Тяжелые роды.

Не смотря на довольно юный возраст, для Украины это были далеко не первые роды. И наверное самые тяжелые. Вокруг новорожденного собрались многочисленные близкие родичи. Первым малыша, как и полагается, осмотрел доктор Комаровский.

- Его надо шлепнуть по попке и приложить к груди.

- Щас я тебя шлепну по попке, кофе будешь? – Проскрипел противный голос бабушки из кухни. Бабушку к малышу пока не подпускали, но он очень этого хотел.

- До груді? У мене є грудь, навіть дві. – Надежда Савченко выдвинулась вперед и приосанилась. – Давайте сюди малого, я притисну.

- Э! Куда без очереди? – Возмутился радикал Мосейчук. – У меня тоже есть грудь, хотите покажу?

- Коллеги. Уважаемые! – Сергей Лещенко пытается протиснуться сквозь плотные ряды желающих. – Моя грудь еще только формируеться, но уже есть чем похвастать, к тому же она молода и упруга.

Новорожденный в это время только вращал глазами и позеленел от страха. И не удивительно, он ведь только начал близко знакомиться с окружающим миром и своими родственниками.

- Так! Ану все отвалили от мелкого! – Опять проскрипел Бенин голос из кухни. – Бабушка придет. Бабушка даст сисю. Дима, шо там за бардак? Дима, разберись там.

Не весть откуда взявшийся Разумков начинает суетиться вокруг новорожденного, утыкивать вокруг него английские булавки от сглаза и отгонять самых назойливых родичей скрученной в трубочку газетой «Вести».

- А что это мелкий не писает, не какает? – С легкой ноткой презрения, спросил Президент Порошенко. – У него с этим проблемы?

- Никаких проблем! – Из дальнего угла в центр начинает протискиваться господин Пальчевский. В одной руке у него пятилитровая баклажка с какой-то мутно-желтой жидкостью, а во второй огромный пакет АТБ. – Вот! Мы всё написали и накакали. Все прозрачно, по европейски, не заангажировано.

В этот момент Юлию Владимировну тошнит и она блюет. Господина Пальчевского заталкивают обратно в дальний угол, где он начинает злобно жрать какие-то документы.

Собираются дорогие гости. Любопытствующие западные партнеры заглядывают в окно, а за запертой дверью в замочную скважину подглядывает НЕЧТО. НЕЧТО хрюкает, чем-то чавкает, возиться, стучит копытами по паркету и скрежещет рогами по дверному косяку.

- Уи. Тужюр, бонжюр, абажюр. Какие пгекгасные роды. Уи. Обгазец демокгатических родов.

- Яа, яа. Дасиш фантастишь! Этот либен пупкен и есть новый фюггег? Яа, но почему он молчать? Он должен пищать. Хоть немного, но он должен пищать. Он точно здогов? Яа.

Младенец попытался что-то пропищать, но Разумков тут же закрывает ему рот рукой.

- Га, га. – Активизировалось за дверью НЕЧТО. – Здоровый бля? Да это у нее шестой бля. Видали у нее предыдущих пять? Это жесть. Хотите одного покажу бля?

- Слушай, соседка, завали хлебало. – Устало ответила роженица. – Пока я шестерых родила, ты только на двоих сподобилась. И то, первый тут же спился на говно, а второго ты и вовсе родила через противоестественное физиологическое отверстие.

- Га, га. – НЕЧТО обиделось. – Это контрпродуктивно бля.

А где-то там, далеко-далеко, фактически на другой планете обитали и другие родственники, далекие и скажем прямо недалекие. Одних и вовсе это событие не зацепило, а если и зацепило, то они все равно решили участия не принимать. Другие решили, что дело сделано и пора разбредаться по своим интересам. Кто в инстаграмм к котикам и мемасикам, кто в очередь за субсидией, кто в гастроном, а кто на концерт Квартала 95. А третья группа, самая малочисленная, осталась на месте. Им было тревожно – а что же там с роженицей. Как она переживет это все? Что ждет ее дальше? А то как-то про роженицу стали забывать.