Дети войны…
Какое страшное словосочетание – дети войны. Раньше оно
проходило мимо, не задевая за сознание и не цепляя нас так. Да, были такие
дети. Наши родители, у тех, что постарше, были такими детьми. Я вспоминаю
рассказы своего тестя, родившегося в 1934, ведь он помнил, как это ни странно,
как сожгли их село. Сколько же ему было тогда? Всего лишь 8-9 лет. Его мать
чуть не сошла с ума, когда пряталась с детьми в поле, вместе с односельчанами.
Её попросили уйти, тестя сестра, которая была помладше, расплакалась,
и люди побоялись, что немцы услышат и найдут их. Бабушка Марфа, тогда
ещё молодая, конечно, ушла вместе с детьми… По странному стечению
обстоятельств, она одна со своими детьми осталась в живых. Всех остальных,
прятавшихся жителей села, всё-таки нашли и расстреляли там же. Вот тогда бабушка Марфа поседела и чуть не
тронулась умом. Она прожила долгую жизнь, выдала за меня замуж свою внучку, но
иногда, она вспоминала тот ужас, и как стояла перед выбором, задушить ли свою
маленькую дочь, чтобы она не кричала, или уйти одной с детьми от людей. В
минуты этих воспоминаний бабушка Марфа беззвучно плакала и не замечала никого,
стараясь не шуметь… Она, всё ещё боялась выдать всех немцам…
Потом мы стали осознавать, что дети войны есть и на Балканах,
есть в Азии и Африке. Но всё это было
так далеко от нас, так непонятно и непривычно, что мы не очень то и
задумывались над этим. Прошло немного времени, и вот, и нас напрямую коснулось
это страшное словосочетание – «дети войны». Что же случилось с нами такое, что
у нас появилось это? Почему так?
Я смотрел в их глаза, и мне становилось не по себе. Они в раз
стали взрослыми, исчезла та незамутнённость детского взгляда, его безоблачность
и беззаботность. Я вспоминал выражение – «сияющие глаза ребёнка», но никак не
мог найти такого в их взглядах. Разве что у самых маленьких, пока ещё
улыбающихся от непонимания этого безумного и сурового мира. Детки постарше,
стали похожи на маленьких старичков, так много было в их взгляде. Они стали
внимательно следить за тем, что делают взрослые. Мальчишки всё больше
поглядывали на оружие и баррикады, как бы пытаясь понять и запомнить, как надо
носить оружие и как строится баррикада. Девчонки всё больше приглядывались к
бинтам и перевязкам, которых стало так много в их, не так давно ещё спокойной и
мирной жизни. Слишком рано к ним пришло понимание того, что жизнь может
оборваться. Детки поменьше – перестали играть. Абсолютно! Они, почувствовав
ответственность за тех, кто ещё меньше, стали более внимательно приглядывать за
ними, как бы понимая, что взрослым некогда, да и их братья и сёстры, 12-17
летние, тоже заняты делом, хотя и непонятным для них… пока ещё… Эти 7-10 летние детки, уже не
играли в войну, не бегали и не носились по улицам, что так неестественно для их
возраста. Они стали послушны и управляемы, стараясь не спорить и быстро
выполнять просьбы старших. Это – ненормально для детей их возраста!
Самые маленькие, ещё не смогли отвыкнуть от своих любимых
игрушек. Их часто можно увидеть с мягкой игрушкой в руках или машинкой у
мальчиков. Но вот все машинки у этих 4-6 летних пацанов, почему-то военные:
танки, грузовики, пожарные – то, что в последнее время всё больше мелькало
перед их глазами. Я не видел ни у кого самолётов. Всё-таки детская психика
сделала свой выбор, однозначно, отнеся авиацию к врагам. А ведь никто в детстве
не хочет быть врагом и играть за него. Вспомните себя.
Что же с ними случилось? Что случилось с нашими детьми? Кто
виноват в этом и почему некоторые из них получают ранения? Кто же такой «гуманный»
призывает на голову всех этих жителей кары и хочет для них наказания, забывая о
том, что пострадают и дети? Ведь это они кричали с пафосом и надрывом: «Они же
дети!» А теперь забыли про это? Или дети только свои, а чужие не в счёт?
Ввести военное положение – это выход? Только для тех, кто
хочет в дальнейшем оправдать все эти убийства мирных жителей и издевательство
над детьми. Тогда можно будет многое списать на военное положение. Но детская память запоминает. Мой тесть до
последних дней помнил тот ужас и ненавидел фашизм…
Голубь мира? Где ты? Что с тобой стало, ведь ты же был раньше
белым? И почему ты сидишь на колючей проволоке?