Немного хоррора

Написался новый рассказ

ЛУННЫЕ ПАУКИ

в пару к рассказу

ТЕМНЫЙ АВГУСТ

Неснятое

Видела сегодня слепого. С тросточкой, волосы небрежно прихвачены в хвост на затылке - криво. Пьян, шел, покачиваясь, простукивал тростью дорогу, никуда не торопился, в другой руке - сигаретка...

Гулял...

Кстати, о цветущих деревьях на снимках

 Скоро, очень скоро там зацветут абрикосы.

    Не очень воспринимается на слух - абрикосы цветут. Сакура - поэтично. Цветки сливы, опять же. Или - яблони в цвету...

    Но я видела, как цветут абрикосы. Если честнее, то одновременно цветут абрикосы и миндальные деревья.

    А перед этим - кусты форзиции. А чуть позже миндаля - персиковые деревья, вишня, яблони, слива.

    Форзиция открывает весну. Распахивает дверь в нее желтой бессовестной ногой. Нагой ногой. Босой. Нет листьев, вообще нигде нет листьев. Ветки-ветки-ветки и - огромный ярко-желтый куст - кистью в солнечной краске.

    Она хороша. Щедра и неприхотлива. Растет скромно весь год, листья и листья. Я даже не помню, какие у нее плоды. Но ранней костлявой весной, которая выползает из зимы выздоравливающим больным - подышать солнечным воздухом - форзиция откровенна и смела. Не боясь, роскошествует в одиночестве. А за душой-то - ничего, кроме цветов. Люблю.   

И за ней, скоро-скоро, - абрикосовые деревья. И - миндаль.

    Кокетство сплошное. Абрикос - черные корявые стволы, мелко и суетно изломанные ветви - пальцы в отчаянии. И для чего? Чтоб цветы оттенить, конечно.

    Тысячи, миллионы одинаковых совершенств. Будто пришедших из рисунка. Квинтэссенция цветка, душа его, суть. Пять белых лепестков, одинаковых вокруг точечной серединки. Чуть прогнутых крошечными полупрозрачными ладошками - розовеющими, будто просвечивает сквозь живой фарфор нежная и сумасшедшая цветочная кровь.

    И - кипень их. Нет листьев. Лишь кое-где в пене - черные суставы ветвей - локти, кусок плеча, палец. Купание черного в нежном.

    ДОЧИТАТЬ ЕЩЕ НЕМНОЖКО

(к снимкам в фотоальбоме, над которыми уже третий мужчина поиздевалсо)))

ГЛИНА

(Наконец-то написался новый рассказ, наконец-то!!!)

************************

Не сотвори себе............

************************

            - А внутрь можно?

            - Не знаю, - раздраженно сказала крупная блондинка-экскурсовод, - странный он. Хотите если - сами. Едем через десять минут.

   Море, будто на цыпочки становясь, сверкало краешком над выжженной травой обрыва. Ближе к огороду трава была вылощена сотнями ног и закидана хламом, старыми консервными крышками.

    Лика медленно подошла к проволоке, провисающей черными колючками на фоне серой сухости вскопанной земли.    Дом стоял за огородом. Он был странен и невысокие деревья, обрамлявшие края, мешали, хотелось отвести их руками, как волосы, упавшие на глаза. Правая башенка клонилась от вертикали, и подташнивало от желания выпрямить усилием воли.

    Лика смотрела на шпиль башенки. Смахнула выступившую слезу. Казалось, если поймет, что именно поблескивает там, кругло, увенчивая черный карандаш макушки, - станет ясно, что делать дальше. От калитки, сделанной из старой кроватной спинки, тонкая тропка тянула глаз к дому. Тени у стен черны от солнца до непроглядности.

    От движения с калитки посыпалась ржавчина, и во рту пересохло. Лика пошла по затоптанной в камень земле, ставя по нитке подошвы стареньких кроссовок. Почему-то казалось, что ровнее надо, подальше от рыжей земли огорода.  

