.9.
Вблизи Касселя, у ответвления Фрицлар-Запад Петер попросил друга ненадолго возвратиться во Франкенберг. Он желал ещё раз свидеться с аптекаршей.
-- Туда и сюда,-- вздохнул Августин,-- одна нога здесь, другая там, иначе... впредь будет все по-моему.
Они медленно покатили назад. "Мерседес" хрипел, но не чадил.
-- Как там было с Альбертиной? рассказывай дальше. Итак, ты очутился в лавке Анди.
-- Я тайком выгдялывал из-под стойки с платьем. Анди кивал ей. Альбертина просто взирала на него. Я любовался ею. Он пальцем перебирала платья-- и столкнулась с Катариной. Катарина прижала меня к полке с сорочками.
-- Что за переполох?-- спросила Катарина. Она разыгрывала возмущение.-- Оставь в покое молодого человека!
-- Эта вовсе здесь ни к месту,-- сказала Катарина пугливому Анди, который нервно рылся в выдвижном ящике.
-- Не заморачивайся чужими проблемами, моя милая детка,--сказала Альбертина, примеряя к груди платья, испытывала ткани.-- Меня несколько заботит твоя фигура. На самом деле ты не стройна.
Катарина бросилась на неё.
-- Повтори, что сказала, гордячка... Неряха!
-- Ах, боженька, повторения твоей проблеме ни к чему.
Она повесила платья на стойку.
-- Впрчем, я зовусь Альбертиной.
Она улыбнулась мне. Я ковырял пальцем в собачьем ухе. Катарина ни с того ни с сего расхохоталась-- и закашлялась.
-- Ну и штучка,-- пропыхтела она.
Она внезапно протянула руку Альбертине.
-- Я Катарина. Однажды пасхальным утром в одном пансионе в Андалузии услышала я, как постоялицы чудесными их голосами кликали горничную. Это имя парило во всём доме, столь красиво, столь светлым утром. Оно прикипело к сердцу моему. Я отставила своё старое имя. Впредь не Ильзе. Нет. Катарина.
-- А я,-- ликовала Альбертина,-- ... угадай, как я раньше звалась?!
-- Выглядишь как Дагмар.
-- Нет.
-- Ангелика?
-- Нет.
-- Мехтхильд?
-- Нет. Уте! И ничего впридачу.
Обе дамы крепко обнялись. Сомкнувшись, они кружили, натыкаясь на стойки. Я смеялся. Анди за компанию озабоченно улыбался, ради поощрения привлекательной клиентки. Дамы, прыская, оправили свои платья.
-- Выпьем по такому случаю,-- предложила Альбертина.
Анди состроил мину. Снова ничего, подумал он.
-- Приглашаю вас.
Она посмитрела на меня. Катарина потянула меня за рукав от прилавка.
-- Твой пёс!
Анди высоко поднял его. Катарина зажала жёсткую игрушку подмышкой.
-- Вот как я познакомился с Катариной.
-- А теперь ты взираешь на юг, на Франкенберг?
-- Я взираю на опыт к теории. Злобными кажутся мне мыслители, которые важничают.
-- Тогда, прошу, прочти мне что-нибудь красивое.
-- И впрямь, Августин? Итак, ладно.
Августин поскорее припарковался. Петер достал из чемодана Ханса Хенни Йаанна (http://de.wikipedia.org/wiki/Hans_Henny_Jahnn ,немецкий писатель, реставратор, музыкант,-- прим.перев.)
