КАПИТАЛМУД, ИЛИ ПЕСНЬ АКЫНА Валентин Гринько о философии

Валентин Гринько о философии российской отечественной духовной традиции

Интервью с Валентином Сергеевичем Гринько

«НГ-Ex libris», # 15 от 22 апреля 2010 г.

Валентин Сергеевич Гринько (род. 1949) – кандидат философских наук, профессор кафедры философии Костромской государственной сельскохозяйственной академии. Окончил философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Защитил кандидатскую диссертацию на тему «Проблема человека в философских воззрениях Антонио Грамши». Член Российского философского общества (РФО), член политсовета регионального отделения партии «Правое дело». Главный редактор журнала «Камень. Отражения». Колумнист «АПН – Нижний Новгород». Автор книги «Философия в России: парадигмы, проблемы, решения» (Кострома, 2003), неофициальное название которой – «Капиталмуд, или Песнь акына о нибелунгах, парадигмах и симулякрах».

Сегодня мы решили обсудить актуальные проблемы современной русской философии, метко сформулированные Фёдором Гиренком: «Если философия станет когда-нибудь рвом, который интеллигент не сможет перепрыгнуть на пути к власти, то это значит, что философия у нас состоялась». С Валентином Гринько беседовал Алексей Нилогов.

– Валентин Сергеевич, что вы можете сказать о современной русской философии? Какими именами она представлена? 

– Современную русскую философию, как и русскую философию вообще, можно определить как минимум десятью различными способами. Почему Иммануил Кант, родившийся и умерший в границах современной Российской Федерации – немецкий философ, а жившие и творившие за её пределами – не будем называть фамилии – русские философы, независимо от национальности?

Когда говорят о русской философии, то по ходу контекста разговора всегда имеют что-то подвижное и противоречивое. Поэтому я предпочитаю говорить о философии в России, имея в виду под философией определённую общепризнанную парадигму из пяти–семи парадигмообразующих структур: онтология, гносеология, аксиология, история философии – основные, и дополнительные – на вкус, на цвет, на субъективное отношение к основным проблемам, в которых в своё время и в своём месте варится философ – экзотика – от философии истории или социальной онтологии через волюнтаризм-экзистенциализм до синергетики и шизоанализа. 

Парадигмообразующие элементы имеются в специфически исторической форме у всех народов, но только в Древней Греции, пожалуй, они приобрели узнаваемый товарный вид и привлекательный бренд, а затем римляне и западноевропейское Средневековье придали философии дополнительные черты. 

Самое видное имя в современной русской философии – Иммануил Кант. Всё остальное – пожалуй, эпигонство; укоренённое – русско-православная тенденция и духовные споры вокруг неё: то Авраамий Смоленский, то армяноверие, то жидовство и нестяжательство, то старообрядчество, не считая византийства, греческих и болгарских «влияний» и других экзогенных прививок. 

Великие махины Михаила Ломоносова, Гавриилы Державина и Василия Татищева затмили эпигоны, и интересные их идеи не получили самостоятельного статуса в нашей мысли. 

Короче, наши философы неузнаваемы и неразличимы не только в массовом восприятии, но и профессиональной общефилософской среде. 

– Существует ли русская философия в провинции? Какова её интеллектуальная планка? 

– В российской провинции философия существует в исторически и географически обусловленной форме. Фактически основной вопрос, который раньше или позже возникает у любого человека, – это основной вопрос философии, вернее, гроздь вопросов: «Кто мы?», «Как мы сюда попали?», «За что?», «Надолго ли?», «Что нам здесь делать и для чего?», «Как отсюда выбраться и куда?» Кстати, примерно такая постановка представлена в «Законах Ману» – памятнике, которому не менее 2000 лет.

На эти и подобные вопросы отвечают, как могут, родители, учителя в школах, преподаватели профессиональных учебных заведений и прочие социально значимые авторитеты. Однако, будучи дилетантами, то есть в своей исследовательской позиции во многом зависимыми от тех или иных обстоятельств, они любые спонтанные догадки превращают в догматические святцы, что вредно и даже опасно. Наиболее готовы к этим вопросам религиозные организации, которые составляют конкуренцию философии и, даже не нарушая свободы воли, заманивают к себе веками наработанными приемами. А философия ещё и непривлекательна, например, тем, что зачастую чванлива и выспренна, но больше всего тем, что она призвана показывать на всём и во всём «печать неизбежного падения» (Энгельс). 