ЧИТАТЬ ПОЛНЫЙ ТЕКСТ 

Сонная сказка (свежеприснившаяся)

- Скорее, закрывай! - Лап толкает меня к хлопающим створкам широкого окна, сам бежит по гулкому ангару к двери. Я держу створку, высунувшись до половины, налегая грудью на широкий запыленный подоконник. Ветер облизывает лицо. Мне страшно, света в ангаре нет и, если мы все закроем, то - полная темнота. Может оставить? Окно высоко, хоть это и первый этаж, основание дворца. Но чувствую, как с ветром что-то щекочет голую ногу. Шлепаю по коже и, неуловимое, оно расплывается на руке. Колено зудит, и зуд тут же отдается пятнами по нескольким местам ног сразу. На руке - кровяное пятно и в центре его - мягко дрожащий раздавленный комар размером с хорошую сливу. Меня передергивает, я опускаю руку и, жмурясь, вытираю о шорты. На ноги смотреть боюсь, только слушаю кожей, как все шлепает и шлепает мяконько, чтоб сразу зачесаться.
Тварей принесло ветром, это ясно. И с каждым порывом все больше их вносит в длинный полый кирпич первого этажа. На сетчатке глаза все еще красное пятно. Вожу взглядом по быстро тускнеющим кирпичным стенам. Оранжевость кладки темнеет - Лап гремит железом двери. Пятно перед глазами остается.
- Надо наверх, тут нас быстро найдут, - он тяжело дышит. Толст, на потном лбу прилипла мокрая прядь темных волос. Жидкие волосы у него, макушка просвечивает, а те, что остались, Лап старательно растит, позволяя им завиваться провисающими кольцами.
Я с тоской думаю о тех, кто не успел.
- Лап, а как же наши? Игрек? Нелька?
- Придут! Мы их высмотрим сверху, там можно окна - открытые. И впустим.
- Успеем?
- Рискнем...
 

С праздником, девочки!

Ветер аккуратно обрезает уши по ему нужной форме. Носы уже просто
ничего не чувствуют. Трясясь, провожаем тоскливыми взглядами автобус,
не успели.
- Идем пешком, до поворота, - решает маленькая, но храбрая Элка.
И мы с ней идем. Оно конечно, хорошо – идти спиной к ветру, но он все
равно залезает под воротник, ковыряет плотно замотанный шарф ледяными
пальцами, находит под пальтишком мини-юбку и, хвастаясь успехами,
холодным комаром гудит в ухо…
За поворотом перед нами красиво тормозит маршрутка. Пустая. Шофер машет
и Элка радостно кивает в ответ. Складываясь теми суставами, что еще могут
шевелиться, впадаем в теплое нутро и тонем в мягких сиденьях.
- Олежка, да, в город, да! – кричит еле видная в засаленной пышности Элка,
- только, пожалуйста, Олежечек, заверни к музею, там еще наши девочки, должны
закончить экскурсии…
- Девочки! – радуется Олежечек и крутит своего коняжку по стылому асфальту,
- это хорошо, когда девочки, я девочек люблю! Да, Михалыч?
- Мгм, э-э, бу… - высказывается Михалыч с заднего сиденья.
Но приободряется и тянет шею – увидеть себя в зеркале.

ЧИТАТЬ ПОЛНЫЙ ТЕКСТ

Красота в изгнании

Дочитала книгу Саши Васильева о русских эмигрантках голубых кровей, что встряхнули европейскую и американскую моду после семнадцатого года.
Очень хорошая книга, очень. Не безупречная в литературном отношении, но невероятно полезная и насыщенная фактами, иллюстрациями, фотографиями.
Женщины - великолепны. А мужчины? Один князь Юсупов чего стоит! Особенно - работы Серова:)
А барон Георгий Гойнинген-Гюне? Это же столько таланта и мужской красоты в одном отдельно взятом бароне!
Пикуля хочется зарезать за его злобствования когдатошние в сторону русской аристократии, которая, мол, вся прогнила и погрязла в разврате и сифилисом насквозь проболела по кругу, одними лишь оргиями занимаясь...
Ага, доживали бы сифилитичные аристократки до 95 лет, дождавшись, когда найдет их Александр Васильев - взять интервью для книг и цикла передач...
Обязательно напишу рецку.

