Забудется все. Как бы ты ни стремился отпечатать в памяти, сохранить навсегда или же наоборот, знать не хотел бы, но забыть не способен, все уйдет когда-нибудь. Ты можешь просто ждать освобождения, а можешь цепляться из последних сил за сувениры, письма, образы и шрамы, но нет ничего, что осталось бы навсегда с тобою. Время, старческая деменция да и просто более яркое другое сделают свое дело.

Плотно исписанные хрустящие листы институтских альбомов разбухают и знаки в них — не более, чем особенность характера в тот период жизни. Стопки фотографий становятся лишь неумело сделанными, пересвеченными, размытыми снимками и нет в них больше того молодого безумия и "нечего внукам рассказать". Виды мест, где вы так счастливы были вдвоем, уступают другим, где небо синее, улицы чище, а сервис лучше. Даже исключительно физические шрамы шлифуются, съезжают, уменьшаются, а ведь, казалось бы, как было больно от ножа.

Иссушающая боль уходит, вина затирается, обида сглаживается. Злость, любовь, предательство, страсть, стыд, травмы, счастье, гнев, тревоги, ненависть, поклонение, желание; все, все пройдет. Бывает с привязанностями очень сложно, но как человек, вытравивший за последний год три их, огромных, живучих, невосполнимых, говорю: забудешь обо всем.

Самое сложное — равнодушие близких, когда слепым котенком тычешь свой мокрый нос в поисках тепла, а там не то чтобы стена, но так себе, прозрачный прохладный чуть гибкий барьер. Его не пробить никак, ему не найти причин. От него не болит, от него не черствеешь, а потому всегда к нему восприимчив, но перестать искать тепла не можешь, будучи так уязвим в своем горе или так открыт в своем счастье.

Но верь мне, забудешь и это.

Интересно, оперные певицы делают глубокий минет? Им же горло беречь надо.

---

Только меня раздражает, когда вместо того, чтобы тихо взять высокую ноту, начинают шептать?

---

Посоветуйте кого-нибудь с хорошим, насыщенным, эмоциональным меццо-сопрано.

4669 — 45 — 10

Десять часов в полете, четыре тысячи шестьсот шестьдесят девять километров, две с половиной тысячи писем, семьдесят девять дней где-то там и сорок пять осталось, шестьдесят литров кофе, восемь часов разницы, тысяча сто невыкуренных сигарет, один океан, тридцать минут нервных движений, девятнадцать страниц ежедневника, двадцать часов эйфории, одна свободная подушка, сотни снов, одна тысяча сто двадцать два часа (уже сто двадцать один с половиной), пятнадцать заметок в этом блоге - прошло и осталось, а как измерить тоску, раздумья, незаполненность? Но все не вечно и ожидание тоже. Ты приезжай.

Мне вчера волшебный комплимент сделали. Ты, говорят, охуенная.

Охуенной любая быть может. Я - удивительная.

Я не ревнива. Мне все равно, с кем ты спишь, думая обо мне.

Стилизованная под классику музыка композиторов, которые пишут преимущественно попсу, отвратительна и не имеет смысла. Вот он, зачин, вот она драма, а кульминации-то и нет, пошла развязка сразу, а то и не развязка, а вообще черт знает что. Онанизм без оргазма. Классическое построение произведений никто еще не отменял.

А гитарный маньяк Ян Тирсен — единственный композитор, который заставляет меня жалеть о том, что я бросила музыку.

Я всегда помню, какие мои духи ты больше любишь, чем ты болеешь и какие лекарства надо держать в аптечке, что утешит тебя и что развеселит. Треклист твоего любимого альбома этой малопопулярной группы с труднопроизносимым названием я тоже помню. Как ты любишь засыпать и как жарить твой стейк. Что тебе сказал папа, когда ты принес из школы первую пятерку, как ты забил свой первый гол, как именно стучала твоя первая машина и сколько раз ты чудом избежал смерти. И каждый этот раз в подробностях. Что именно не любит твой начальник, какого цвета родители твоей собаки, средний балл в институте, предпочтительный сорт виски, чувствительные точки, последнее увлечение, да и все предыдущие тоже. От чего твои глаза  темнеют, какие кости ты ломал, день рождения твоей мамы, твои страхи, твои обиды, твои достижения. Лучший кофе, любимый цвет, текст гравировки на часах, бессознательные привычки, мечты, первую любовь. Ничего личного, память хорошая.

[ Ничего не хочется добавить, да и нечего ]

Про всякие привычки.

Мой бывший муж нервничает в пробках и не любит светофоры, поэтому во время каждой вынужденной остановки я его целовала. Если сейчас еду на переднем сиденьи, то в пробке тянусь целоваться.

Пытаюсь поздороваться с водителем, когда сажусь в маршрутку. Хорошо, что я редко в них езжу. С машинистом в метро здороваться не пыталась.

Когда я говорю по телефону, то если есть ручка, конспектирую себя.

Постоянно срываю с губ верхний слой кожи, иногда до крови. Поэтому каждый поцелуй я чувствую, как первый.

Пересчитываю мелкие предметы зачем-то, по одному и парами. В постели иногда пересчитываю партнеров.

Сворачиваю салфетки в полоски или треугольники, а обертку от конфет — всегда в полоски. Иначе они убивают эстетическую составляющую окружающего меня пространства.

Перед сном я обнимаю партнера руками и ногами, окутываю волосами, прижимаюсь максимально телом. Когда засыпаю, расплетаюсь. Когда сплю одна, могу заснуть только на животе, согнув одну ногу, отвернув голову в другую сторону, соответствующая рука под головой, а другая — под животом. Я встречала только одного человека, который засыпает так же, как я.

А какие есть у вас?

Волшебное вцепилось в меня с утра мертвой хваткой.

---

— Меня тут спрашивали, спишь ли ты с женщинами.
— Да. А кто спрашивал?
— А нравится ли тебе Н.?
— Да. А кто спрашивал?
— Н. и спрашивала.

---

Я восхитительна, восхитительна.