С профессионалами-философами в российской провинции туго, поэтому их часто замещают поэты, писатели, художники. Втюривают всякую чушь под видом вечных общечеловеческих ценностей. Философски грамотный ответ: бытие живого организма, а человека как такового – в первую очередь, есть процесс расширения комфорта за счёт расширения контроля над витальным пространством с находящимися в его пределах ценностями. А остальное – лукавство, продиктованное локальными особенностями. 

Что касается профессионалов, честно служащих своему народу во глубине российских руд, то могу назвать многих прекрасных людей, с которыми приходилось сталкиваться и которым я очень благодарен за постоянную поддержку. Это мой первый начальник по профессиональной философской работе, ныне покойный, костромской философ академик Леонид Борисович Шульц, ныне здравствующий уральский философ академик Константин Николаевич Любутин, замечательный этик, проживающий в Тульской области, Владимир Николаевич Назаров. А? Как говорю? Как про передовиков в районной газете. Это представители философии в её профессиональном статусе, а сколько ещё людей не менее глубоких? Много! 

– Чем вы объясняете перепроизводство философских кадров в Советском Союзе и России? 

– Никакого перепроизводства нет. Нехватка тотальная. Всех и вся лиц бюджетных профессий. И в городах, а тем более в деревнях. А Россия – необозрима! Там ведь тоже люди живут и не хотят никуда ехать учиться в федеральные центры. Им бы у себя, на малой родине, жить и работать. А для этого им на местах нужны учителя самой разной профессиональной подготовки, а желательно наивысшей – агрономы, врачи, дизайнеры, милиционеры. 

– В своей книге «Философия в России: парадигмы, проблемы, решения» вы пишете, что русская философия «существовала всегда в исторически допустимой форме, например, в виде системы мифологических представлений того или иного этноса (необязательно славянского)»? Не слишком ли оптимистической является ваша гипотеза? 

– И существует! Там я не зря привожу мысль великого русского писателя Леонида Леонова, которую он опубликовал в набросках своей знаменитой «Пирамиды» и которая в основной посмертно изданный текст «Пирамиды» не попала: «Любой на моржовом клыке нацарапанный миф является равноправным уравненьем с тем ещё преимуществом, что алгебраическая абракадабра заменена там наглядной символикой простонародного мышленья». Более того, всё есть миф, поскольку «мысль изречённая есть ложь». 

– Какие неявные проблемы свойственны современной русской философии? 

– Все проблемы у неё неявные. Надо выявлять заново. Одно только название чего стоит. Явно что-то тут очень неявное, и каждый раз другое подразумевается. Если в одну повозку впрячь, возможно, Петра Чаадаева и Георгия Плеханова, а Иммануила Канта даже в русской интерпретации нельзя, то чего уж тут явного? 

– Нуждаются ли, на ваш взгляд, российские философские институции в реформах? 

– Все разговоры о реформах в тех или иных институциях – абстрактное теоретизирование. Дайте в руки мне гармонь – золотые планки, дайте почувствовать материал вживе – и тогда будет видно. Но в принципе я – за заказ, в том числе государственный. Если в тебе есть нужда – пусть нанимают и платят. Или держат в хорошем теле на всякий случай, только бы не абы кого или своих да наших, а знатоков и мудрецов. Но у нас не слушают и не ценят профессионалов. Не только в философии. У нас каждый сам и жнец, и на дуде игрец. 

– Могли бы вы дать оценку деятельности Российского философского общества (РФО)?

– Такому обществу, как РФО, я бы больше вменил в суть деятельности защиту философии и философов перед лицом государства и других социальных структур. У руководства этого общества тесные связи практически со всем российским философским сообществом. Многих в российской глубинке руководители РФО хорошо знают, видят в Москве, на российских конгрессах. Им бы следовало более эффективно координировать распределение финансовых потоков, которые могут перепасть философам по всей России в виде грантов и платных заказов. 

– Насколько увенчался успехом проект так называемого «нового мышления», предложенный академиком Иваном Фроловым в пику горбачёвской перестройке для гуманизации заидеологизированной советской философии? 