Блиц-рец. Сергей Касьяненко. У него есть кукла Ха-ха-ха...

Барахтаясь в мрачной садо-мазо атмосфере Неолита, уворачиваясь от
плеток и сапогов, я таки нашла там автора, за которого порталу весьма
благодарна. Сергей Касьяненко.
Возможно я напишу о нем больше и лучше. Когда и если будет время.
Но всегда лучше сделать немного сейчас, чем просто обещать. Время -
его же не бывает никогда. Нет, даже так - НИ-КОГ-ДА!!!
Что делает Касьяненко? Он превращает окружающий
мир в изысканно-прихотливый поток слов, сорнаментированных в
предложения, что сцеплены завитками смысла во фразы и абзацы и все это
течет, течет, сворачиваясь в небольшие водовороты, ответвляясь,
прихватывая с берегов разума ветки ассоциаций и листья метафор.
Мир вокруг автора - джунгли эмоций, дышащий мир темных и чувственных
инстинктов, без заунывных моралей, без привычного развития сюжета. В
этом лесу читатель может, к примеру, увидеть лишь яркое пятно среди
зарослей, что мелькнуло и пропало, и догадывайся сам - что это было...
А что это могло быть, о-о-о... Додумай сам, читатель.
Претензии к прозе Сергея у меня есть, а как же. У меня их есть почти всегда
и почти ко всему. Но если автор не бросит это свое чудовищное змеиное
обольщение читателей и продолжит его, продлит, то дальше будет лучше и
лучше.
Я прочитала два больших текста.
Блиц-рец написан на основе этого чтения. Когда мне захочется чего-то изысканного,
чего-то на той грани, на которой аромат превращается в тревожащий запах, когда не
разберешь никак, это еще хорошо или уже зловеще и с душком разложения,
я снова почитаю, уже другие тексты этого автора. И тогда напишу побольше. Если сочту,
что есть о чем.
Но два прочитанных понравились однозначно.
Тем, кто ищет чтения с экшеном и стремительно-ясным сюжетом, - не
беспокойтесь. Тем, кто хочет посмотреть, что можно сделать словами - с
мозгом, глазами, языком, желудком читателя и даже его кожей, - пройдите
по ссылке в правой колонке меню Книгозавра

А еще...

... проспала вчера затмение, но сегодня с балкона снимала полную луну.
Смотрю, что получилось :)

Поправила сказку. Любимую...

ГРУСТНЫЕ ИЙКИНЫ ПЕСНИ

Сверчки жили у леса, где маленькие кусты прячутся в
тени страшных сосен. Темная зелень их зимой становилась хорошей, потому
что голые ветки других деревьев заставляли сверчков грустить. Они
грустили так сильно, что даже не боялись темной зелени летом, когда на
других деревьях листья походили на зеленый прозрачный мед. Сверчки по
природе своей домоседы и потому не перебирались на лето под медовую
зелень. Тем более, из норок, что копали они себе в мягкой траве, темная
зелень была не видна. А прогуляться к светлым деревьям - почему нет?
Попрыгать, спеть на тонких ветках. И - домой, под темные иглы огромных
сосен, в теплые норки. Так и родители жили...

Ийка тоже так жил. Долго уже. Он был совсем взрослый сверчок. Но другие
взрослые сверчки его таким не считали. Да, все поют. Но не так часто,
не так звонко и не так увлеченно. И гулять разве можно столько? Не
мальчик уже, норка своя. И - жена... Женщина.
Женщины сверчков все были немножко странные. Каждая по-своему.

Вся сказка здесь