Не помиляємося ми в виборі коханої людини? Або як бути нічим на протязі року.



А таке трапляється зі всіма. Будьте обережними!

Ника Турбина
ПО ГУЛКИМ ЛЕСТНИЦАМ.
По гулким лестницам я поднимаюсь к дому.
Как ключ тяжёл. Я дверь им отопру.
Мне страшно, но иду безвольно,
И попадаю сразу в темноту.
Включаю свет. Но вместо света лижет
Меня огонь палящий и живой,
Я отраженья в зеркале не вижу -
Подёрнуто оно печали пеленой...
Окно хочу открыть - оно,
Смеясь и холодом звеняОтбрасывает в сторону меня,
И я кричу от боли. Сводит щёки.
Слеза бежит сквозь сонные глаза...
И слышу шёпот, тихий мамин шёпот:
"Проснись, родная. Не пугайся зря".

Ника Турбина
УТРОМ, ВЕЧЕРОМ И ДНЁМ...
Утром, вечером и днём, думай только лишь о том,
Что на город ночь садится, словно филин за окном.
Утром, вечером и днём ночь тихонько входит в двери,
Ноги вытерев у входа, будто опасаясь встретить
Лучик света, который прыгал час назад по одеялу...
Утром, вечером и днём думай только об одном -
Как ночами страшно воет ветер, что живёт в трубе,
Как врывается он в окна, с криком разбивая ставни...
Листья жёлтые прилипнут к мёртвому от слёз стеклу...
Не хочу я ночью думать о тревожных страшных сказках,
Буду молча засыпать я... Утром, вечером, и днём.

Верь карандашам, ими писать можно и петь,
Верь белым листам и занесенным кистям.
Ведь быть одному - это почти умереть:
Стать кем-то иным где-то не там.

Каллиграфи-я - или не я?
Черной тушью пишу и не дышу,
Каллиграфия - путь за края
Небытия...
Стало мало меня.

Как остановить, как ускорять и не терять,
Как петь ни о чем и как ударить мечом?
Не мать, не жена - я здесь одна, что мне война,
Вне всяческих дел - я не при чем.

Каллиграфи-я - или не я?
Черной тушью пишу и не дышу,
Каллиграфия - путь за края
Небытия...
Стало мало меня.