Любой человек потрясающе сложен и многогранен, вне зависимости от того, будет ли он искромётным интеллектуалом, душой компании или же, напротив, занудой и чалдоном. Нет, последний интересен не только с точки зрения патологоанатома-трудоголика. Причём, порой особых усилий прилагать не надо — достаточно просто слушать и не перебивать.



Про Эльвиру я уже как-то рассказывал . Она бывает на приёме часто, делится своими переживаниями с удовольствием, поэтому можно было бы предположить, что очередной её визит вряд ли будет откровением. Я ошибся. В кабинет она зашла решительно и сурово.




Здравствуйте, Максим Иванович!




Здравствуй, Эльвира. Что-то случилось?




Да, хотела вам пожаловаться на то, какая я слабовольная и ленивая.




Мне кажется, что ты на себя наговариваешь.




Нет-нет, речь не о том, чтобы лениться делать домашние дела или помогать родителям. Всё намного глобальнее.




Поясни, пожалуйста, в чём твоя лень и в чём её глобальность.




Это, собственно, не лень как таковая... Хорошо, слушайте. Мне Господь ещё с 1988 года давал возможность спасти этот мир.




Извини, что перебью тебя, Эльвира, но — его что, действительно надо спасать? Нет, я, конечно понимаю, что некоторые календари, ясновидящие и вперёдсмотрящие называют определённые даты...




Не верьте, Максим Иванович! Календари этих попокотепетлей — они не про нас писаны! И все эти мутнодумающие и хреново вперёд смотрящие — цену они себе набивают! А мне Господь говорит, он врать не будет.




Точно Господь? А вдруг Лукавый?




А будете перебивать, я вам не расскажу, вы же потом от любопытства сон потеряете!




Каюсь, каюсь, буду держать себя в руках.




Так вот, вы что же думаете, я Господа от Лукавого не отличу? Да по голосу, с закрытыми глазами! Так вот, мир гибнет по-другому. Не из-за катаклизмов и катастроф: они наступают потом, когда из него уходит вся любовь и доброта. А мне ведь давали шанс. Всего-то дел — заткнуть дыру, через которую всё хорошее уходит. А я всё не могу. Он раз за разом шансы даёт — а я никак.




А как затыкать-то, Эльвира? И, главное — где?




Ой, заткнуть — это только огромным усилием разума и воли. Просто неимоверным. У меня пару раз почти получалось, но это тяжелее, чем паровоз с места столкнуть. А где — так во мне, пусть медсестра отвернётся, я покажу, но не ей: я ей не доверяю, она у вас немного того — вон, вся красная и хихикает.




Она уже не смотрит.




Вот здесь, в этой проекции.




Ого! Знал бы гинеколог, как он рискует — без страховочного троса к работе бы не приступал...




Всё бы вам шутить, а добро, между прочим, так и уходит — просто физически это ощущается! Я уж стараюсь как-то противостоять, но нет во мне той внутренней силы, да ещё и бальзам этот...




Какой такой бальзам?




Который пьют, какой же ещё? Мне же алкоголь совсем нельзя, а иногда хочется, вот купила себе бальзам, он ведь целебный, там много всяких трав, рецепт старинный.




И что, помогает?




С ним всё очень странно. Вроде бы, после рюмочки сразу так хорошо, тепло и спокойно, а потом — раз, и резко становится ещё лучше.




Это как так?




Нуу...словно секс с демоном, если вы понимаете, о чём я.




Ни малейшего представления, если честно.




Значит, много потеряли. Не могу точнее объяснить. Ну так вот, физически-то мне от всего этого хорошо, и на душе тоже, а силы закрыть дыру сразу куда-то деваются.




Ну, так не пей больше.




Ишь какой вы категоричный! У самого-то жена есть. А мне где мужика взять? А от демона ни залётов, ни запоев, ни заразы — один сплошной профит. На дыру, правда, сил не остаётся, но ничего, бальзам скоро закончится, а на новый у меня деньги не скоро появятся.




Ну, тогда у мира есть шанс. И давай-ка аккуратнее налегай на условно не спиртное, не хватало, чтобы ты таблетки бальзамом запивала, так недолго и в отделение угодить.




Ну, что вы! Я только перед сном, чтобы по десять раз в кровать и из кровати не прыгать.




Получив лекарства, она ушла, и только тут медсестру осенило:




Чёрт! Забыла спросить название бальзама! (Максим Малявин. Россия)

[ Читать дальше ]

Безусловно, работа с психически больным пациентом — это и подбор лекарств, и доброе к нему отношение, и психотерапия, и родственникам вовремя по ушам нахлопать за какое-нибудь надо — то есть, выражаясь любимым языком ещё более любимого облздрава — целый комплекс лечебно-профилактических мероприятий. Но законов диалектического материализма никто не отменял, вне зависимости от того, какая политическая партия ими пользуется, и в том, что бытие таки определяет сознание, приходится убеждаться сплошь и рядом. Дайте шизофренику спокойную обстановку, несколько килотугриков стабильного дохода, и чтоб никто не ждал от него каждодневного гражданского подвига и активной жизненной позиции, не капал на мозги (собственные галлюцинации и идеи не в счёт) — и вы увидите, как ему легчает на глазах, порой вплоть до полной отмены лекарств! Конечно, это происходит далеко не всегда и не со всеми пациентами, иначе мы, психиатры, дружно и с удовольствием переместились бы из психбольниц на курорты и в санатории, но тенденция такая всё же есть.

Вероника (назовём её так) наблюдается у нас уже лет десять или около того. Заболела она впервые ещё в десятом классе: были и бессонные ночи, и страшные голоса в голове, и уверенность в том, что город сейчас захватит дивизия бешеных байкеров на марше. Этот первый приступ был очень острым, но его довольно быстро удалось вылечить, и Вероника успела даже подать документы и поступить в один из институтов города на факультет с малоприметным названием, который занимался селекцией червей бумажных отборных из студентов безбашенных ершистых обыкновенных.

Сам процесс учёбы был настолько медитативным и размеренным, что Вероника без труда отучилась положенные четыре курса, не завалив ни единой сессии и не выдав за время учёбы ни одного обострения своей болезни. Правда, азалептин принимала исправно и суточную дозу снижала неохотно, памятуя об ужасе пережитого дебюта болезни, но он учёбе не мешал.

Трудности начались после окончания института. Оказалось, что городская популяция бумажных червей уже достигла своего пика, и новых особей в свои ряды брать не спешит — тут бы старых кому скормить! Поиски работы привели Веронику в регистратуру одной из поликлиник — работа-то бумажная. Но, как внезапно оказалось, не исключающая контакта с людьми. Причём в гораздо большем количестве, чем хотелось бы.

У Вероники очень красивые большие глаза. Так вот, на приём стал приходить вероникообразный лемур с признаками тиреотоксикоза и искренним недоумением — мол, как нормальный человек может работать в медицине? К вам же ВСЕ ЭТИ...БОЛЬНЫЕ...ОНИ ЖЕ ТОЛПАМИ ЛОМЯТСЯ!!! У меня же к концу недели писчий спазм, стойкий челюстной тризм и полный эмоциональный маразм! И все из-под меня чего-то хотят: начальство, доктора, ЭТИ...БОЛЬНЫЕ!!! Я на мужчин теперь не могу смотреть!

Продержалась она три месяца, после чего выдала ярчайшее обострение, с бессонницей, с попытками среди ночи отправиться на работу и забаррикадировать пациентам подступы к окошку регистратуры. Пулемёта ей никто так и не одолжил, уговорили отлежаться в психбольничном окопе.

По выписке она сразу же уволилась с работы и занялась поисками другого, более спокойного места. Таковое, наконец, нашлось — на складе каких-то скучных и маловостребованных товаров. За весь день — от силы один-два визита: что-то подвезти и что-то забрать, и с тем вполне справляются какие-то специальные люди. Вся работа — бумаги, ведомости и накладные. И НИКАКИХ БОЛЬНЫХ!

Вероника работает в этом благословенном, забытом богом месте уже пятый год. Недавно перестала принимать лекарства: нет необходимости. Познакомилась с мужчиной — кто-то из заказчиков, приехал искать какой-то эксклюзивный хлам, а нашёл себе невесту. И только визит в психоневрологический диспансер для неё до сих пор проблема — там ведь РЕГИСТРАТУРА! Хорошо, что у них с доктором договорённость: она сразу приходит на приём, минуя то страшное место. (Максим Иванович Малявин. Россия)

Встречаются в мире судьбоносные сочетания: роза и крест, водка и томатный сок, девушки и бриллианты. Одною из несомненных вершин, покорённых немецким гением ещё до основания «БМВ», была кулинарная. Ибо сочетание свинины с квашеной капустой — гениально, самодостаточно и самодовольно, как и положено настоящей Ding an sich. Так воздадим же должное и немецкой кулинарии, и Эммануилу Канту!

 В гости к обитающим в семейных закромах квашеной капусте и луку, включив личное обаяние и рублёвую дразнилку, мы заманили свиную шейку на косточках (в принципе, можно было и рёбрышки — не столь принципиально), шмат копчёного сала и молотую паприку. Последняя не вполне аутентична, но добавляет блюду балканский колорит. Томатный сок в кадр не попал, но передавал приветы.

 Анатомируем мясо, шмат сала нарезаем по Пирогову (без шкурки, она лишняя на этом празднике вкуса!),

лук — полукольцами,

после чего разогреваем казан на сильном огне и отправляем в него сало — пошипеть, зарумяниться и сбросить лишний жир.

Как только сало постройнело и загорело, вынимаем его из казана — второй заход ему предстоит буквально через несколько минут.

А в казан с раскалённым жиром отправляется лук — помягчеть характером и приобрести золотистый оттенок. Как только воспитательная и эстетическая цели достигнуты,

компанию луку составляет мясо, буквально минут на пять,

после чего туда же отправляются шкварки,

а затем — и капуста, плюс литр кипятка — чисто полирнуть и заполнить пустоты. Кстати, если капуста кажется излишне кислой, можно промыть её водой, но у нас до этого дело не дошло.

С этого момента вещь в себе томится под крышкой, но в обязанности философствующего повара входит периодически под оную заглядывать, чтобы перемешать ингредиенты: подгорание может нарушить вселенскую гармонию в отдельно взятом казане.

Когда капуста становится мягкой, а мясо начинает свободно отделяться от костей, вливаем поллитра томатного сока (собственного приготовления или магазинного — кто чем богат), всыпаем две-три ложки молотой паприки

и готовим ещё минут десять.

Всё, можно приступать к процессу познания.