- Доктор, я завожусь с пол-оборота... - Извините, что вы сказали

- Доктор, я завожусь с пол-оборота...
- Извините, что вы сказали?
- Не зли меня гад!

Начать жизнь с нуля легко. Сложнее...

Начать жизнь с нуля легко. Сложнее выйти из минуса...

Люди, как карандаши: каждый рисует жизнь себе сам...

Люди, как карандаши: каждый рисует жизнь себе сам... Просто, кто-то ломается, кто-то тупит, а кого-то трудности затачивают и он рисует жизнь дальше...

- Алло, это секс-шоп? - Нет, налоговая, но ...

- Алло, это секс-шоп?
- Нет, налоговая, но у нас для Вас тоже кое-что имеется...

С человеком-пауком справиться может только...

С человеком-пауком справиться может только человек-тапок.
***

- ... Присядь, дружок. В ногах правды нет. - Но правды нет - и в

- ... Присядь, дружок. В ногах правды нет.
- Но правды нет - и выше.

Валерий Аллин Испорченный телефон с арамейского

 Валерий Аллин Испорченный телефон с арамейского

 

Утро началось необычно: в интернете мне попался «Отче наш» на языке Иисуса. Перевод с арамейского потряс меня настолько, что я опоздал на работу, проверяя, не фальшивка ли это. Я нашёл, что лет 15 назад у теологов появилось выражение «примат арамейского». То есть, насколько я понимаю, раньше главенствующим авторитетом в богословских спорах был греческий первоисточник, но в нём были замечены несуразности, которые могли возникнуть при переводе с оригинального языка. Другими словами, греческий вариант не первичен.

Арамейский вариант Евангелия («Пешитта», на эдесском диалекте арамейского языка) существует, но он — перевод с греческого. Правда, как оказалось, не полный. И не только в смысле отсутствия некоторых частей: в ней есть места, сохранившиеся в более древнем виде, поскольку были уже записаны на арамейском. Это касается и знаменитой главной молитвы христиан «Отче наш».

Дословный перевод «Отче наш» с арамейского:

О, Дышащая Жизнь,
Имя Твоё сияет повсюду!
Высвободи пространство,
Чтобы посадить Твоё присутствие!
Представь в Твоём воображении
Твоё «Я могу» сейчас!
Облеки Твоё желание во всякий свет и форму!
Прорасти через нас хлеб и
Прозрение на каждое мгновение!
Развяжи узлы неудач, связывающие нас,
Как и мы освобождаем канатные верёвки,
которыми мы удерживаем проступки других!
Помоги нам не забывать наш Источник.
Но освободи нас от незрелости не пребывать в Настоящем!
От Тебя возникает всякое
Видение, Сила и Песнь
От собрания до собрания!
Аминь. Пусть наши следующие действия произрастают отсюда.

Нельзя утверждать что этот текст ближе к первоисточнику, чем греческий, но это очень возможно и, что особенно важно, это не перевод. В то же время арамейский вариант, безусловно, может иметь по крайней мере вкрапления «народного творчества».

P.S. Иисус проговаривает «Отче наш» два раза: во время нагорной проповеди (у Матфея, гл. 6), и в ответ на просьбу ученика о конкретной молитве (у Луки, гл. 11). При этом, греческое (насущный) в Евангелии от Луки переведено на латынь как «cotidianum» (каждодневный), а в Евангелии от Матфея «supersubstantialem» (над-сущный)». Какова разница! И, конечно, там нет никакого лукавого, о чём я уже писал.

 

http://val000.livejournal.com/

 

Кто такие кощуны и что такое кощунство? Dnny

Кто такие кощуны и что такое кощунство?  Dnny

Всё чаще вижу и в интернете и слышу на улице использование понятие кощун, кощунство в негативном понимании. Но это совсем не так. И возникает такое ощущение, что никто не интересуется ни историей своего рода, ни историей своей родины. Всем интересна только карьера и собственный кошелёк.
Я постараюсь объяснить что такое на самом деле кощунство и кто такие кощуны. Важным разделом деятельности волхов-волшебников было создание и передачи по наследству многообразного обрядного фольклора. Его истоки шли из далеких глубин первобытности и благодаря бережному сохранению традиций отголоски словесного творчества дошли в глухих углах России до XIX в., до встречи с исследователями этнографами. Переводы с греческого позволяют нам определить, как переводились на русский язык некоторые слова, например «кощюны», «басни».
 Кощуны и басни — близкие понятия, но не тождественные: «Инии гудуть (играют на смычковых инструментах), инии бають ему и кощюнять». Баять, рассказывают басни, очевидно, относится к разным видам устной словесности, и это действие подвергается значительно меньшим нападкам церковников, чем кощуны, от которых произведено и наше современное слово кощунствовать, надругаться над святыней. В баснях, очевидно, большое светство, может быть, бытового (но не эпического), а в кощунах больше язычество, мифологического, того, что казалось особенно кощунственным и отцам церкви IV -VII вв. и русскому духовенству XI — XIV вв.
Кощуны семантически связывались с волхвами и волшебником: «Ни черов внемли, ни кощюньных вълшеб».
Кощуны-мифы четко противопоставляются правдивым эпико-историческим повествованиям. Церковные писатели того времени считали, что следует «в кощюн место преславных делес повести сказывати», т.е. предпочитали эпос мифам. Существовали специальные «баяны» и сказатели мифов — «кощюнники», к которым народ стекался, не смотря на запрещения:
«Да начнеши мощи кощюнником въспрещати — видиши многы събирающеся к кощюньникомь».
В какой то мере кощуны связаны с погребальным обрядом:
«Мнозии убо тщеславия ради плачют (о покойнике) а отшедше кощюняють и упиваются».
Кощуны-мифы четко противопоставляются правдивым эпико-историческим повествованиям. Церковные писатели того времени считали, что следует «в кощюн место преславных делес повести сказывати», т.е. предпочитали эпос мифам. Существовали специальные «баяны» и сказатели мифов — «кощюнники», к которым народ стекался, не смотря на запрещения:
«Да начнеши мощи кощюнником въспрещати — видиши многы събирающеся к кощюньникомь».
В какой то мере кощуны связаны с погребальным обрядом:
«Мнозии убо тщеславия ради плачют (о покойнике) а отшедше кощюняють и упиваются».
Из этой фразы видно, что кощуны исполнялись во время поминок по умершему. Причем исполнялись они «тщеславия ради», т.е. особо торжественным поминательным пирогом считался тот, на котором пелись какие-то мифологические сказания.
При определении первоначальной этимологии слова «кощуна», очевидно, следует принять допущение двойственной основы его; первая половина (кош-) прямо сказана с понятием судьбы, жребия, а вторая — более многообразным набором значений.
Русские переводчики XI — XII вв. устойчиво переводили греческое слово «кощюны», объединяя в нем понятия судьбы и доброго начала. Исполнялись мифы-кощуны старцами: «старьчьскыи баси», «старьча кощуны». «Кощюнословие» иногда объединяется в одной фразе с «кобением», очевидно, исполнение сказаний могло сопровождаться теми или иными ритуальными жестами и телодвижениями.
В «Материалах» Срезневского (включающих и переводные произведения, по которым мы можем точнее представить себе значение русских слов) с фольклором связаны следующие термины:
Баян, обаятель (incantator) — «производящий или поющий заклинания».
Съказ, съказание.
Кощюна — миф.
Кощюнословие — рассказывание мифов.
Кощюнить — колдовать, рассказывать.
Кощюньник — волшебник, сказатель кощун.
Кощунство (позднее) — надругательство над христианской святыней.
К этому материалу следует добавить:
Кощьное — «сиречь тьма кромешная», «преисподняя»
Кощей, Кощуй Бессмертный, Корчун — сказочный персонаж.
Ключом для проникновения в полузабытый мир древнеславянской мифологии может послужить широко распространенный и устойчивый образ Кощея Бессмертного, в самом имени которого содержится указание на мифологическую архаику «кощун» и на связь с инфернальной сущностью «кощьного», потустороннего царства. Восточнославянская волшебно-фантастическая сказка долгое время именовалась исследователями мифологической, пока известной украинский этнограф Н. Ф. Сумцов не высказал серьезных сомнений в возможности научного познания славянской мифологии: «Границы мифологии висят в воздухе; ничего прочного и устойчивого здесь никогда не было и ныне, при современном состоянии фольклора мифология не имеет определенного содержания».
Однако, по мере дальнейшего изучения фольклора, выясняется, что измельчавшими потомками древних мифов действительно являются сказки и именно волшебные (мифологические) сказки: «Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнения». А в дальнейшем в связи с ростом племенных дружин и военных столкновений в мифологические повествования вплетается все в большей степени героический эпос.
Таким образом, восточнославянская волшебно-богатырская сказка является хранительницей перемешанных между собой отголосков архаических мифов и фрагментов богатырского эпоса, рождавшегося ещё в I тысячелетие до н.э.
«Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека… Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование «потустороннего мира» и возможность возвращения оттуда…».
«Враждебное человеку пространство — «иное» царство, морское царство, царство Змея, Кощея, Яги… Проникая в этот мир, разрушая его, герой утверждает единый мир человеческой справедливости и гуманизма».
 

Сыплет снег, ему всё – трын-трава

Сыплет снег, ему всё – трын-трава,

Дворникам на горе, нам на радость.

И склонили ветви дерева –

Тяжела ты, шапка снегопада!