"Чей конь первым заржет новому солнцу, тому стать выборным царём. Был у Дария конюх. Обарис. Когда семеро разошлись, ему молвил Дарий, о том, что меж ними решено было, измысливая свою речь изо лжи и правды:"Коль ты умный человек, коим всегда притворялся, что тебе ещё надо доказать, то устрой так, чтоб Мы, а не кто иной, обрели чин. Обарис ответствовал: "Коль это, о Господин, разумению моему под силу, то ты останешься доволен мною, будь спокоен. Разумение надёт путь ко средству. Время года не против затеи". Нетерпеливо обрушился на него Дарий со следующими словами: "Коль ведомо тебе средство, то примени его, да не медли, иначе с утром придёт разочарование". Как только минула ночь, потянулись ожидавшие вон, сопровождаемые своими ближайшими друзьями, которые считали своим правом выйти и устроиться пораньше, до восхода. Конь Дария был влеком под уздцы Обарисом. Одну руку прятал конюх во складках своих штанов. Когда на него падал чужой взгляд, Обарис вынимал руку и трогал ладонью ноздри жеребца. Тот пару раз старательно втянул воздух, воздел затем голову-- и начал радостно, томительно ржать, как полагали, восходящему солнцу. Вот так было решено, что сыну Гистаспа стать царём. Обарис ржанье вызвал тем, что в конюшне сунул руку во влагалище кобыле, а на месте сбора натёр слизью ноздри жеребца, который, отчётливо распознав милый запах, голосом своим пожелал приветить невидимую возлюбленную".
-- Ты думаешь об Альбертине?
-- Она, собственно, слишком стара. Зачем закрывать глаза на это?
-- Только вперёд.
-- Возбуждённое животное в рассветных сумерках...
-- Дальше, прошу. Что ты намыслил сделать?
-- Мы могди бы прихватить инструмент--и вечером завалить в кабак. И мы без тебя обойдёмся.
-- Чтоб я не смеялся.
-- Представляю себе, подвальное окно на заднем дворе перегорожено поперечной штангой. Я кладу на землю домкрат, давлю на него-- и штанга разлетается вдребезги. Шум по всему двору. Я потею--и сразу же иду за стойку чтоб испиить минералки. Съедаю бутерброд с ветчиной, вдобавок-- крутое яйцо, и осматриваю тихое помещение, в котором я часто напрасно одидал дам. Под прилавком стоят пивные бокалы и рюмки с монетной мелочью. Я вытаскиваю выдвижные ящики. Ложкой могу взломать музыкальный автомат. Там многим не поживишься. Эта публика скупится на музыку. "Флиппер" ("дельфин", кассу?-- прим.перев.) могу взломать двумя отвёртками. Всё нет оказии.
-- Что было с Альбертиной, дитя человеческое?
-- Мы минули арку ворот-- и ступили на скупо освещённый, вымощенный досками путь, который вёл к лестнице. Здесь цветной расстрелял гражданского проверяющего. Гамбиец, которого разыскивали за торговлю наркотиками, он нелегально жил в ФРГ. С ножом он преследовал другого -- и был задержан полицией. "Полиция, не двигаться, стоять!"-- крикнули они, и несколько раз повторили то же требование по английски. Однако, он молниегосно вывернулся-- и ткнул одного из сотрудников ножом. Тот стрелял холостыми.
-- Хватит об этом. Итак, что случилось?
-- Стены дома были исчёрканы рисунками. В самом низу дети писали поверх них свои каракули и карикатуры. В углу-- потрёпанный автомобиль, обрызган множеством красок. Посреди, из множеством трав и овощей засаженной грядки, высился могучий каменный клык. Пара влюблённых в интимных обьятьях. Я было сроднился с этим двором.
-- У лестницы,-- молвил Августин,-- которая ведёт к кабаку, я однажды оставил Эльвиру. Долгой верёвкой она была привязана к перилам так, чтом могла немного ходить взад и вперёд. От дождя её хранил навес, который был загромождён ящиками из-под минеральной воды и кальвадоса. Седло было снято, на спину её наброшена шертсяная попона.
-- Итак. Фридрих приветстовал нас и признательно взглянул на Альбертину. Я был польщён.
Августин стонал. Картины мелькали, проносились в его воображении. Тихие аудитории, бесконечные книжные полки, поля. Его глаза крепко присосались к густым, чёрным следам, которые уводили в сторону.
Некоторые столы были заняты. Здесь и там-- приборы да салфетки. Одна парочка сидела наизготове у только что доставленного им спагетти. Они судорожно пытались не втыкать свои вилки одновременно в общую салатницу.
-- Что случилось? Договаривай наконец.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
.8.
-- Я жажду бесконечности. Или неделимого.
