Твоё первое ритуальное убийство. Пособие для чайников.

  Он сам не догадывался, что в нём живёт Художник. Это очень странно, обычно ты или Боец, или Художник. А он был Боец, рождённый побеждать и сражаться. На татами ему дали имя – Аббат. Есть такие парни особой породы, в которых ОЧЕНЬ много жизни и много СТАЛИ, которые не умеют отступать, сверяя каждый шаг, до миллиметра, с понятием Чести. Лишённый мечтательной праздности, бледных сомнений, робких иллюзий - он видел жизнь как пронзительную реальность. Он жадно пил жизнь без тени стыда, а мы смотрели на него с тревожным изумлением, хмелея, торопясь прислониться, прижаться, стать рядом.

  Без тени сомнений, он шагнул в неведомый ему мир. Мир, где ветер щекочет ресницы, где утром просыпается солнце и робко улыбается тебе в глаза. В спальном мешке с тобой спит тёмное стекло вчерашнего портвейна и смешная девчонка с дымком костра. Очнувшись ото сна, ты долго думаешь о жизни, безнадёжно насилуя мозг, принимаешь мудрейшее из решений – решительным рывком, зубами дёргаешь пробку, щуришься, улыбаешься солнцу и не успеваешь допить до дна. Девчонка с негодованием ворчит и отбирает бутылку, оставляя теплоту души там, где мимолётно коснулась твоего тела её ладонь. Тут жизнь включается как лампа, только тогда, когда ты решишь протянуть руку, а мысли плывут лениво и только в направлении завтрака.

  Узкая полоска рассвета. Тающий сумрак утреннего тумана. Рукой по росе. Глубоко – глубоко вдохнуть и поднажать на лопату. Не торопясь, с чувством, отбросить землю, проводить комок взглядом – красиво пошло, дождя не будет. Аббат копал с каким-то безумием в глазах, ошеломлённым мыслью, о том, что жизнь может быть такой каждый день. Его тренированное тело Бойца напоминало изящный экскаватор собранный из стальных пружин. К обеду, когда лопата ударила в кости скелета, сделка с самим собой уже была заключена.

  Первая могила – как первая любовь. Влажная полоска белых зубов на перепачканном желтой глиной лице. Дом, друзья, бизнес, дети, беременная жена – всё осталось в прошлой жизни, о которой он не любил вспоминать. Обрезал резко, найдя себя, понимая это как значительный и необратимый жест. Пол ставки фотографа экспедиции, однокомнатная, забитая уникальной фотоаппаратурой. Снимки, снимки, снимки. Преклоните колени - это открылся Дар. Всё, на что он направлял объектив, становилось значительным и глубоким. Он дарил Откровение, дрожали руки, хотелось рвать волосы и молиться. Боец умер, явив миру нежнейший цветок, юношу с рассеянным сияющим взглядом.

  Его страсть - снимки расчищенных скелетов. Оторвать взгляд труднее, чем вытащить из волос жвачку. Убитые в бою воины, принесённые в жертву дети, странные узоры выложенные из мешанины костей, загадочные обряды - всё это кричало (орало!) с его снимков, а может быть и оживало на них. Момент истины. Погребение кого-то из тех, кого археологи условно называют Шаманами. Вместе с покойным, захоронено больше 30 человек, тела изуродованы ритуальными пытками, очевидно закопаны живыми – интересный и редкий обряд. Несколько  талисманов - странные предметы из стекла и металла, их не хочется брать в руки. Он работал больше недели, там и спал. Взял выходной, уехал печатать снимки, нетерпение сжигало его.

  Его труп был найден в его квартире, закрытой изнутри. 9-й этаж. Окна разбиты. Тело расчленено. Крови почти не было. Следов посторонних не найдено. Дело не раскрыто. Следователь неофициально назвал это ритуальным убийством. Все снимки пропали бесследно.

Типичная расчленёнка с салатом.

Знаменитая жареная какашка Крикейроса, поданная по-мексикански с картошкой и беконом (соус отдельно + армянское вино из дикого горного шиповника)