– Советская философия кому-то была заидеологизирована, а кому-то нет. Ничто не мешало Генриху Батищеву, Олегу Дробницкому, Алексею Лосеву и другим советским философам писать и публиковать великие труды. Сам товарищ Сталин в своей знаменитой главе «Краткого курса» оказался антиленинцем. Он там выдал за марксизм: «Материя – субъект всех изменений». Да, это марксизм. Но настоящий. Хотя эта мысль Томаса Гоббса, которую где-то цитирует Карл Маркс. А стреляли за мелочи. Я бы сказал так: одни дилетанты бдели за свои догмы, выдавая их за общечеловеческие ценности, пардон, за генеральную линию партии, а потом аналогичное делали другие. Во всём виноваты дилетанты. Их ещё много. Тем более что теперь их не стреляют, а, наоборот, берегут и поддерживают. 

– Вашему перу принадлежит работа «Сталинизм. Воспоминания о будущем». Дайте, пожалуйста, описательный портрет философа-сталиниста. 

– Они разные. Одни – оголтелые. Дилетанты. Фанаты. Другие – вменяемые. Сталин – не только великий политик, но и философский гений. Правда, его философия – больше в делах, что полностью соответствует определению философии, которое дал Антонио Грамши. Он сделал всё, что России было необходимо, в противном случае её растащили бы. 

– Что для вас значит философствовать по-русски? Чем бы вы парировали австро-американскому экономисту Людвигу фон Мизесу, утверждавшему об интеллектуальном бесплодии русских, которые никогда не могут сами найти выражение собственной глубинной природы?

– Внесу поправку: это не бесплодие, а плодовитость non-stop. Потому что нет пределов совершенствованию знаний и представлений, умений и навыков. Может, да: ещё колеса не дооткрыли толком, а уже кидаемся летать. Процитирую поэта Николая Клюева: «…на кровле конёк / Есть знак молчаливый, что путь наш далёк». Кстати, путь по-китайски – дао. Дао, которое можно выразить словами, не есть истинное дао. Древним видней, чем фон Мизесу. Также термин «путь» входит в самоназвание национальной японской философии – синто – путь богов. Не завидую я историческим судьбам этих нашедших окончательные плоды мыслителей и их странам. Путь наш далёк. В бесконечность…

   

© А. С. Нилогов

Домовики (Домовые) Миролюбов

Среди разных Божеств древности, о которых еще говорил народ перед первой мировой войной, важнейшее место занимали Домовики. Это то же, что и «Божества Очага» в других странах. Им отводилось почетное место в жизни и о них заботились. «Только бы Домовой не рассердился», как говорила Прабка Варвара. Рассерженные Домовики могли так отравить хозяину или хозяйке жизнь, что хоть со двора съезжай: молоко скисает раньше времени, у коров тощает вымя, куры перестают нестись, «курица кричит петухом», на огороде растет «сила бурьяна», а овощи не растут, по утрам кони в мыле: «Домовой всю ночь на них скакал но пустынным дорожкам» и т.д. Чтоб избавиться от всего этого Домовому «надо ставить страву» в предбаннике, в погребе, на леднике. Если и это не помогает, надо «бабку-шептуху» позвать, пускай она пошепчет, походит, зерна по углам посыплет, может, и умилостивит Домового.

Говорилось «Домовой», но на самом деле это был не один Домовой. Он был лишь старший среди Домовиков. На деле их столько же, сколько разных отраслей жизни. Первым был Домовой, старший среди домашних Божеств, и его называли «Хозяином». Так его называли потому, что он «может откликнуться и явиться». Потому его имя старались не произносить, особенно вечером или ночью. Днем - не страшно, днем Домовой являться не любит. Ночью же он может явиться, а видеть его - «всегда нехорошо». У детей он может вызвать появление «родимца» («родимчик»), а у подростков - припадки эпилепсии, трудно излечимой в деревенских условиях. Правда, знахари и знахарки лечили «наговорной водой» такие заболевания, но это не всегда помогало. Кроме того, не всякая знахарка обладала силой внушения, которая и была главным лекарством в этих случаях. Нужно, однако, сказать, что вообще знахари и знахарки такой силой обладали и могли «руду остановить» или прекратить зубную боль и вообще действительно помочь больному. Мне самому в детстве помогал Касьян из Ейского Укрепления, способный совершенно «заговорить» зубную боль. Помню, у него были серые, лучистые глаза, и когда я в них смотрел, все остальное исчезало из поля зрения. Касьян был моим воспитателем. Он был полу крестьянин, полу рыбак, рыбачивший на Азовском морс. Он все время бывал у нас, если был свободен.

Касьян тоже верил в Домовых. Прабка Варвара, мать наша, прислуга -все верили в Домовых. Михайло-конюх часто «видал Хозяина» и описывал его так: «С виду он дедок с седоватой бородой-лопатой, с волосами, остриженными под горшок, с густыми, нависшими бровями, в длинном жупани-ке, ниже колен, в сапожках и с хворостиной в руке. Он ходит и хворостиной гонит кур с пути, приговаривая: «Кыш, кыш, вы, пернатые!» Но не бьет их, так как тогда выскочит Птичий, и они с Домовым начнут ругаться».

Хозяин-Домовой - старший среди Домовиков, но каждый из них имеет свое дело, и в нем он сам Хозяин. Дело в том, что после Домовиков, величиной с годовалого хлопца, были еще Вяшки; эти были величиной с ладонь; а за ними - Вяшата, величиной с пчелу. Вяшки жили в стенах дома, где они «строгали черешки» для трубки Домовикам, а Вяшата жили в саду, в огороде. Там ими командовали Огородник или Садовик. Они смотрели за травой, овощами, лазили по стеблям перея, дрались с гусеницами, шмелями и жуками, отгоняя их прочь от хозяйского добра. Для них человек -хозяин уже дальний. Они знали лишь своего Домовика. В саду царил Садовик с помощниками: Яблоником, Грушевиком, Вишенником. Сливовиком, Ягодником, Травником. Он ими командовал. В огороде был Огородник с Капустником, Гороховиком, 0гуречником, Картошником, Кукурузником, Дын-ником, Арбузником, Цибульником, Свекольником и Укропником. Ими управлял только Огородник и приказы старшего Домовика-Хозяина передавал тоже только он. Встреча с ними не могла повредить, так как они детей не пугали, а гоняли только воробьев, да и то боялись, как бы Птичьего не рассердить. Они были не только безобидны, но даже услужливы. Работает человек на огороде, где-то бросил грабли или лопату, или тяпку, они ее ему подсунут под руку. Особенно добр и ласков был Маковик, следивший за посевом мака. Он на Маковея-Спаса был именинником, и ему хозяйки бросали горсточку мака «за службу». Огородникам носили пирога на капустном листе. Садовикам - яблочного пирога на Спаса-Преображение. Старший Домовой получал «страву» по большим Праздникам: на Рождество, на Пасху, на Цветной Педеле, на Радоницу - Красную Горку.

Горешный, обитатель «гореща»-чердака, получал тоже свое, чтобы хранил сушеницу, фрукты: вишни, яблоки, груши, сливы, изюм, малину, клубнику, абрикосы, персики, айву. Он же следил за грибами, чтобы их мыши не точили, плесень не била. Клунный с Зерновиком хранили запасы зерна, пшеницы. Они постоянно дрались с мышами, крысами и помогали коту, когда тот ловил мышей.

На Родины, Крестины, Свадьбу или Похороны Домовым полагалась «страва». Все, чтобы «Домовики не сердились».

Домовые добры и веселы, и человека они пугать не хотят, но он их сам пугается, и это его вина. Если они между собой и спорят, даже дерутся, так это ради «Хозяйского Добра». Потому и человек их бояться не должен. Особенно пугливы бабы. Увидит какую-то тень и кричит: «Ай, лышенько! Домовой!» Но мужики сурово отвечают: «Ну, и что же ? А кто наше добро стеречь будет?»

По характеру Домовики - веселые Божки. Они вечно шутят, смеются, в бабки играют, в пятнашки, горелки, в мячик, палочку-стукалочку (стук палкой - «прогон Празднества»!) и другие детские игры, так как у них «душа детячья». Зла они не помнят, и если даже человек провинился перед ними, долго не сердятся. Особенно, если получили «страву». «Страва», это, конечно, - жертва домашним Божкам. Видимо, наши Щуры-Пращуры крепко «поважали Домовых», потому и всякие подробности остались в быту и жизни народной. На Зимнего и на Летнего Коляду, