

В ночи сада,
выбеленной мелом,
пляшут шесть цыганок
в белом.

В ночи сада...
Розаны и маки
в их венках крашенной
бумаги.

В ночи сада...
Будто плямя свечек,
сумрак обжигают
зубы-жемчуг.

В ночи сада,
за одной другая,
тени всходят, неба
достигая.

Перевод М.Самаева;

В ночи сада
шесть цыганок
одетые в белое
пляшут

в ночи сада,
коронованы
розами из бумаги
да диким укропом.

В ночи сада
чьи зубов перламутры
в пепле сумрака
блещут-горят?

А ещё в ночи сада
удлинняются тени цыганок,
даже неба касаясь,
фиолетовы.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы;

Смерть петенеры

В белом домике скоро отмучтся
петенера, цыганка-разлучница.

Кони мотают мордами.
Всадники мёртвые.

Колеблется, догорая,
свеча в её пальцах нетвёрдых,
юбка её из муара
дрожит на бронзовых бёдрах.

Кони мотают мордами.
Всадники мёртвые.

Острые чёрные тени
тянутся к горизонту.
И рвутся гитарные струны
и стонут.

Кони мотают мордами.
Всадники мёртвые.

Перевод М.Самаева;

В домике белом умирает
разлучница людская.

Сотня пони вольтирует:
всадники их мертвы.

На колтунах овчины
отвратительных
юбка муаровая подрагивает
меж медных ляжек.

Сотня пони вольтирует:
всадники их мертвы.

Длинные тени явились
компанией
с туманного горизонта-
и басовая струна гитары
рвётся.

Сотня пони вольтирует:
всадники их мертвы.

Перевод с испанского Терджимана Кырымлы.