леггинсы

   

   Она не вошла – она впорхнула в кабинет, как бабочка. Не мешкая ни секунды, подлетела, взмахнула крыльями и застыла на расстоянии вытянутой руки.

   - Здравствуйте. Я – Лена.
   Как просто, как естественно она знакомится. Черные глазища искрятся усмешкою, в улыбке застывшие губы. И в леггинсах, там где сходятся бедра… 
   Он смотрел на нее снизу вверх несколько тысяч мгновений, прежде чем спохватился и поднялся со своего места.
   - Михаил.
   Он смотрел ей в глаза и чувствовал, как они притягивают его к себе. Вот сейчас он нет-нет, да и подастся вперед к ее лицу. Там в черном омуте глаз вместо зрачков играли блики света, а вокруг, на периферии, Михаил увидел два своих отражения.
   - Михаил, я буду звать Вас Мишей? Вы не против?
   Не дожидаясь ответа, она круто развернулась на тонюсеньких шпильках на 180 градусов, взмахнула крыльями и полетела. В леггинсах, там где сходятся бедра… Только сзади…. В общем, там тоже было все нормально. 
   На протяжении всего рабочего дня он не отрывал взгляда от мониторов. Видеокамеры четвертой кассы снимали ее и в фас, и в профиль. Но самый лучший ракурс был сверху. Начальник безопасности банка мог быть спокоен – ни один доллар, ни один тугрик даже гипотетически не мог пропасть бесследно. А белоснежные упругие груди Елены и подавно. Передавая в окошко какую-нибудь очередную квитанцию об оплате, она прогибалась вперед и упиралась ими в столешницу. 
   Со всеми без исключения клиентами Елена любезничала. Улыбка не покидала ее уст кого бы она не обслуживала – будь то ворчливая бедствующая старушенция или солидный в расцвете сил мужчина с ключами от лексуса, припаркованного в нулевой зоне, также напичканной видеокамерами. Михаил время от времени отрывал взгляд от мониторов и посылал его непосредственно в окошко четвертой кассы. В ответ ему присылали еще более широкую многообещающую улыбку.
   В какой-то момент, когда в кассовом зале клиентов было хоть шаром покати и кассирши трещали как сороки о стрижках и детях, Михаил позволил себе откинуться на спинку кресла и вытянуть ноги. Он широко раскинул руки, заводя их за спину, сделал круговые движения головы. Суставы сладостно захрустели. 
   Из четвертой кассы звучал слегка низковатый как для девушки, но оттого не менее эротичный, уже полюбившийся уху голосок. Обладательница голоска как раз поведывала своим коллегам через перфорированные перегородки о собственной борьбе с детской неусидчивостью. При этом она тоже откинулась на спинку удобного офисного кресла, скрестила ножки, обтянутые заморскими лосинами, расстегнула еще одну пуговицу блузы и тщательно рассматривала собственный маникюр. Кассиры вообще, как успел заметить Михаил, люди немного того… от Цезаря. Семидельничают, в общем.
   Он прислушивался к ее речи, наблюдал за ней на экране и улыбался одними глазами. Время текло, переливалось и выливалось в конец рабочего дня, когда ее шикарные длинные ресницы взметнулись чуть ли не до бровей. Из-под них прямо на камеру, нет – прямо на него с монитора взглянули черные глазища! И не было в них ни искорки, ни усмешки, ни блика. И лицо – восковое, выражающее абсолютный ноль. Ни положительной эмоции, ни отрицательной. Ноль. В квадрате. Да что там - даже в кубе – ноль. И только затем, в следующую секунду – на круги своя, все по-прежнему – распрекраснейшая многозначительная улыбка.
   Михаил поёжился в кресле, сел прямо, выглянул в окно. К счастью, к банку направлялся мужчина с ребенком, только что припарковавший машину. А значит, кто-то сейчас перебьет своим присутствием эту сорочью трескотню, да и его, Михаила, чего уж греха таить, спасет от неминуемой неловкости. 
   В душе он поставил ей пять баллов. Себе – два. Во-первых, она была на все сто процентов уверенна, что он наблюдает именно за ней именно в такой-то момент времени и в течении всего дня в целом. А во-вторых, он мог бы и поспокойней отнестись к ее разоблачению, ибо не факт, что она не взглянула на висящую над головой видеокамеру просто от скуки.
   «Как бы там ни было, а я запал и запал конкретно. Хороша чертовка» - подытожил ход своих мыслей Михаил. «Совершенна».
   - Ленусь, а вот и мы! Как и обещали!
   - Мама, мама, а плавда, сто мы вместе падем в кино, када ты закончис лаботку?
   От неминуемой неловкости они его точно не спасли. Более того – обломали, что называется, весь кайф с порога. Мальчик лет пяти, и мужик лет тридцатипяти. 
   Елена вышла из кассы, присела на корточки и обняла малыша. Затем выпрямилась и чмокнула в небритую щеку мужика. При этом она выдавила из себя примерно десятую часть той улыбки, коей одаривала весь день клиентов и Михаила. Михаил же, к слову сказать, только сейчас обнаружил на безымянном пальчике своей новой знакомой инородное тело. 
   Через полчаса, закончив все свои дела и попрощавшись с коллегами, кассир из четвертой кассы Елена уехала то ли в кинотеатр, то ли домой. Уже перед самым выходом на улицу, где ее ожидало семейство, она приостановилась возле Михаила, как бы не решаясь заговорить, и виновато улыбнулась. Нет, не то, что б так уж и виновато, с покаянием там. Нет. Но что-то в ее на секунду снова просиявшем лице изменилось. Даже «до свидание» ее прозвучало как-то более многообещающе, чем «Здравствуйте. Я – Лена».
Михаил проводил ее леггенсы алчным взглядом и нащупал в кармане обручальное кольцо, надеваемое только по особым случаям – в присутствии жены.