Тяжелые роды.
Не смотря на довольно юный возраст, для Украины это были
далеко не первые роды. И наверное самые тяжелые. Вокруг новорожденного
собрались многочисленные близкие родичи. Первым малыша, как и полагается,
осмотрел доктор Комаровский.
- Его надо шлепнуть по попке и приложить к груди.
- Щас я тебя шлепну по попке, кофе будешь? – Проскрипел
противный голос бабушки из кухни. Бабушку к малышу пока не подпускали, но он
очень этого хотел.
- До груді? У
мене є грудь, навіть дві. – Надежда Савченко выдвинулась вперед и
приосанилась. – Давайте сюди малого,
я притисну.
- Э! Куда
без очереди? – Возмутился радикал Мосейчук. – У меня тоже есть грудь, хотите
покажу?
- Коллеги. Уважаемые! – Сергей Лещенко пытается протиснуться
сквозь плотные ряды желающих. – Моя грудь еще только формируеться, но уже есть
чем похвастать, к тому же она молода и упруга.
Новорожденный в это время только вращал глазами и позеленел
от страха. И не удивительно, он ведь только начал близко знакомиться с
окружающим миром и своими родственниками.
- Так! Ану все отвалили от мелкого! – Опять проскрипел Бенин
голос из кухни. – Бабушка придет. Бабушка даст сисю. Дима, шо там за бардак?
Дима, разберись там.
Не весть откуда взявшийся Разумков начинает суетиться вокруг
новорожденного, утыкивать вокруг него английские булавки от сглаза и отгонять
самых назойливых родичей скрученной в трубочку газетой «Вести».
- А что это мелкий не писает, не какает? – С легкой ноткой
презрения, спросил Президент Порошенко. – У него с этим проблемы?
- Никаких проблем! – Из дальнего угла в центр начинает
протискиваться господин Пальчевский. В одной руке у него пятилитровая баклажка
с какой-то мутно-желтой жидкостью, а во второй огромный пакет АТБ. – Вот! Мы
всё написали и накакали. Все прозрачно, по европейски, не заангажировано.
В этот момент Юлию Владимировну тошнит и она блюет. Господина
Пальчевского заталкивают обратно в дальний угол, где он начинает злобно жрать
какие-то документы.
Собираются дорогие гости. Любопытствующие западные партнеры
заглядывают в окно, а за запертой дверью в замочную скважину подглядывает
НЕЧТО. НЕЧТО хрюкает, чем-то чавкает, возиться, стучит копытами по паркету и
скрежещет рогами по дверному косяку.
- Уи. Тужюр, бонжюр, абажюр. Какие пгекгасные роды. Уи.
Обгазец демокгатических родов.
- Яа, яа. Дасиш фантастишь! Этот либен пупкен и есть новый
фюггег? Яа, но почему он молчать? Он должен пищать. Хоть немного, но он должен
пищать. Он точно здогов? Яа.
Младенец попытался что-то пропищать, но Разумков тут же
закрывает ему рот рукой.
- Га, га. – Активизировалось за дверью НЕЧТО. – Здоровый
бля? Да это у нее шестой бля. Видали у нее предыдущих пять? Это жесть. Хотите
одного покажу бля?
- Слушай, соседка, завали хлебало. – Устало ответила
роженица. – Пока я шестерых родила, ты только на двоих сподобилась. И то,
первый тут же спился на говно, а второго ты и вовсе родила через
противоестественное физиологическое отверстие.
- Га, га. – НЕЧТО обиделось. – Это контрпродуктивно бля.
А где-то там, далеко-далеко, фактически на другой планете
обитали и другие родственники, далекие и скажем прямо недалекие. Одних и вовсе
это событие не зацепило, а если и зацепило, то они все равно решили участия не
принимать. Другие решили, что дело сделано и пора разбредаться по своим
интересам. Кто в инстаграмм к котикам и мемасикам, кто в очередь за субсидией,
кто в гастроном, а кто на концерт Квартала 95. А третья группа, самая
малочисленная, осталась на месте. Им было тревожно – а что же там с роженицей.
Как она переживет это все? Что ждет ее дальше? А то как-то про роженицу стали
забывать.