-- Я же тоскую по ближнему.
-- По низкому?
-- По возвышенному.
-- По Ничто?
-- Я жажду мужчин и женщин.
Петер приотворил окно. Хмарь поползла салоном.
-- Что остаётся думать, чувствовать, делать? Знакомо тебе это?
-- Всё истощено.
-- Уже было так однажды.
Внезапно перед ними возник во всей красе складный "пульк" (тобогган или индейскиесани, влекомые лыжником, здесь-- неповоротливый прицеп--прим.перев.) Хорошо бы, коль двинулся, да --палочками, палочками (лыжными-- прим.перев.)Потянулся дальше. Собирал себе различнейшие моментики-- ходил по-шахматному. Выпустил когти наконец-- и остался на месте.
-- Есть буйство в детскости.
-- Вот что ты знаешь на самом деле: под больным стонут нити простыни.
-- Довольно лишь поверить в это.
-- Жажда, которая приводит к тому, что интимное обращается в неизвестное. Осторожно! Там стоят идиоты!
Августин хладнокровно жахнул по тормозам.
-- Они легли рядом, представь себе. Штучная работа. А мы едем в Касель.
-- Будь спокоен, мой любезный. Где-нибудь там, под Франкфуртским крестом, мы затеряемся.
-- Этой ночью?
-- С глазу на глаз с ночью, будь совершенно спокоен.
-- Но и в ночи-- светлейший день, ты не находишь?
Они накрепко засели. Пробка замерла. Вертолёт пролетел над ними вперёд.
Впереди появился просвет, затор тронулся-- и наконец рассосался. Поехали дальше. "Форд" взобрался козлом на "мазду". На боковых линиях разметки ,вытянувшись, лежали рядом двое господ. Один в синем, другой в коричневом костюме. Связанные изящной серой нитью.
-- Дай газу!-- пыхтел Петер.
Августин ударил по педали-- и сани покорно стали на дыбы.
-- Они посмотрели на меня-- и от их взгляда я на миг ощутил себя в глубоком ладу с собою.
Петер и Августин прижимались друг к другу, пока мчались по автобану.
-- Иногда в моих снах раздаётся топот,-- продолжал Петер.-- Ходет один, в сапогах, по моих мнам, думаю я-- и просыпаюсь.
Авкустин указал на пашню.
-- Мы уже на взморье.
-- И вкруг нас глубокая тишь.
-- Мы на берегу ожидаем свои желанья.
-- Моря наступают.
-- Реки?
-- Долины.
-- Горы?
-- Леса.
-- Равнины?
-- Они населены людьми, зверьми, духами и чудовищами.
-- Но я не вижу мимоходом милого лица Альбертины. Езжай потише, пожалуйста. Я высматриваю её, знаешь?
-- Уже. Она спит?
-- Она на двадцать лет старше меня.
-- Что поделать.
-- Её лицо молчит.
-- Обьятия. Ласки. Шёпот. Смех. Тишина. Что это?
-- Её малелькие ступни обнюхивают изнутри складки простыни.
-- Да, это знакомо.
-- Я осмеливаюсь направить свои холодные ступни к её, чтоб они повеличались пара с парой.
-- Женщина действительно иногда остаются верными одному.
-- Кто они, женщины?
-- Божественны, когда они шепчут нерифмованное.
-- Шорох в постели столь интимен, не правда?
-- Я ощущаю себя под контролем.
-- Время сторожит нас.
Августин резко затормозил.
-- Смотри в оба, через считанные километры закончится лето.
-- Пожалуйста, не волнуйся, езжай скорее. Ну, жми на газ!
-- Как прикажешь.
-- Она была в моей комнате. Лампа свисала с полки. Мы сливались воедино.
-- Её прежде трахали?
-- Никогда. Мы лежали в моей постели. Наши слова нищенствовали среди наших членов. По радио-- старые шлягеры.
-- Куда, бывает, бегут волны музыки, там чистое безумие.
-- Наш шёпот дополнял полумрак. Мы ворочались зажмурившись.
Петер медленно ворочался на сиденьи туда-сюда.
-- Наши шёпот становился всё пуще. Внезапно с её уст сорвался вздох.
Август застонал.
-- Я за модные оттенки.
-- Жизнь. Нравится мне.
-- Это хорошо, что мы были рождены.
-- Думаю о твоей кошке, которая с голоду безумно скачет по стенам и дверям.
-- Мы ещё сегодня заедем к ней.
-- Мне бы хотелось не забыть об этом.
-- Сон нежелателен. Мне включить свет?
-- Зачем? Он просветит нам ладони-- и больше ничего.
-- Нас сопровождает резкая усталость, ты её замечаешь?
-- Мы едем по молу к морю.
-- Это хорошо. Он очень далёко выдаётся в море, и он повторяет рельеф дна.
-- Над нами кричат птицы.
-- Ночные мосты.
-- Впрочем, море очень старо.
-- Берег усеян лежащими экспертами-- они впрыскивают смертельные инъекции воде.
-- Так покойно моё тело.
-- Я внемлю красноречивым вздохам Альбертины рядом со мной.
-- Я за то, чтоб отворит дверцы свои.
-- Одну за другим?
-- Страшусь, что мне навстречу выйдет то, что я забыл.
-- Я чувствую, что стал мужчиной.
Августин взглянул на свои брюки.
-- Я бы желал с тяжёлыми, упитанными яйцами покрывать дам.
-- В чёрные облака на срамный холм Альбертины. Так, что, кажется, улыбками щель её расплывается.
-- Мужчина и женщина.
-- Ночь полна мошек.
-- Самолёты порхают над волнами.
-- Мы всё удаляемся по молу в открытое море.
-- Бесчисленные поцелуи вершатся под покровом.
-- Ты идёшь со мной.
-- Я совершенно спокоен.
-- Прошу тебя, не вынимай рук из карманов.
-- Я за то, чтоб околдовать тебя.
-- Петля на моём горле.
-- Я в курсе.
-- Будучи неудовлетворёнными, таковы мы есть, давим на каждую кнопку.
-- Прозрачные любовники тянутся мимо с тихим ветром.
-- Ты ревнив?
-- Не беспокой меня.
-- Мы выкрали у мира самих себя.
-- Наши пальцы обучаются новому пению и ощупывают законы темноты.
-- Спокойной ночи, история.
-- Что значится в плане игры?
-- ... Отставить!
-- Посекундно меняется то, что мы привыкли называть и считать программой.
-- Приди, сокрытая подруга!
-- Мы не только разбиваться умеем.
-- Гляди, море всё выше.
-- Почему медлишь?
-- Мы можем направиться точно к месту и ко времени кораблекрушения.
-- Но я постоянно промахиваюсь, в пользу картиночек.
-- Ночь тихо станет тихо полистывать мои любовные книги. Я не решаюсь в одиночку читать их. Или должен был решиться?
-- Но так не пойдёт, милейший?
-- Почему?
-- Ты оставил свои руки на железнодорожном вокзале.
-- Действительно. Никто ими не озабочен.
-- Они посереют от тамошнего чада.
-- Ты совсем близко. Свободна от меня.
-- Жизнь станет расчётливее, верится иногда мне.
-- К тому же заузится она.
-- Как бы тоньше от всяческих томлений.
-- Я нахожу хорошими те твои брюки, которые обтягивают зад.
-- А я-- твои слова, хотя в них ничего атмосферического нет.
-- Просты и прозрачны как вода.
-- Выбракованы.
-- Где-то по мне висит телефон, в некоей глубокой шахте. Из складок темноты раздаётся трель--и минает моим телом.
-- У нас нет времени на чуждые сигналы.
-- Сколь глупо, бывает, женщины воспринимают наши тяготы.
-- Да и мы тоже не сверхотзывчивы.
-- К тому же, по-прежнему нам не хочется видеться слишком часто.
-- Я столь полон этими часами.
-- Я бы не желал покончить с собой. Прости меня. Кому мне ещё поведать об этом? То-то понимаю: я-- некая неизвестная болезнь.
-- Против всего найдётся средство.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы