Протопресвитер Александр Шмеман

Христос Воскресе!

В пасхальную ночь, когда крестный ход, обойдя церковь, останавливается у запертых ее дверей и наступает, одна, последняя минута молчания перед взрывом пасхальной радости, в нашем сердце сознательно или безсознательно возникает тот же вопрос, который был, согласно евангельскому рассказу, в сердце женщин, пришедших рано утром, «едва воссиявшу солнцу», ко гробу Христа. Вопрос этот: «Кто отвалит нам камень от гроба?» Совершится ли еще раз это чудо? Станет ли еще раз ночь  светлее, чем день? Наполнит ли нас еще раз эта ничем не объяснимая, ни  от чего в мире не зависящая радость, которая всю ночь и еще столько дней будет звучать в этом обмене пасхальным приветствием: Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Минута эта всегда приходит. Двери открываются. Мы входим в залитый  светом храм. Мы вступаем в ликующую пасхальную заутреню. Но где-то в  душе вопрос остается. Что все это значит? Что значит праздновать Пасху в этом мире, наполненном страданием, ненавистью, мелочностью, войнами,  что значит петь «смертию смерть поправ» и слушать о том, что «мертвый ни един во гробе», когда смерть остается все еще, несмотря на всю жизненную суету, единственной абсолютной земной достоверностью… Неужели же Пасха, эта светлая ночь, это ликованье — только минутный уход от  реальности, возможность некоего духовного опьянения, после которого — рано или поздно, но наступают те же будни, та же серая действительность, тот же счет неумолимо пробегающих мимо дней, месяцев, лет, — та же  гонка к смерти и к небытию? Ведь нам давно уже твердят, что религия — это самообман, это опиум, это выдумка, помогающая человеку в его трудной судьбе, это мираж, который все время рассеивается. И не более ли  мужественно, не более ли достойно человека от миража этого отказаться и лицом к лицу встретиться с простой и трезвой действительностью?

Что ответить на все это? Пожалуй, первый приблизительный ответ мог бы быть таким: не может быть, чтобы все это было просто выдумкой! Не может быть, чтобы столько веры, столько радости, столько света — вот уже почти две тысячи лет — было бы только бегством, миражом. Может ли мираж  длиться веками? Ответ это, конечно, веский, но еще не окончательный. И  надо прямо сказать, что окончательного, общеобязательного ответа, такого, который можно было бы напечатать в виде научного объяснения  пасхальной веры, — такого ответа нет. Каждый здесь свидетельствовать  может только о своем собственном и живом опыте и говорить за себя.

В живом и личном опыте, когда всматриваешься и вдумываешься в него,  вдруг находишь то, на чем все остальное зиждется, что вдруг все освещает таким ослепительным светом, в котором действительно, как воск от лица  огня, тают сомнения и вопросы. Что же это за опыт? Я не могу его иначе  описать и определить, как опыт живого Христа. Не потому я верю во  Христа, что раз в году и с самых ранних лет мне дано участвовать в пасхальном торжестве, а потому возможна Пасха, потому наполняется светом и радостью эта единственная ночь, потому такой победной силой звучит  это приветствие: Христос воскресе! Воистину Воскресе! — что сама вера моя родилась из опыта живого Христа.

Как и когда родилась она? Не знаю, не помню. Знаю только, что всякий  раз, что я открываю Евангелие и читаю о Нем, читаю Его слова, Его  умение, я мысленно, от всего сердца и от всего естества, говорю то, что  сказали посланные фарисеями, чтобы арестовать Христа, и вернувшиеся, не  арестовав Его. Они сказали: «Никогда не говорил человек так, как этот  говорит!». Таким образом, первое, что я знаю, это то, что учение Христа  живо, и нет ничего в мире, что можно было бы сравнить с ним. Но учение  это о Нем, о жизни вечной, о победе над смертью, о любви, побеждающей и  преодолевающей смерть. И я знаю даже, что в жизни, в которой все кажется таким трудным и будничным, единственное, что никогда не изменяет,  никогда не оставляет — это внутреннее сознание, что Христос со мной. «Не оставлю вас сиротами, приду к вам». И вот приходит и дает чувствовать  Себя. В молитве, в этом трепете души, в непонятной, но такой живой  радости, в таинственном, но опять-таки, таком несомненном присутствии

Его в храме во время Богослужения, в таинствах; все время растет этот  живой опыт, это знание, эта очевидность: Христос тут, исполнились Его  слова — кто любит Меня, с тем Я пребуду — «И мы придем к Нему и обитель у Него сотворим». В радости и в печали, в толпе и в одиночестве эта  несомненность Его присутствия, эта сила Его слова, эта радость от веры в Него.

Вот единственный ответ и единственное доказательство. «Что ищите живого с мертвыми? Что плачете нетленного во тли?».

И поэтому все христианство есть не что иное, как новое и новое  переживание веры — ее воплощение в обрядах, словах, в звуках, в красках. Неверующему она действительно может показаться миражом. Он слышит только слова, видит только непонятные церемонии. И объясняет их извне.  Но для верующих все светится изнутри: не как доказательство его веры, а как ее результат, как жизнь ее в мире, в душе, в истории. Поэтому  реальна, жива, современна нам Великая пятница: ее тьма и печаль, поэтому можем мы плакать у креста и переживать все то, что совершалось тогда, в день торжества зла, измены, трусости и предательства. Поэтому можем мы  созерцать с трепетом и надеждой живоносный гроб в Великую субботу,  поэтому можем мы каждый год праздновать Пасху. Ибо Пасха — это не воспоминание о событии прошлого. Это — реальная встреча, в радости и  счастье, с Тем, в Ком наше сердце давно узнало и встретило жизнь и свет  всякого света.

Пасхальная ночь — это свидетельство о том, что Христос жив и с нами, и мы живы с Ним. Вся она — призыв увидеть в мире и жизни зарю  таинственного дня Царства света. «Днесь весна благоухает, — поет Церковь, — и новая тварь ликует…». Она ликует в вере, в любви и в  надежде. «Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга  обымем, рцем: братие! и ненавидящим нас простим вся воскресением и тако возопиим: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во  гробех живот даровав». Христос воскресе!

Пасхальная вера

В эти послепасхальные дни невольно все возвращаешься к тому же  вопросу: если в неслыханном утверждении — Христос Воскресе! — вся суть,  вся глубина, весь смысл христианской веры, если, по слову апостола Павла, «вера наша тщетна», если не воскрес Христос, то что же означает  это для нашей, для моей жизни сейчас, здесь? Вот пришла еще одна Пасха. И снова была эта удивительная ночь, это пламя свечей, нарастание  волнения, снова были мы в лучезарной радости этой службы, которая вся  состоит как бы из одной ликующей песни: «Ныне вся исполнишася света,  небо, и земля, и преисподняя. Да празднует убо весь мир восстание Христово, о нем же утверждается». Какие радостные, какие победные слова! Все соединено: небо, земля, подземное царство смерти. Весь мир  участвует в этой победе, в воскресении Христа находит свой смысл, свое утверждение.

Но вот проходит, прошла эта ночь, кончился праздник, и из света мы  возвращаемся в мир, спускаемся на землю, вступаем снова в нашу реальную, будничную, трезвую жизнь. И что же? Все так же, как было, ничего не  переменилось, и как будто ничто, решительно ничто на земле не имеет ни малейшего отношения к тому, что пелось в церкви: «да празднует убо весь мир восстание Христово, в нем же утверждается!» И в душу закрадывается  сомнение. Эти слова — такие прекрасные, такие возвышенные — прекраснее и возвышеннее которых нет и не может быть на земле — не иллюзия ли они,  не мечта ли? Их жадно впитывает в себя сердце, душа, но холодный и  будничный разум говорит: мечта, самообман! Две тысячи лет прошло — и где же их действие? Где их сила? В чем их победность? И, Боже мой, как  часто христиане как бы опускают голову и даже уже и не пытаются «свести  концы с концами». Оставьте нам — как бы говорят они миру — эту нашу  последнюю драгоценность, утешение, радость! Не мешайте нам в наших  запертых храмах утверждать, что радуется и ликует весь-мир. Не мешайте  нам, а мы не будем мешать вам строить этот мир и управлять им и жить в  нем, как вам угодно…

Однако на последней глубине нашей совести мы знаем, что это  малодушие, этот минимализм, это внутреннее бегство в тайный и  сокровенный праздник — несовместимы с подлинным смыслом и подлинной  радостью Пасхи. Или воскрес Христос, или не воскрес. Или — или! И если  воскрес — а о чем же ином наше пасхальное ликование, вся эта светом,  торжеством и победой пронизанная, наполненная ночь? — если действительно в один решающий и единственный момент в истории не только,  человечества, но и всего мира — свершилась эта неслыханная победа над  смертью, то тогда все действительно стало иным и новым в мире, знают это люди или нет. Но тогда и на нас, верующих, радующихся, ликующих, лежит  ответственность, чтобы другие узнали и поверили, увидели, услышали и  вошли в эту победу и в эту радость. Древние христиане свою веру называли не религией, а Благой Вестью, и свое назначение в мире видели в ее  возвещении и распространении. Древние христиане знали и верили, что  воскресение Христово — не просто причина ежегодного празднования, а источник силы и преображения жизни. И то, что слышали на ухо, возвещали с крыш…

Но, отвечает мой трезвый или, как говорят теперь, реалистический разум: но что же я могу? Как могу я возвещать, кричать,  свидетельствовать? Я — безсильная песчинка, затерянная в массе? Но это  возражение разума и так называемого здравого смысла — ложь, может быть,  самая страшная и дьявольская ложь современного мира. Этот современный  мир каким-то образом убедил нас, что силу и значение имеет в мире только число, количество, масса. Что может один против всех? Однако именно  тут, именно по отношению к этой лжи и должно раскрыться во всей своей  силе основное утверждение христианства, его ни на одну другую не похожая логика. Христианство утверждает, что один человек может быть сильнее  всех. И именно в этом утверждении благая весть о Христе. Помните эти  удивительные строчки из «Гефсиманского Сада» Пастернака:

Он отказался без противоборства,

Как от вещей, полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства

И был теперь, как смертные, как мы.

Ведь именно в этом образ Христа: человек без власти, без  противоборства, без какой бы то ни было земной силы. Один! Оставленный,  преданный, брошенный всеми. И побеждающий. Пастернак продолжает:

Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного ее величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду

И в третий день восстану,

И как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты…

«И может загореться на ходу»… В этом «может загореться» — заключен  ответ на сомнения трезвого разума. О, если бы каждый из нас, знающих  пасхальную радость, слышавших о победе, поверивших в то, что неведомо для мира — но для него и в нем — совершилась она, если бы каждый из нас, забыв о числах, количествах и массах, эту радость и веру передал еще  только одному человеку, тронул ею одну человеческую душу? Если бы эта  вера и радость тайно присутствовали в каждом, пускай самом незначащем  разговоре, были с нами в наших трезвых буднях — они начали бы сейчас,  здесь, сегодня преображение мира и жизни. «Не придет Царство Божие приметным образом», — сказал Христос. Царство Божие приходит каждый раз — в силе, свете и победе, — когда я, когда каждый верующий выносит его из храма и им начинает жить в своей жизни. Тогда все, все время, в каждую  минуту «может загореться на ходу…».

С праздником Светлой Пасхи Христовой!

1. 2. 3.

Священник Андрей Кордочкин

У православного богослужения есть удивительная особенность. С каждым  новым приходящим годом мы удаляемся от Евангельских событий, которые мы  вспоминаем. Но приходит день, в храме звучит слово «днесь», и время  исчезает. Мы уже не просто вспоминаем, но реально участвуем в этих  событиях, будучи вовлеченными в Евангельские сюжеты уже не в качестве  слушателей, но как действующие лица.

И вот, снова пришла Великая Пятница. Мы выходим на улицу, спускаемся в метро, чтобы приехать в храм на  богослужение. И тут мы видим, что даже Москва — столица православной  Руси — живет, по большому счету, своей обычной жизнью. Спешат на работу люди, работают магазины Да и в самом храме людей обычно не так много — совсем не как на  Пасху. Мы слышим слова о том, как Господь идет на вольное страдание,  оставленный всеми, и лишь немногие — самые верные — не боятся пройти с  Ним вместе Его последний путь. И так легко подумать, что эти немногие —  это и есть мы. Нет, мы не из тех, кто приходит в храм лишь на Пасху и за крещенской водой. Мы здесь, мы стоим на этой скорбной молитве, и пусть нас немного, но мы верны до конца.

Однако прежде чем поддаться такому, казалось бы, доброму и  благочестивому чувству, зададим себе вопрос, который задала мне моя  дочь, когда ей было лет пять. Почему был распят Христос? Как случилось,  что Человек, не делавший никому зла, помогавший людям, учивший о добре и красоте, был убит, и убит не исподтишка ножом в спину, а как  преступник, брошенный всеми, под одобрительные крики толпы? Может быть,  найдя ответ на этот вопрос, мы увидим те нити, которые связывают нашу  жизнь с этими страшными днями.

Ответ на этот вопрос дает сам Спаситель в притче о злых виноградарях. «Виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его» (Мф 21.38). После грехопадения человек стал воспринимать мир, или хотя  бы малую часть этого мира, которой он может пользоваться, — природу,  семью, своих подчиненных, — не как Божий мир, принятый в свои руки на  время, чтобы в свое время вернуть его Богу возделанным и преображенным.

Нет, он стал воспринимать его как свой мир, которым можно и нужно владеть и пользоваться, и жить в этом мире он стал по своим законам. Красота мира увяла, он стал местом, где стало страшно  рождаться и страшно умирать. Но, даже находясь в состоянии войны всех со всеми, живя по законам распада и разложения, мир продолжает жить  по-своему, и Христос этому миру мешает настолько, что становится  очевидным, что для Него места нет, и быть не может.

«Повинен смерти»: Он должен быть убит, и в этом смысле все мы — и  верующие, и неверующие — причастны тому, от чего померкло небо и солнце  скрыло лучи. Но приглядимся ближе к Евангельскому повествованию. Когда Господь  выходит на служение, Его слушают, к Нему бегут с просьбами о помощи. Он  принес надежду, «исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу» (Лк. 4.21). Однако постепенно растет напряжение; Его начинают ненавидеть.

Не все, конечно, лишь некоторые — но это особые люди. Они не такие,  как все: они достигли почти полного совершенства в исполнении закона —  Божественного закона! — и у них есть ответы на все вопросы. Они осознают свою Богоизбранность («Отец у нас Авраам!» (Лк. 3.8)). «Во грехах ты  весь родился, и ты ли нас учишь?» (Ин. 9.34), — готовы они сказать  всякому, кто ставит под вопрос их авторитет. Они любят почет и уважение, им нравится учить и быть в центре внимания. Они «любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах» (Мф. 23. 6-7), и лицемерно долго молятся (Мф. 23.14).

Что же вызывает злобу этих людей в таком, казалось бы, мирном учении Христа, Его чудесах и исцелениях?

То, что не могут принять фарисеи, — это превосходство любви над законом. Именно поэтому их так раздражают исцеления, совершенные в субботние дни. Они знают, что прощение и  милость – Божественная прерогатива, люди же должны жить по закону, а по  закону ничего не может и не должно быть прощено. «Кто это, который богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» (Лк. 5.21), –недоумевают они. И если они увидят человека, нарушающего закон, в их  руке всегда найдется камень для того, чтобы с сознанием собственной правоты обрушить этот камень на его голову.

Кроме того, мир для них разделен на праведных и грешных, на своих и  чужих. Христос же непрестанно приводит им в пример иностранцев и  иноверцев. Вспомним исцеление слуги римского сотника; в притче о  милосердном самарянине Спаситель не просто приводит его в пример, но и  укоряет левитов, священников — профессиональную религиозную элиту — за  их безразличие. Он приводит им в пример язычников — вдову из Сарепты  Сидонской и Неемана Сириянина – и они реагируют так же, как  отреагировали бы мы, если бы в пример схиархимандриту или профессору  духовной академии поставили мусульманина или кришнаита – «выгнали Его  вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был  построен, чтобы свергнуть Его» (Лк. 4.29). Есть на что обижаться! Еще бы — их национальное чувство оскорблено, все привычные представления о  патриотизме, о религии и о праведности разрушены.

Как же объяснить это противостояние Богу со стороны людей, которые  по-своему искренне стремятся к исполнению всех религиозных правил,  которые знают все «можно» и «нельзя»? Почему Его так упорно пытаются подловить на слове книжники, которые все могут обосновать всевозможными  правилами и толкованиями? Каким образом Божественный закон в  человеческих руках становится оружием не только человеко-, но и  Богоубийства?

Мы знаем, что религия есть самое высокое, самое благородное  проявление человеческого духа. Но именно здесь самые страшные грехи –  жадность, гордость, тщеславие, лицемерие, жестокость, безволие,  невежество — могут найти себе удобное прибежище.

«Мы забыли, как близки «религии», в каком-то смысле, соприродны ей темные бездны страха, безумия, ненависти, изуверства — все то жуткое суеверие, которое с таким напряжением обличало, видя в нем дьявольское наваждение, раннее христианство. Забыли, иными словами, что религия — настолько от Бога, от неистребимой в человеке жажды и искания Его, насколько и от князя мира сего, оторвавшего человека от Бога и погрузившего его в страшную тьму неведения. Забыли, наконец, что не теплохладным «агностикам», а «религиозным» людям сказаны были самые страшные из когда-либо прозвучавших на земле слов: «Отец ваш Диавол» (Ин. 8,44)», — писал о. Александр Шмеман в «Евхаристии».

В его дневниках есть еще более откровенная запись:

«В падшем мире самое страшное — это падшая религия. Тут набито бесами».

Итак, Страстная Пятница – это и есть день мнимой победы падшей религии над Живым Богом.

Впрочем, Cпаситель не мог бы быть предан на смерть без разрешения  римских властей, и здесь возникает фигура Пилата. Пилат, в сущности,  неплохой человек. Он не разрывает на груди одежду, еврейские религиозные разборки его не интересуют. Он знает, что в этом Человеке нет вины,  достойной смерти (Лк. 23.4). Тем не менее, он действует, как любой  функционер: он не может проявить нелояльность к своему начальству, да и вообще, главное – кабы чего не вышло. Он верит, что хорошо то, что хорошо для империи: pax romana — превыше всего. Пилат еще не знает о том, что через несколько  десятилетий начнутся восстания, и Иерусалим будет разрушен. Тем более он не догадывается о том, что и Римская империя не вечна. Но он знает, что имеет дело с неспокойным народом. Но, в конце концов, у знакомого нам  слова «стабильность» — латинский корень, и Пилат знал его значение.  Страх оказывается сильнее, чем совесть, и диавол снова побеждает…

…Кто мы? Где мы? День клонится к вечеру, солнце заходит за горизонт, и кажется, что оно никогда не взойдет над миром снова.

Сел старик на кровати, Заскрипела кровать. Было так при Пилате, Что теперь вспоминать?…

…Крик идет петушиный В первой утренней мгле Через горы-долины По широкой земле.

(Арсений Тарковский)

Протоиерей Игорь Прекуп

«Владыко Христе Боже, Иже страстьми Своими страсти моя исцеливый и язвами Своими язвы моя уврачевавый…»

Годами я не мог понять, почему многие любители словесности, и поэзии в частности, обходят вниманием тексты, содержащиеся в молитвословах и  богослужебных книгах?

Осенило: поэзия, скажем так, светская резонирует в сердце не только за счет ритма и художественной формы, а в первую очередь благодаря  внутреннему созвучию, благодаря тому, что трогает она что-то сокровенное, выражает, облекает в плоть словесную какую-то нашу мысль,  несформированную, неясную, неразвитую, неосознаваемую, но… нашу! Не просто мою, твою, его/ее, а нашу – общую, объединяющую, хотя и глубоко индивидуально переживаемую, но в глубине, в основе своей, в сущности – нашу, всечеловеческую.

Душевные переживания нас объединяют. Мы переживаем любовные терзания и восторги, трепет и негодование, нежность и гнев – это все нам знакомо и объединяет. Мы можем по разным поводам восторгаться или негодовать, можем любить разные произведения, жанры, расходиться во вкусах и  предпочтениях, но почва всегда одна у нас, общая: преходящая жизнь со  всеми ее, такими же преходящими, ценностями. Мы можем по разным поводам радоваться или скорбеть, по-разному выражать свои эмоции, но испытываем  мы их все и, что немаловажно, испытываем на общей почве любви к миру  сему, к тому, что от мира сего.

Поэтому талантливая поэзия трогает, волнует, побуждает задуматься,  помогает понять… земное: возвышенное, да, но все же земное; по  недоразумению называемое духовным, но на самом деле душевное; такое близкое, но конечное, и потому особенно дорогое: дорогой, нет, бесценный тлен.

Безусловно, ни в коем случае не следует этим преходящим пренебрегать, но ценить всё надлежит по достоинству: не ниже, но и не выше.

Когда же система ценностей ограничивается преходящим, когда духовные  ценности, сама вечная жизнь является для человека чем-то, в лучшем  случае, неактуальным по сравнению с «настоящей» действительностью, тогда оценивать что-либо по достоинству, скажем так, проблематично; и высшими ценностями оказываются, в лучшем случае, эстетические и нравственные, которые, несомненно, важны, однако лишь в русле устремленности к Богу, в контексте приобщения к ценностям духовным — непреходящим, вечным,  святым.

А вот с этим контекстом-то как раз проблемы у многих людей, в том  числе и религиозных, поэтому и не резонируют в наших душах слова молитв, составленных святыми, слова, зачатые в опыте Богопознания, слова, рожденные любящими сердцами, но любящими незнакомой нам любовью, и, страшно сказать, но уж будем до конца честными, чуждой нам любовью…

Святые делятся с  нами своими чувствами и мыслями, а мы (как бы верующие, как бы  религиозные, как бы православные) как бы киваем: да-да, йес, ол райт,  файн, о’кей… Киваем, да, однако… «не цепляет».

Казалось бы, нас-то почему «не цепляет»?! Мы же не чужды тому, о чем  говорится в молитвах, стихирах, тропарях? Не чужды. В том смысле, что не отрицаем. Но «свои» ли мы по духу нашим Отцам во Христе? Насколько то,  чем жили они, близко нам? Насколько это для нас живо, реально, насколько мы этим живем?

А вот насколько это так, настолько и «цепляет», в том числе и в  эстетическом плане, потому что оценить слово по достоинству можно лишь в том случае, если выражаемое им содержание тебе близко. Лишь переживая непостижимость и невыразимость духовной реальности, всего лишь обозначаемой православным догматическим учением, можно по достоинству оценить совершенство словесной формы, в которую это учение облечено.

Что же нам мешает проникнуться Божественным Откровением? – Наша страстность.

Даже не какая-нибудь явная греховность, порочность (это, само собой,  мешает), а страстность как некое качество жизни, как принцип  мироощущения, который может очень изящно камуфлироваться внешним  благочестием, позволяя очень «грамотно» анализировать богословское  наследие, «мудро» ориентироваться в реалиях церковной среды, но при этом определять содержание жизни человека чуждым Христу образом.

Нет-нет, не надо путать понятия! Не будем отождествлять ни  бесчувствие с бесстрастием, ни душевную живость со страстностью.  Религиозность, характеризующаяся каким-то утонченным духовным  сладострастием, и во имя непоколебимости своей «нирваны» пренебрегающая  скорбями ближних, – какого-то «иного духа», не Христова; не стоит ее  принимать за бесстрастие во Христе. Это, скорее, напоминает бесстрастие  стоиков, но, как бы мы ни уважали этих философов, стоит все же помнить,  кто мы, Чьи мы дети и ученики; помнить, что Учитель заповедовал нам  отзывчивость. Да, очищенную Духом от страстей, которые могут ее  исказить, но все же отзывчивость, без которой мы, со всеми нашими  бдениями-пощениями, рискуем оказаться «по левую сторону».

Тут, казалось бы, за малым дело стало: очисть свою душу от страстей, освободись от них и всё! Но как раз это самое трудное. Трудное по двум причинам:

1) из-за нашего внутреннего нежелания освобождаться от страстей и 2) из-за нашего остервенелого желания от них освободиться немедленно, раз навсегда и совершенно.

Причем оба желания могут пребывать в душе одновременно.

Сочетаться эти две противоположные крайности, по идее, должны плохо,  но практика показывает, что они прекрасно друг друга дополняют,  препятствуя выявлять страсти и бороться с ними (вторая причина, ошибочно принимаемая за богоугодную ревность о спасении, маскирует первую).

Освобождение от страстей – дело не только трудное, но невозможное…  без помощи Божией, без исцеления наших страстей Единым Врачом душ и  телес, потому что страсти, конечно, надо хотя бы обуздывать, но этого мало: их надо лечить – это болезни души, а болезнь не преодолевается  одним лишь устранением симптомов, и Врач у нас один.

Однако вернемся к вышеупомянутой игре слов, такой мудрой и тонкой:  «…страстьми Своими страсти моя исцеливый». О каких страстях во Христе  речь? Неужто Ему приписываются страсти гнева, зависти, сребролюбия и  т.п. Нет, разумеется. Тут не просто игра слов, тут – игра смыслов.

Чтобы понять ее, надо копнуть этимологию русского слова «страсть» и  его эквивалентов в греческом и латинском языках, обратив при этом  внимание на то, как обозначаемые ими понятия трансформировались в  обыденном сознании.

Достойно внимания, что в словаре Даля слово «страсть» объясняется в первую очередь, как страдание:

«ж. страсти мн. (страдать) страданье, муки, маета, мученье, телесная боль, душевная скорбь, тоска; особ. в знач. подвига, сознательное принятие на себя тяготы, мученичества…»

И лишь во вторую – как страсть в общепринятом нынче смысле:

«душевный порыв к чему, нравственная жажда, жаданье, алчба, безотчетное влеченье, необузданное, неразумное хотенье».

Казалось бы, типичный омоним: и произносится слово, и пишется одинаково, а значения разные. Однако не будем торопиться.

Заглянем в словарь Вейсмана и обратим внимание, как переводится греческое слово : «…соб. все, что кто л. претерпевает или испытывает» – это самый общий,  как бы фундаментальный смысл. Затем автор указывает значение этого слова как страдания, несчастья, горя, и только в последнюю очередь – в  привычном нам смысле: как аффект, чувство, страсть. Тоже, казалось бы,  омоним… И все же не будем торопиться.

Что мы обнаружим в латинско-русском словаре Дворецкого? А обнаружим мы, что и у него passio переводится в первую очередь, как претерпевание, страдание (отсюда passibilis – подверженный страданию; passivitas – перепутанность, беспорядочность; passive – повсюду, рассеянно, пассивно; passivus – наносимый без разбора, рассеянный, находящийся повсюду, повсеместный, перемешанный, восприимчивый, ощущающий, а также всем известная грамматическая категория: страдательность), и только после этого – как страсть, аффект. Омонимы? Ничуть.

Речь являет мысль. В данном случае – древнее понимание причинно-следственной связи: страсть (аффект, порабощенность какой-то потребности, увлеченность стремлением) – страдание (мучение, пытка, испытание, претерпевание издевательств, гонений, несчастий, болезней).

Источник страданий, их причина – наши страсти.

Получается, что страстность и пассивность – казалось бы, антонимы –  одного понятийного происхождения? Ничего странного. Вдумаемся: что такое страсть? Или, лучше, что такое страстность? – Это активная или пассивная (в общепринятом смысле) жизненная позиция? А бесстрастие ( , отсюда общеизвестное слово «апатия») – это активное или пассивное  состояние? Апатией принято называть состояние эмоционального отупения,  безволия, тогда как страстность подразумевает энергичность, активность,  яркое самовыражение…

Да-да! Так принято понимать эти слова. Что выявляет характерное для  современного словоупотребления искажение изначальных смыслов.

(Аналогичная смысловая подмена произошла со словом «прелесть»,  которое в переводе со славянского означает заблуждение, ложь в  превосходной степени, супер-ложь (лесть, по-славянски – обман, притворство, коварство, а приставка пре- выражает высокую степень качества или действия, его усиление), а ведь уже не один век под «прелестью» в обыденном словоупотреблении понимается нечто совершенное, прекрасное, достойное восхищения).

На самом деле, страстность – это самая что ни на есть существенная пассивность, в самом обычном смысле этого слова, не говоря уже о том, что  страстность или непосредственно сопряжена со страданием, или становится  его причиной как в сем веке, так и в будущем. Какой там еще омоним? –  Целостное понятие, только разнообразно проявляющееся.

Пустите скорлупку ореховую в бурлящий поток: ах, как она помчится,  как начнет взлетать, сколько в ней мощи!.. Мы-то с вами, конечно,  понимаем, что, на самом деле, не в ней, это не она несется, а ее несет, подбрасывает, но если бы скорлупка могла чувствовать, думать, говорить, она, скорее всего, была бы от себя в диком восторге, воображая, что  сила, владеющая ею, – это, на самом деле, ее сила, ее мощь, что это она такая вся «яркая и свободная в самовыражении». То есть рассуждала бы  «по-человечески»… А ведь, на самом деле, она пассивна по отношению к  стихии, которая ею играет. Так и со страстным человеком: себе и окружающим он может показаться  свободным и независимым, а на самом деле – он раб своего своенравия,  марионетка гордыни и тщеславия. Стихии страстей его несут и подбрасываютв потоке жизни, а он воображает, что собственной мощью возвышается над  «пошлой реальностью». Страстный человек. Он трагично пассивен.

А бесстрастие? – Вот это поистине активная позиция. Представим себе  бурный горный поток. Не слишком широкий, не такой уж глубокий – можно  перейти на тот берег вброд, но течение очень сильное: одно неверное движение – и собьет с ног со всеми вытекающими последствиями. И вот  человек. Пытается перейти поток. Его движения осторожны, каждый шаг  очень точно продуман, выждан. Вот он стоит, не двигается, ищет более стабильное положение, чтобы сделать следующий шаг: он в своей  неподвижности пассивен или активен? По-моему, вопрос – риторический.  Конечно же, активен!

Стоя на одном месте, пусть даже долго, он противостоит мощи стихии,  не давая сбить себя с ног, увлечь в сторону, унести от намеченной цели. У него цель, и он к ней непрестанно стремится и постепенно продвигается (и неважно, что иной раз поскользнется, а то и упадет – он уцепится за  камень, встанет и вновь пойдет в том же направлении). Даже будучи  неподвижен, он активен и… свободен. Даже сбитый с ног и смытый, он не  побежден, пока пытается преодолеть силу потока и выбраться к своей цели.

Это образное описание начала бесстрастия (образ вершины этой  добродетели – хождение по водам яко посуху): человек не позволяет стихии страстей увлечь себя, не позволяет ей стать в себе движущей и  направляющей силой.

Вот мы говорили о скорлупке, упивающейся мощью «своей» стихии, а  теперь представим себе корабль. Даже лучше – большой парусник (чтобы  доходчивей был пример взаимоотношений разумной и свободной человеческой  воли со стихией инстинктов, чувств, потребностей и стремлений). В чем  отличие корабля от скорлупки? В размерах? – Нет. Корабль – самоуправляемый.

И, что важно, он не противопоставляет себя стихии, а сообразуется с  ней, считаясь с направлением и силой течения и ветра; сообразуется, но  не прогибается под стихию, где-то преодолевая, а где-то используя ее мощь для осуществления своего курса и прибытия в порт назначения. Да,  если не знать течений, расположения опасных мелей, рифов, направление  корабля порой может показаться странным, его курс – отклоняющимся от цели. На самом деле, как бы он ни лавировал, в какую сторону бы ни  заворачивал, он постоянно придерживается намеченного курса, продуманного и осуществляемого, исходя из цели, с учетом реальных условий.

Это образ человека свободного, контролирующего свои мысли, чувства, потребности и страсти; христианина, осознающего, что страсть примешивается к любому чувству,  паразитирует на любом стремлении, но при этом отдающего себе отчет, что  недопустимо себя оскоплять не только буквально, но и в переносном смысле, становясь тупым, безликим, безвольным и бесчувственным  существом. Примесь – это еще не содержание, ибо она не определяет  сущности душевного настроения, намерений, поступков, поэтому не стоит уклоняться от добрых дел из опасения впасть в гордыню и захлебнуться  собственным тщеславием (такие, известные нам из житийной литературы,  единичные уклонения – удел избранных, а для нас, грешных и немощных, –  не более чем ориентир, чтобы распознать соблазн, осознать свою меру и не сбиться с пути).

Свободолюбие, однако, тоже может стать страстью, если свобода ложно  понимается как самоцель. Та самая скорлупка воображает себя свободной  лишь на том основании, что не встречает на своем пути препятствий, ничто ее из потока не выхватывает, не останавливает, ни в чем она не  застревает.

Своенравие не распознается гордой душой как стихия, влекущая ее в  своем потоке, потому что в своем естественном, но не просвещенном Духом, стремлении к свободе, душа, соблазняясь чьим-то грубым пренебрежением  этой ценностью, и, зачастую справедливо против этого протестуя,  становится игрушкой страстей, поскольку воображает, что для того, чтобы  быть свободной, достаточно открыто заявлять о своей приверженности  свободе как ценности и бороться за нее, отстаивая любые претензии на ее  проявление (в том числе всевозможные перформансы и хеппенинги,  гей-парады, перемены пола т.п.).

Свобода – абсолютная ценность, ибо она, будучи свойством Божиим, дарована человеку, как Его образу, однако, это производная абсолютная ценность, потому что смысл этого дара в том, чтобы человек  мог свободно откликаться на любовь Божию, на призвание к обожению. Она  абсолютна в своей ценности как средство, как необходимое условие абсолютного добра, потому что без свободы нет добродетели, а без плода добродетели нет смысла в жизни земной.

Свободно принимая страсти-страдания за мир, лежащий во зле и  опутанный страстями, Сын Человеческий не только приносит новое понимание истинной свободы, но и Сам становится нашим Освободителем. Облекаясь во Христа (а не только крестясь в Него), человек обретает истинную  свободу, потому что, по мере того как по образу мыслей, чувств и  действий приобщается своему Спасителю, он исцеляется от своих страстей и становится внутренне все более свободным.

Именно исцеляется: Господь – Врач. Он не обвиняет нас в страстях, а  обличает их, то есть обнаруживает, диагностирует, но не для того чтобы  ткнуть нас в них носом, укорить, а чтобы через наши же добровольные усилия (другого способа нет) лечить нас, что-то смазывая и успокаивая, а что-то вскрывая и очищая – тут уж в зависимости от целесообразности.

 

Розуміння посту і відношення до нього в нашому суспільстві, яке декларує себе як християнське, є неоднозначним – від повного відкидання, до  наділення його магічними властивостями. Багато з тих,  хто називає себе християнами не приймають цієї древньої практики. Насамперед це  стосується представників протестантських деномінацій. Вони мотивують  свою відмову від дотримання посту небажанням нашкодити власному здоров`ю, проте причини цього неприйняття набагато глибші і криються в  спотворені сотеріології (вчення про спасіння).

Нажаль і в православному середовищі піст сприймається неоднозначно і розуміється  часто неправильно. Для того  щоб вирішити питання чи потрібен піст християнину і як саме  дотримуватись посту, необхідно усвідомити суть цієї установи.

Зробивши історичний екскурс, можемо  помітити, що піст сучасник людства. Він був першою заповіддю людині і полягав у обмеженні вживання плодів пізнання добра і зла: «І заповів  Господь Бог людині, сказавши: від усякого дерева в саду ти будеш їсти, а від дерева пізнання добра зла не їж від нього, бо в той день, коли ти  з’їси від нього, смертю помреш»(Бут. 2. 16-17). Все було дозволено і людина не мала ні в чому потребу, обмеження було мінімальним. Саме це  обмеження мало на меті виховання сили волі людини. Людина була створена  за образом і подобою Божою і на відміну від решти творіння була наділена свободою волі, свободою обирати між добром і злом. Порушення заповіді  відкрило двері злу, стражданню і смерті у світ всього творіння.

Нестриманість, насамперед, позначилась і на стійкості людини, на її силі волі. Згрішивши одного разу людина стала слабшою і більш вразливою для  зла. В підтвердження цих слів згадаймо власний досвід першого свідомого падіння в гріх. Зробити перший крок тяжко, навіть під впливом великої  спокуси, здається Сам Бог через наше сумління оберігає нас від падіння,  та якщо людина не знаходить в собі необхідної сили волі, вона падає. Згрішивши перший раз ми стаємо більше схильними до гріха і наступного  разу падаємо під впливом меншої спокуси. Подолавши докори сумління  людина звикає до гріха, котрий починає панувати над свободою її волі. Гріх подібно інфекції робить нашу волю слабкою і викликає у нас  схильність до зла, яке в свою чергу подібно отруті умертвляє людину не  лише фізично, а насамперед духовно. Щоб звільнитися людині з такого стану необхідні дві умови – це Божа благодать «яка немічне лікує і те що втрачається поповнює» і прояв доброї волі людини. Бог простягає руку  помочі кожній людині, але зробити крок на зустріч вдається не кожному, через слабкість власної волі. Силу волі людина повинна зміцнювати  протягом всього життя і найперше в боротьбі з спокусами, які спричиняє  ворог роду людського. Стримуючи в собі розвиток зла людина стримує власне тління.

Саме вихованню сили волі і служить такий древній засіб як піст. Ми бачимо, що піст був важливим для людини ще до гріхопадіння, а після того, як зло заразило людину, він є просто  життєво необхідним. Багато християн, можливо навіть на рівні  підсвідомому, розуміють необхідність посту, проте не всі правильно його  використовують, а іноді просто спотворюють його призначення. Призначення посту – полягає у відновленні людини, у лікуванні від зла, у вихованні  доброї волі людини. Цей процес є не простим і вимагає певних зусиль від  людини, насамперед щирого бажання змінитися. Деякі з християн  наштовхуючись на перешкоди власної слабкості не бажають зробити над собою зусилля й дотримуються посту поверхнево, проявляючи лукавство. В такому випадку піст, який повинен провадити людину до спасіння, стає приводом до загибелі. Щоб уникнути такої небезпеки, до посту слід  підходити з щирістю і обережністю. Для людини непідготовленої здається немислимим дотриматися всіх вимог православної традиції посту, проте не слід лякатися, а закликати на допомогу Бога і власний життєвий досвід. Варто пригадати початок власного життя, коли для нас недосяжними були прості речі: ми не вміли ходити, розмовляти, читати й писати й багато чого іншого, але людина здатна вчитися, це саме стосується і практики посту.

Іншою поширеною небезпекою, яка  спотворює суть посту є нерозуміння того, що піст є лікувальним засобом для людини і не може бути «жертвою Богу», як  деякі неправильно розуміють. Бог не потребує від нас таких жертв, а через піст ми лише  вдосконалюємося і наближаємось до Творця. Небезпека, від розуміння посту як «жертви», криється у розвитку марнославства. Людина, яка постить  лише для того, щоб «догодити» Богу починає відчувати неправдиву і згубну «святість».

Сприймаючи піст як лікувальний процес  для душі і тіла, християнин повинен визначитися з власними «хворобами»,  тому піст без покаяння є немислимим. Просте утримання від деяких видів  їжі є дієтою і нічим іншим. Можливо така дієта і покращить стан тіла,  але належного «оздоровлення» людині, не принесе. Майже всі тілесні  хвороби людини є наслідком пристрастей, тобто хвороб «духовного» плану,  тому оздоровлення людини слід починати саме з них. Пристрасті людини  подібні до жаринок, які тліють в плоті і при створені певних умов, особливо коли людина веде нестриманий спосіб життя, ці вогники  розгораються до величезних багать, які спопеляють людину з середини. Напевно кожна людина відчувала при хворобах,  особливо простудних, жар в своєму тілі. Цей стан, коли від підвищеної температури, все тіло стає  слабким і розум перебуває ніби в тумані, подібний до стану людини котра  палає пристрастю. Така людина не може тверезо мислити і повноцінно керувати своїми вчинками. Єдиний спосіб вгамувати пристрасний вогонь це стримувати себе. Як вогнище без хмизу поступово гасне, так і пристрасть без потакання їй вгасає.

Перебуваючи в полоні пристрастей людина  часто схильна до самообману і не бажає визнавати свого «хворобливого»  стану, тому лише усвідомлення власного стану, яке неможливе без сповіді, також бажання «вилікуватись», що є покаянням, разом з постом, який є  стриманням, допоможуть їй звільнитися від «хвороб» духовних і тілесних.

Під час посту Церква закликає своїх  вірних найперше до стримання, проте одного стримання від гріховних  проявів, для користі людини є замало. Стримуючи в собі гріховне, християнин повинен розвивати і збагачувати в собі почуття милосердя і любові до ближнього. «Усяке роздратування, і лютість, і гнів, і крик, і лихослів’я з усякою злобою нехай будуть знищені у вас; а будьте один до  одного добрими, милосердними, прощайте один одному, як і Бог у Христі  простив вам.» (Еф. 4. 31-32) – повчає  нас апостол Павло.

Піст це той час коли ми повинні нарешті  здійснити свої добрі наміри і вже не відкладати їх надалі, це час віддавання боргів духовних, боргів пошани батькам і рідним, боргів  любові ближньому.

Піст це час тяжкої праці над собою.  Християнин повинен проаналізувати свої почуття, бажання і мрії, тому що пусті і гріховні мрії ведуть нас на шлях загибелі. Пригнічуючи свою  плоть людина підносить свій дух, і кожне зусилля, кожна перемога над  похотями наближає нас до Бога.

прот. Леонтій Никитенко

 

 

 

Когда в нашей жизни случается какая-то скорбь, нам кажется, что на всей земле так страдаем только мы. Но на самом деле, многие и многие люди уже проходили через тоже самое и с Божьей помощью преодолевали свои беды и расстройства. Предлагаем вниманию читателей Правмира письма игумена Никона (Воробьева), в которых каждый из нас сможет найти совет и поучение для себя лично.

* * *

   I/II—58.

 г. Гжатск

Дорогой глубокоуважаемый о. Мелетий!

К Вашим собственным недомоганиям прибавилась еще скорбь. Болеет, я слышу, мать Анна, она скорбела за Вас, а теперь вы друг о друге скорбите. Да поможет и подаст вам Господь терпение. Дорогие о. Мелетий и м. Анна, хотя суды Божии и скрыты от нас, но полезное для спасающихся Господь открыл святым Своим, а они многое записали для нашего утешения и назидания.

Так святые угодники объясняют нам, что в последние времена монашества не будет вовсе или кое-где останется наружность, но без делания монашеского.

Не будет никаких собственных подвигов у ищущих Царствия Божия. Спасаться же будут только терпением скорбей и болезней. Почему не будет подвигов? Потому что не будет в людях смирения, а без  смирения подвиги принесут больше вреда, чем пользы, даже могут погубить  человека, так как они невольно вызывают высокое мнение о себе у подвизающихся и рождают прелесть.

Только при руководстве очень опытных духовных людей могли бы быть допущены те или иные подвиги, но их теперь нет, не найти. Руководителем теперь является Сам Господь, да отчасти книги, кто имеет их и может понимать.

Как же руководит Господь? Попускает гонения, оскорбления, болезни, длительную старость с тяготой и немощами.

В притче о хозяине, нанимавшем работников, сказано, что пришедшие в единонадесятый час получают плату наравне с проработавшими весь день и даже раньше их. Эта притча применима к нам, современным монахам и искателям Царствия Божия, проведшим весь день земной жизни нерадиво.

Однако, по крайнему милосердию Своему, Господь призывает нас в последний период жизни поработать в Его винограднике терпением старости,болезней, потерей близких или их страданиями. Если же безропотно понесем эти тяготы, то и нам вменится это кратковременное страдание, как работникам единонадесятого часа, как будто бы мы подвизались всю жизнь.Более того, Антоний Великий, авва Исхирион и другие утверждают, что спасающиеся в последние времена безропотным терпением скорбей, будут прославлены выше древних Отцов.

Дорогие о. Мелетий и м. Анна, явно, что Господь, любя вас и желая прославить, посылает вам скорби и болезни. Итак, мужайтесь, терпите Господа, и Он возьмет вас с креста вашего в славу сынов Своих, в вечную Пасху, в неизреченную радость, где забудутся все скорби земной жизни.

Преподобный Серафим Саровскийчудотворец в согласии с древними св. Отцами говорил, что если бы человек знал, какие блаженства уготовлены спасающимся, то согласился бы тысячу лет жить в келии, наполненной гадами, грызущими его тело, только бы не лишиться будущего блага [Мотовилов передает эти слова так: «Если бы сама эта келия наша была полна червей, и если бы черви эти ели плоть нашу во всю временную жизнь, то всяким желанием надобно бы на это согласиться,  чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим  Его»].

Терпением вашим стяжите души ваши. Да поможет вам Господь до конца донести посланные вам кресты. Аминь.

Глубоко сочувствующий вам желатель спасения вашего и уверенный в вашем спасении, недостойный иеромонах Никон.

* * *

Дорогая матушка Валентина и все сестры!

Мир вам и благословение. Знаю, что у вас скорбь, что малодушествуете. Надо осознать из дел, что слишком в нас еще слаба вера и надежда на Господа, несмотря на все уверения Его, что Он ни на минуту не оставляет верующих в Него без помощи и охраны, и что Он есть Путь и Истина, и Жизнь, и каждого, грядущего к Нему верой, деланием заповедей и покаянием не ижденет вон, а наоборот: принимает и упокоевает, как разбойника, мытаря, блудного сына и пр.

Почему мы Ему, Самой Истине не верим? Непрестанно должны мы бодрствовать и призывать имя Божие, чтобы Он поборол наших врагов, укрепил веру нашу, надежду на Бога и постепенно привел к любви к ближнему и к Богу. Царство Божие силою, т. е. постоянным принуждением себя, берется; иначе: возьми ежедневный крест и иди за Мной; иначе: отвергнись себя; иначе: погуби душу твою; иначе: многими скорбьми подобает внити в царствие Божие и прочее.

Итак, пора проснуться спящим и взяться за дело Божие. Мир имейте между собой и святыню, без них не внидете в царствие Божие ни здесь, ни в будущей жизни.

Скворец пусть побольше сидит в своей скворешне, а не летает, как ворона из ковчега.

* * *

Дорогая Катя!

Жительство наше на небесех, скоро и ты пойдешь туда. Зачем так  предаешься суете и скорбям земным? Все это пройдет. Когда будет тебе  тяжело, то вспомни, что даже Матерь Божия претерпела в земной жизни такие скорби, каких мы не могли бы и вынести. На Ее глазах распяли  Господа Иисуса Христа. Каково было Ей терпеть! Все друзья Спасителя кончили мученической смертью. А мученики?..

Триста лет лилась кровь христианских мучеников. А преподобные отцы и матери сколько понесли всяких трудов?

От тебя же Господь требует очень немного: веруй Господу и терпи маленькие скорби, которые вполне тебе по силам (Господь лучше тебя знает твои силы). Терпи и не ропщи. А если поропщешь, то покайся, попроси у Господа прощения, и Господь простит.

Терпи, милая, спасайся, копи капитал для будущей жизни, меньше  придавай значения земным делам и скорбям. Прости меня и помолись, чтобы  Господь и меня спас.

* * *

   Екатерине и ее мужу Сергею Маниловым

Как твое самочувствие? Не унываешь ли? Не должны мы поддаваться  унынию, ропоту за болезни свои и за скорби, ибо установлен Богом закон,  более твердый, чем небо и земля, закон, что многими скорбями подобает внити в царствие Божие. А мы в настоящее время пришли в такой период жизни человечества, когда  спасаются исключительно только безропотным терпением скорбей, с верой в Бога и надеждой на Его милосердие. Другими путями сейчас не умеет спасаться никто. Остался для нашего времени только один единственный путь: терпение скорбей.

Преп. Исаак Сирин пишет: “Паче всякой молитвы и жертвы драгоценны пред Богом скорби за Него и ради Его”. А всякая скорбь, которую мы принимаем без ропота, с  мыслью благоразумного разбойника, именно: что за грехи, для спасения и очищения посылаются скорби, и, следовательно, “достойное по делам нашим приемлем”, всякая скорбь при таком отношении к ней вменяется в скорбь ради Господа, крест наш личный преобразуется в Крест Христов, и мы через него спасаемся.

Аще со Христом спостраждем, то с Ним и спрославимся, — говорит ап. Павел.

В минуты скорби и уныния полезно помнить совет преп. Исаака Сирина: “Содержи всегда в памяти тягчайшие скорби скорбящих и озлобленных (напр. в тюрьмах, ссылках и проч.), чтобы самому тебе воздать должное благодарение за малые и ничего не значащие скорби, какие у себя  находишь, и быть в состоянии переносить их с радостию”.

В скорбях, переносимых с радостью, с благодарностью к Господу,  спасающему нас через страдания, скрыта радость духовная, радость  восхождения духовного от силы в силу.

Чем больше человек прилагает своего труда для очищения себя от  всякого греха, очищения мыслей, чувств, пожеланий греховных, даже пустых, чем больше понуждает себя к непрестанной, чистой, внимательной  от всего сердца и со всяким благоговением молитве, тем слабее делаются  скорби, тем легче их становится переносить, потому что цель, для которой нужны и посылаются скорби, достигается другим путем, путем своего труда, понуждения на делание заповедей, постоянного сокрушения сердечного за недостаточное исполнение их. Это болезнование сердца и  понуждение к добру могут заменить прочие средства и скорби.

Особенно надо следить за собой, чтобы быть мягким, добрым в отношении ближних своих. “Наше спасение в ближнем”, говорит преп. Пимен Великий.  Это значит, что если человек имеет правильное отношение к ближнему, т. е. исполняет святую заповедь: возлюби ближнего твоего, как самого себя, то через это обязательно будет в силах исполнять и все прочие заповеди, и главную из всех — заповедь любви к Богу. Нельзя любить Бога, относясь плохо хотя бы к одному человеку. Это вполне понятно. Любовь и неприязнь не могут быть в одной душе: или та, или другая. Если будет любовь к  ближним, то она породит и любовь к Богу. Та и другая таинственны и далеко не то, что мы знаем из отношений “ветхого человека”. Только опыт  покажет человеку глубину заповедей, по мере обновления души, через их  исполнение.

Вот что написалось, когда я взялся за перо, чтобы что-либо написать  тебе. Спасайся, не унывай, не ропщи, не обижай никого резким словом.  Молись, всегда старайся иметь Бога пред собою. * * *

   Екатерине и ее мужу Сергею Маниловым

   28/VI—50

Ты все пишешь о своих скорбях — настоящих и грядущих. Что тебе  сказать на это? — Ответ дает Евангелие. Богочеловек свою скорбную жизнь  окончил на Кресте после всяких издевательств и избиения. Разбойник благоразумный (образ грешащих и кающихся) окончил после тюрьмы жизнь на  кресте. Разбойник погибший также перешел в вечную муку через мучения на  кресте. Это образ всего человечества.

Есть свои духовные законы в мире нравственном, как и в видимом мире. Основной закон: многими скорбями подобает внити в Царствие Божие. Иже хощет по Мне идти, да отвержется себе, и возмет крест свой и по мне грядет. Слышишь? Кто хочет вслед за Христом достичь Царствия Божия, должен с  большим и длительным мучительством подавлять в себе все дурные  проявления нашего “ветхого человека”, и терпеть всякие скорби и болезни. Бесконечная премудрость Божия каждому человеку для его исцеления и  очищения, и спасения посылает свой крест в соответствии с его характером и свойствами, и силами. Если мы без ропота несем свой крест, каемся в  своих грехах, не оправдываем себя, то, подобно благоразумному  разбойнику, войдем в Царствие Божие.

Если будем роптать, хулить людей и Бога — погибнем  еще в больших мучениях, без надежды спасения, облегчающей скорби, как  злой разбойник. Выбор в наших руках. Надо быть и нам благоразумными.  Крест неизбежен для всех. Облегчим же его верой в Господа, борьбой с  грехом, покаянием и прощением всем ближним, безропотным несением скорбей и молитвой ко Господу. Любовь Божия хочет спасения нашего и не допускает скорбей сверх наших сил и без крайней нужды. Скорби  необходимы, но видеть их необходимость человек может только после  значительного очищения себя покаянием и воздержанием от грехов и чтениемСлова Божия.

Прости меня. Господь да укрепит тебя, благословит и оградит от всякого зла.

* * *

   7/ ХII-45

Милая, неопытная Наденька!

Родная душа, разве ты одна скорбишь? Хотящие благочестно жити о Христе Иисусе Господе нашем, гонимы будут. Это закон внутренней духовной жизни. Кем будут гонимы? Врагом спасения  нашего — дьяволом и людьми, поддающимися внушениям бесовским.

Как гонит дьявол? Главным образом разжиганием страстишек, живущих в  нас: чревоугодия, сластолюбия, блудных ощущений, раздражительности,  гнева, печали, уныния, тщеславия, гордости и прочих и прочих. Гонит внутренне, усиливая и разжигая страсти, всевая разные греховные или  пустые помыслы, особенно во время молитвы. Гонит и через людей, мешая  молитве, возбуждая ближних против нас самыми разнообразными способами.  Особенно если видит, что кто-либо стал стремиться к исполнению  заповедей. Тогда он посылает полчища бесов, чтобы помешать человеку в  деле спасения. Я тебя предупреждал, что это будет, несомненно, и с тобой.

Вот почему в Евангелии и сказано, что Царство Божие силою берется, что надо идти тесным путем, что в терпении вашем стяжите души ваши, что многими скорбями подобает внити в Царствие Божие и прочее. А за терпение здешних временных скоропреходящих скорбей обещаны великие блага, и притом вечные. Блажени

есте, егда поносят вас, и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы, лжуще Мене ради — радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех. Око не виде, ухо не слыша и на сердце человека не взыдоша, яже уготова Господь любящим Его, стремящимся жить по Его заповедям. Здесь, на земле, и скорбь, и радость временны.

Как меняется погода, так меняется и состояние человека. И у тебя за скорбью будет утешение и радость. Без скорбей и искушений человек не приобретает опытности духовной. Поэтому не унывай, милая, а терпи. Всем ближним прощай, если тебя кто обидит; всех жалей, делай по силе всем добро и чаще (особенно внутренне) призывай имя Божие, и таким образом, как по ступенькам таинственной лестницы, будешь восходить к духовному совершенству и найдешь великую радость еще здесь, на земле.

Терпи, милая, не унывай. Если мы, грешные и самолюбивые, можем жалеть и любить ближних, так неужели Господь, бесконечно любящий, не пожалеет и не вознаградит всех любящих Его, стремящихся к Нему, старающихся  исполнить Его слова? Спасайся, родная. Господь да благословит тебя и поможет тебе.

Пиши, когда захочется.

Твой друг Н.

* * *

   Ольге Н.Ч.

   17/IV—58

Христос Воскресе!

Получил Ваше унылое письмо. Вы знаете закон духовный: Многими скорбями подобает внити в царствие Божие; в мире скорбни будете; в терпении (скорбей) стяжите души вашии пр. Это нужно твердо усвоить каждому верующему. Богочеловек претерпел  оплевания, биения, заушения и прочие оскорбления, страшный Крест и  смерть; Матери Божией оружие пронзило душу и вращалось в сердце Ее во все время страданий Спасителя. Апостолы, мученики, исповедники, преподобные и прочие истинные последователи Христа что претерпели?

Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возьмет крест свой, и по Мне грядет.

Если Вы искренне хотите следовать за Иисусом Христом, то нет другого пути, кроме указанного Им пути: и внешних скорбей, и телесных болезней, и постоянной борьбы со своими страстями, которые проявляются самым различным образом. Есть страсти явные: чревоугодие, блуд разнообразный, сребролюбие, печаль, уныние, гневливость, тщеславие, гордость, неверие, зависть, лживость, осуждение ближних и пр. и пр. Со всеми ими последовательно ученику Христову и приходится бороться, побеждаться и побеждать, а это требует напряжения сил, терпения. Это часто бывает настоящим мучением, крестом, от которого уйти никуда нельзя. Одно из двух — или человек без борьбы отдается им, изменяет Христу, выбрав мир и его жизнь, или борется, страдает и через это растет духовно.

Ваше состояние, о котором Вы пишите намеком, есть также страсть,  свойство ветхого человека, но по хитрости врага, всегда прячущегося,  замаскированная и усложненная всякими примесями. Бесы, хотя и омрачились падением, но свой ангельский ум и другие способности в какой-то мере  сохранили. Они прекрасно изучили свойства человека физические и  психические, они имеют доступ к телу и нервам, к мозгу человека; они действуют и на душевные качества и проявления, всегда действуя во зло и к погибели человека.

Так как явные страсти человек видит, также и вред от них, то бесы  стараются все перепутать, придать особое значение переживаниям человека, усиливают одно, ослабляют другое, чтобы ввести человека в заблуждение, придать страсти особые глубокие значения, красивую внешность и проч. и  проч. Неисчислимы их хитрости, лукавство, ложь, всевозможные приемы для  обольщения и погубления человека.

Нам, новоначальным, неопытным, не имеющим духовных руководителей,  надо знать одно: сами мы не можем побороть и победить страсти и бесов,  но должно, однако, бороться с ними по силе своей и непрестанно во время падений призывать Господа на помощь. Обышедше обыдоша мя (враги и страсти), и именем Господним противляхся им. Ни сами Вы своей силой не поборете, ни другой человек, тем более, не может помочь Вам побороть их, а только Господь. Следовательно, надо больше  молиться с благоговением, с сокрушением сердечным, исповедуя Господу  свои грехи, страсти, свое бессилие и испрашивая прощения и помощи. От такого делания скоро ощутите спокойствие и мир душевный, смирение  некоторое и решимость все терпеть ради Господа и ради своего спасения.

Скажу несколько слов о Вашем состоянии, которое Вы как будто склонны  считать принадлежностью только Вашей, именно чувства одиночества,  покинутости и проч.

Я не встречал ни одной девушки, и одинокой женщины, которые не  страдали бы от этого. Это очевидно кроется в природе женской. Еве  Господь сказал по падении: И к мужу твоему влечение твое.Это влечение (не плотское только, а еще в большей степени психическое, а  иногда исключительно психическое) очевидно и действует во всех одиноких, преломляясь и приукрашиваясь бессознательно самым разнообразным  способом. Взятая от ребра Адама, она тянется на свое место, чтобы  создать одного целого человека.

Не обижайтесь, что я пишу Вам это, а разберитесь в своих состояниях.  Во всяком случае, они — свойства ветхого человека и нужно не изнывать в  них, а бороться постом, молитвой, умеренным чтением свв. Отцов и Нового  Завета, работой физической, утомлением иногда.

Пока кончаю на этом. Господь да вразумит Вас на все благое, да  благословит и поможет найти путь правый, свой для Вас и дойти им до  Царствия Божия!

* * *

   Письма студентам Московской духовной академии

   15/IV—59

Мир тебе и спасение от Господа!

В Козельске у кинотеатра выставили на позорище изображение Вали,  учащей своих детей молиться, с надписью: “Это жена работника  Суходолова”. Последствия этого неизвестны, однако настроение их унылое.

Родной, ты не унывай от слышания бранем. Так должно быть, так давно об это сказано и не может не осуществиться.

В Смоленске старичок вполне “мирской” человек, хотя и убежденный и,  безусловно, православный. Сказывается старость во многом, и не исключена возможность какой-либо неожиданности.

У меня это время было очень тяжелое душевное состояние. Теперь стало  вполне нормальное, но… “уж не жду от жизни ничего я, и не жаль мне  прошлого ничуть” (Лермонтов).

Прости меня, родной, что я тебя заражаю унынием, может быть. У нас  все благополучно пока, все здоровы и повеселели, так что тебе нет  основания предаваться пессимизму. Приезжай при первой возможности.

Привет… Да хранит вас Господь и да наставит на путь правый и оградит от всякого зла внешнего и внутренного.

* * *

   Письма студентам Московской духовной академии

Дорогой мой Володя!

Получил твое письмо и глубоко посочувствовал тебе. Многое бы я тебе  сказал на твои сомнения и огорчения, да не мастер писать. Ты выбрал себе путь жизни, исключительно трудный в наше время, и если выдержишь до конца, все твои скорби не скажу, что забудутся, мало сказать,  возместятся в миллионы раз, а просто даже пожалеешь, что они были  слишком малы. Может, тебе покажется это странным, но это так. Я глубоко уверен, что даже древние великие мученики — и они жалели, что мало  страдали и поэтому не могли ответить Богу той любовью, которой должны бы были возлюбить Господа.

Любовь даже к человеку стремится выразить себя деланием приятного  любимому, каких бы жертв это ни стоило. Чем сильнее любовь, тем больше  стремление доказать ее, а доказать бескорыстную любовь можно только жертвой, и как истинная любовь не имеет предела, так не имеет предела и  жажда жертвы, как проявление любви. Кто любит Бога, тот захочет страдать ради Бога, и по мере роста любви будет возрастать желание все перенести, лишь бы не удалился от нас Господь, лишь бы быть ближе к  Нему. А не любить Господа нельзя, если приблизимся к Нему, вернее, если  Он к нам приблизится.

Можно полагать, что червь неусыпающий и огнь неугасающий в будущей  жизни есть нескончаемая скорбь сердца о том, что было время, когда можно было доказать свою любовь ко Господу, потерпеть разные страдания ради Него, доказать любовь не только страданиями, но и верой в Него среди  сомнений всяких, среди страхов, духовного одиночества, сознания своих  немощей, бессилия и проч. и проч., — и не доказали…

Вот здесь-то, на земле, и можно и нужно доказать свою любовь к Нему  внутренним решением: “Буду верить в Тебя, буду всеми силами исполнять  Твои заповеди, буду страдать за веру в Тебя, откажусь от всего и от всех — от личной жизни, от родных — и только Ты, Господи, не откажись от  меня, не попусти мне потерять веру и мужество, не попусти возроптать на  Тебя, если постигнут слишком тяжкие скорби и страдания свои или близких моих, даруй мне возлюбить Тебя всем сердцем”. Если сохранишь такое  устроение, то тебе легко будет пройти твой жизненный путь.

Если же будешь колебаться, допустишь в сердце сомнение, если вольным  нарушением заповедей Божиих омрачишь себя и ослабишь свои силы, если не  будешь постоянно призывать на помощь Господа; а особенно, если  возгордишься и понадеешься на свои силы — то падешь падением великим и  отяготишь себе жизнь чрезмерно. Но и тогда не унывай, а смиряйся еще  больше и все упование возлагай на Господа, на Его милосердие и Его  помощь. Это и есть правильное устроение. Но без опыта, без падений и  восстаний мысленных не придешь в правильное состояние.

[Падения делом очень тяжело отзываются на духовном устроении, требуют потом большого труда для очищения себя и долго тормозят движение  вперед. Мысленные же непроизвольные падения даже необходимы для познания себя, своей немощи, негодности для царствия Божия, так как приводят к  смирению, показывают, что сам человек своими силами не может духовно  возрастать, а должен постоянно взывать к Богу о помощи, должен пользоваться для спасения Таинствами и всем, что дает Св. Церковь.  Помогает духовному росту постоянное чтение Св. Писания (Нового Завета и  св. Отцов). А еще лучше, если будет духовный руководитель, но их теперь не стало, и приходится идти самому, руководствуясь чтением и молитвой,  испрашивая помощи от Господа и св. угодников. Прости меня.].

Оно характеризуется глубоким сознанием своей немощи, своего бессилия  так жить, как требуют заповеди, так любить Бога, как Он возлюбил нас. А  из этого состояния рождается чувство сокрушения, плач сердечный, сознание неоплатности долга своего (10 тысяч талантов) — словом, сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит, и из которого-то и родится та любовь к Богу, о которой я говорил в  начале. Одной волей своей и желанием еще не приобретешь любви, а жизнью  по заповедям, покаянием, плачем о своих падениях, глубоким сокрушением о том, что вместо любви и угождения Богу постоянно нарушаем Его святую волю.

Из этого плача и сокрушения рождается страх Божий, т. е. страх как бы не оскорбить Бога. За ним рождается чувство близости Бога к нам, что  выразил пророк Давид словами: предзрех Господа предо мною выну. А затем постепенно возникает твердая решимость лучше умереть, чем  оскорбить Господа, и отсюда — не только безропотное несение скорбей и  страданий, но и благодарность за них, т. к. сердце будет ощущать радость очищения скорбями и некоторого удовлетворения, что можно терпеть ради  Бога и тем любить Его. Что воздам Тебе, Господи, о всех, яже воздаде ми?

Прости за многословие и, может быть, несвоевременность этого писания. Но скорбь твоя подвигла меня написать тебе это. Может быть, тебе будет  полезно и послужит к некоторому утешению.

Друг мой, одно прошу: никогда не отступай от Бога, как бы глубоко ни  пал, как бы ни согрешил и ни оскорбил (от чего да избавит тебя Господь)  Господа, но, как блудный сын, проси у Него прощения и вновь и вновь понуждай себя жить по заповедям. Грядущего ко Мне не изжену вон. Идущий ко Господу деланием заповедей, хотя и падает дорогой, но, вставая, идет вперед — находится в числе воинов Христовых и венчается Им, хотя бы и  много ран получил в этой духовной войне со своими страстями, со своей  падшей природой и бесами. Да вразумит тебя Господь, да укрепит веру твою и произволение твое, да сохранит от всякого зла. Господь да благословит тебя.

Не пиши так подробно, как ты писал последнее письмо. Я и так знаю твое состояние, достаточно и кратко написать. Будь здоров.

Сохрани это письмо и читай в минуты уныния.

* * *

Письма студентам Московской духовной академии

Спасибо тебе за сочувствие мне. Правда, что скорбь окружающих  действует на сердце. Если бы не вера в Бога, то жить было бы невозможно. Надо не иметь вовсе сердца, чтобы жить теперь только своими  эгоистическими интересами и быть спокойным. Но Господь дает силу все  терпеть. Недаром св. Церковь в каждой ектении призывает нас: “Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим”. Эта надежда, что Господь все видит и всем хочет спасения и блага, хотя и ведет путем  скорбей, дает силу все перенести. Увидишь сам на опыте. Да поможет тебе Господь! Не забывай меня.

* * *

   Письма студентам Московской духовной академии

   1/Х—60

Получили письмо с темами и приказ № 9. Придется тебе играть на скрипке. Смиряйся! Обе темы очень важные. Их следовало бы разобрать и написать сочинение  даже из любви к знанию духовному, а не только по обязанности. Если  вздумаешь взять первую тему, то во 2 м т. Игнатия Брянчанинова есть  специальная статья об образе Божии и подобии.Если изложить ее своими  словами, то получится прекрасное сочинение. Хорошо бы еще откуда-либо  взять, главным образом, примеры для иллюстрации отдельных черт образа и  подобия. Например, любовь у мучеников и подобная способность ума у  подвижников видеть на огромном расстоянии. Власть над природой и проч.

Когда остановишься на теме, сразу начни работать ежедневно. Собери в  библиотеке или читальне (должны же открыть) материалы и начни писать.

Постепенно будешь добавлять и исправлять, а не жди под видом сбора  материала или будто обдумываешь, не откладывай на будущее. Во время  писания будут приходить мысли. Новый материал может возбудить и другие мысли, которые также введешь в сочинение. Постарайся мне ответить на это письмо, и на какой теме ты остановишься.

Будь здоров. Да хранит тебя Господь и вразумит. Не огорчайся особенно ничем. Такова жизнь. Ты постепенно входишь в нее. Не все сидеть дома  под крылышком. Многими скорбьми подобает внити в Царствие Божие. Умный и верующий человек использует скорби к великому успеху в духовной жизни, а немудрый, ропотливый теряет случай для приобретения, вредит  себе, расстраивая и тело, и душу. Печаль мира сего смерть соделывает, — вот как можно расстраиваться. Проси мудрости у Господа для спасения и исполнения воли Божией (а не для мирских целей), и Господь подаст. Пиши, звони, приезжай. Ждем.

* * *

   Письма студентам Московской духовной академии

   5/II—62

Тебе было послано 3/II письмо, а 4го от тебя получили. Жалеем тебя очень, но и радуемся. На тебе исполняется Слово Истины: Вси же хотящии благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут (2 Тим. 3, 12). Многими скорбями подобает нам внити в царствие Божие (Деян. 14, 22). Сей Самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы дети Божии (Гал. 4, 4–6). А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться (Тим. 8. 16–17).

   

Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел; если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас (Иоан. 15, 18–20). Будете ненавидимы всеми народами за имя Мое (Мф. 24. 9). Но вы смотрите за собою, ибо вас будут предавать в судилища и бить в синагогах (Мрк. 13, 9). Вот Я посылаю вас, как овец среди волков: итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби. Остерегайтесь же людей, ибо они будут отдавать  вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас. Предаст же брат брата на смерть, и отец — сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их; и будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевый же до конца спасется (Мф. 10, 16–22).

Знай же, что в последние дни люди будут самолюбивы,  сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям не покорны,  неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники,  невоздержаны, жестоки, не любящие добра. Предатели, наглы, напыщены,  более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же  его отрекшиеся. Таковых удаляйся (2 Тим. 1–5).

Вот закон, открытый Богом, испытанный на себе миллионами христиан.  Кратко можно его выразить так: имеющий в себе Дух Христов будет  ненавидим и гоним от не имущих сего Духа. Я знаю, что тебе это все известно и понятно, но оживить в памяти неплохо, тем более, что мы  привыкли очень поверхностно относиться к словам Священного Писания.  Слишком уж много пустых слов, хотящу и нехотящу, входит в нас. Это бедствие нашего времени. Они оглупляют нас.

Фраза, которая тебя поразила, есть неожиданное, может быть, для него  самого открытие таящегося желания избавиться от тебя любою ценою. Бог  ему судия. Очень прошу тебя, отстань от него, не упоминай о нем ни перед кем, остерегайся дать ему повод напакостить тебе. Остерегайтесь людей, так говорит Господь, жалея нас. Слушайся!

О стипендии скажи спокойно, но не спорь. Предоставь воле Божией. Будьте мудры… Меньше слов. За молчание никто не раскаивался, а за слова без числа  погибших. Дорогой, терпи. Господь ведет тебя Своим путем, а посему не  скорби, а радуйся, только сам не уклоняйся «инуде».

Источник: Игумен Никон (Воробьев). «Как жить сегодня. Письма о духовной жизни»

Чуть больше красоты, чуть меньше совести, и скользкий жизненный путь женщине обеспечен. А если очень много красоты? А если совесть не то, чтобы отсутствовала, но затихла, оглушенная шумом песен и уличной музыки? Тогда – беда. И не поможет имя, данное в честь Богоматери. Имя останется благословенным – Мария, а жизнь будет подлая, напичканная  скверными сластями, которые, дай Бог, со временем изблевать.

*

У любой истории есть предыстория. В данном случае она нам не известна. Не известен ни первый соблазнитель, ни причина раннего ухода из дома. Да и последующий путь вниз, в разверстую пасть ада, описан лишь в общих чертах. Более подробно писать нельзя, чтобы не померкло солнце, и не дрожала земля под ногами рассказчика. Лишь несколько штрихов, как  на искусном карандашном эскизе: блуд, разврат неистовый и многолетний, множество скверн, поместившихся в одной всего лишь душе. Воистину,  глубока душа человеческая, глубока в святости, глубока и в падении.

*

Но чуден и Промысл,  бодрствующий над человеком. Разве мало было святынь в Александрии, чтобы возле них облиться слезами, покаяться? Неужели надо было плыть именно в Иерусалим, и именно к Святому Древу? Надо.

Надо было исполнить слова отцов, сказавших: «Отнюдь не живи там, где  ты пал в блуд» И хотя отцов Мария не читала и не слушала, законы  спасения касались ее так же, как и всех остальных.

*

Ветер надувает паруса. Скрипит корабль, кренясь под ударами волн.  Один из кораблей, бороздящих Внутреннее море, полон паломников, держащих путь в Святой город на поклонение Кресту Христову.

Идя в храм, человек должен молиться еще по дороге, должен разогревать сердце, чтобы служба не прошла мимо внимания. То же и с паломниками. Им нужно петь псалмы и читать Евангелие, нужно думать о Кресте, Который они воспоют и окропят слезами. Но на этом корабле нет благочестия. Его  разрушила случайная пассажирка – простенько одетая молодая женщина с горящими, как угольки глазами. За ней толпой ходят юноши, ее провожают долгим взглядом старики, от нее исходит дразнящий запах разврата,  мешающий спать всем мужчинам.

Кто-то мог сказать: «Почему Ты не вершишь справедливый Суд над  блудницей, Господи? Да где же это видано – разврат среди паломников?» Но человек видит только то, что видит, а Господь зрит будущее. Слава Его Премудрости и долготерпению!

*

Корабль приплыл, и ноги паломников ступили на твердую землю. Ручейки людей  потекли туда, где на месте искупительных Страданий возвышается царицей  Еленой построенная церковь. идет и Мария. Идет за компанию, а не по  любви. Но Чья-то рука, которая тверже нагретого уличного камня, уперлась вдруг Марии в грудь и не пустила ее внутрь храма.

Там было недоумение и борьба. Потом – внутреннее прозрение и ужас.  Потом – молитва Богородице, Чье имя так долго носилось без памяти о Ней. Потом Рука отнялась, и стало возможным войти в храм, чтобы склониться на том месте, откуда всем грешникам воссияло прощение.

*

Христу в день страданий мешала видеть кровь, заливавшая глаза. Марии  мешали видеть слезы. В слезах она ушла из храма, в слезах переправилась  через Иордан. И сколько теперь нужно плакать, чтобы смыть с себя накопленную за долгие годы нечистоту? А переставать плакать нельзя. Как  только источник слез пересохнет, воспоминания воскреснут и помыслы  упрутся в душевный дом, как злые порывы ветра. Помыслы будут гнать  человека назад – в мир, будут рисовать ужасы одинокой жизни, будут  вгрызаться в душу, как хищники — в загнанное животное.

Надо плакать. Слезы и омоют, и утешат, и защитят. И она плакала. Долгие годы.

*

Мы встречаем Марию спустя много времени святой, состарившейся  женщиной, молящейся о всем мире, желающей причаститься, чувствующей  близкое время исхода. Она цитирует Писания, не читавши книг; она поднимается на локоть от земли при молитве; она знает по имени и Зосиму, и игумена его монастыря. Ах, как прекрасна святость! Как манит и влечет к себе ее образ. Но чем куплена она? Что отдано  взамен за прощение грехов и пришедшую уже после силу чудотворений?  Проживи мы один день рядом с Марией и так, как она, на следующее же утро мы бежали бы в сторону ближайшего селения и вряд ли бы опять вернулись.

О, лукавый род и поколение духовных пленников. Вся наша вера в том,  что мы убаюкиваем себя надеждой на прощение и грешить не перестаем.  Царствовать, не распинаясь – наше сокровенное желание.

*

Блуда в мире всегда было много. Блуд кажется таким неизбежным и  вездесущим, что люди разводят руками и говорят: «А как иначе?» Но вместе с тем, именно в сердце блудника живет великая жажда покаяния и Божьего прощения. Если кто-нибудь и готов ползти на коленях к Иисусу и мыть Ему  ноги слезами, то это именно блудом стократно осквернившийся человек.  Остальным легче придумать себе оправдания. Остальные даже пробуют чем-то гордиться.

Конечно, на армию служителей разврата всегда найдется лишь одна  Мария. Да и то, найдется ли? Но покаяние продолжает возвещаться в мире, и покаявшиеся мытари и блудницы, как и прежде, раньше, чем фарисеи, входят в Царство Небесное. Так должно быть до дня последнего Суда.

Только Ты, Милосердный Господи, пришедший не к здоровым, но к больным, не переставай упираться невидимой рукой в грудь очередного  развратника или развратницы. Не переставай, хотя бы по временам,  останавливать, кого Сам знаешь, на церковном пороге, чтобы падала у нас с очей пелена, чтобы просыпалась совесть, чтобы начинали литься покаянные слезы. И ты, о преподобная мати, Богородице тезоименитая, молись за нас  всех, просим тебя усердно. Потому что редко можно найти человека, не  носящего гной блуда в костях своих, и никто, так как ты не помолится Богу за кающегося блудника или блудницу.

«Интересно бы спросить, что сам Булгаков думает по этому  поводу», — пробурчал молодой человек, слушавший лекцию публициста, старшего преподавателя кафедры биомедицинской этики РГМУ им. Пирогова иеромонаха Димитрия (Першина) на факультете журналистики МГУ.

Тема выступления, организованного Миссионерской комиссией при Епархиальном совете Москвы, —  «Мастер и Маргарита» и «Идиот»: почему Иешуа напоминает князя Мышкина? Почему Воланд пересказывает одну историю, а верит совсем в другую?» Спросить об этом самого Михаила Афанасьевича несколько затруднительно, зато интригующие размышления отца Димитрия — перед читателями Правмира. Полная версия.

Детальніше -- тут:

http://www.pravmir.ru/master-i-margarita-perepost-messeedzha-dostoevskogo-o-xriste-audio/

P. S. Коли в юності читав цей роман, то сприймав його скоріше як певний аналог "12 стульев", але з більшим смисловим навантаженням.  Тобто "титры и спецэффекты" плюс поверхнева критика влади та атеїзму. Потім почав задумуватися, що все-таки сюжет роману ніби дещо не вписується в канони православ’я. Навіть запідозрив Булгакова у критиці християнства вустами Воланда в його діалозі з Левієм Матвеєм. По типу "свобода волі та творчості" тощо. 

А от послухав доповідача -- і зрозумів, що все не так просто. Окрім аналогії з "Фаустом" Гете, є певні аналогії з поглядами "пізнього" Льва Толстого, "Ідіотом" Достоєвського й навіть із Книгою Іова. Викладена там версія трактування є доволі правдоподібною. Наприкінці лекції є посилання на товстелезну книгу авторства отця Андрія Кураєва, де більшість викладених думок представлено в розгорнутому вигляді.

Так що раджу всім почитати або послухати.

P. P. S. Якщо коротко, то загальну ідею лекції можна викласти словами Андрія Кураєва:

"Для Булгакова Иешуа – это карикатура, но не на Сына Божьего, а скорее на атеистически-толстовское понимание "сладенького иисусика". Иешуа – продукт творчества Воланда и Мастера, но не евангельский Иисус. Он отражает интеллигентски-поверхностный образ Спасителя, который был моден со времен Льва Толстого."

І ще добавка від Андрія Кураєва:

"К сожалению, школьные учебники на эту тему совершенно безобразны. В них Воланд представляется воплощением абсолютной истины, а это уже прямая пропаганда сатанизма на уровне школьных учебников."