Уильям Вордсворт "Ручей"

Апрельским утром вот что сталось: свеж и чист
Ручей, играя силушкой, резвился,
что мо`лодец бежал; а бормотанье вод,
их было сберегла зима, уже весной смягчалось.
Дух наслаждения и страсти,
надежд, желаний раздавался из всего живья
вращаясь в многогласьи гама.
Казалось, рощи в почках пухлых погоняют
Июня поступь; словно норов лета
мешал ему к апрелю устремиться; но меж тем
насыщен воздух был довольством неким
так, что и всяк голый ясень,
и древо запоздалое любое, без листвы
гляделись так, что настоенья их
в тот славный день казались сродни лету.
Так всё выше по теченью
в конфузии сердечной я блуждал,
сживаясь с окруженьем, всё забывший.
И наконец достиг я поворота
в долине этой долгой, там Поток
тёк под скалою, столь горяч допрежде,
урчал довольно он, да так что всё,
что слышалось мне, голосом явилось
всеобщего роскошества: зверь, птах, ягнёнок,
пастуший пёс, дрозд, коноплянка,
соперничая с водопадом, песнь слагали,
которая мне показалась дичью
иль атмосферным трепетом природным,
которому утихнуть мочи нет. Листва здесь зеленела,
да и на камнях зиждилась она: берёза,
тис, падуб, изумрудный
боярышник да ,островками лакировки-- дрок;
а в довершенье счастья-- глянь, рукой подать,
как на ладони, видимый любым,
кто в ни забрёл в долину, домик на скале.
Я пристально глядел, глядел, и молвил про себя:
"Что мыслим мы, то остаётся нашим навсегда.
А этот уголок укромный я тебе,
моя ты ЭММА, посвятить желаю".
... А вскоре уголок моей стал дачей летней,
моим приютом и моим простором. А средь Пастухов,
которые видали там меня,
которым я по мере пересудов, мельком,
о прихоти своей поведал было, двое-трое, может быть,
когда мы с Эммой минем, на могилах,
коль им захочется глушь эту обсудить,
пожалуй, назовут её ДОЛИНОЙ ЭММЫ.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

The Rivulet

It was an April morning: fresh and clear
The Rivulet, delighting in its strength,
Ran with a young man's speed; and yet the voice
Of waters which the winter had supplied
Was softened down into a vernal tone.
The spirit of enjoyment and desire,
And hopes and wishes, from all living things
Went circling, like a multitude of sounds.
The budding groves seemed eager to urge on
The steps of June; as if their various hues
Were only hindrances that stood between
Them and their object: but, meanwhile, prevailed
Such an entire contentment in the air
That every naked ash, and tardy tree
Yet leafless, showed as if the countenance
With which it looked on this delightful day
Were native to the summer.--Up the brook
I roamed in the confusion of my heart,
Alive to all things and forgetting all.
At length I to a sudden turning came
In this continuous glen, where down a rock
The Stream, so ardent in its course before,
Sent forth such sallies of glad sound, that all
Which I till then had heard, appeared the voice
Of common pleasure: beast and bird, the lamb,
The shepherd's dog, the linnet and the thrush
Vied with this waterfall, and made a song,
Which, while I listened, seemed like the wild growth
Or like some natural produce of the air,
That could not cease to be. Green leaves were here;
But 'twas the foliage of the rocks--the birch,
The yew, the holly, and the bright green thorn,
With hanging islands of resplendent furze:
And, on a summit, distant a short space,
By any who should look beyond the dell,
A single mountain-cottage might be seen.
I gazed and gazed, and to myself I said,
"Our thoughts at least are ours; and this wild nook,
My EMMA, I will dedicate to thee."
----Soon did the spot become my other home,
My dwelling, and my out-of-doors abode.
And, of the Shepherds who have seen me there,
To whom I sometimes in our idle talk
Have told this fancy, two or three, perhaps,
Years after we are gone and in our graves,
When they have cause to speak of this wild place,
May call it by the name of EMMA'S DELL.

William Wordsworth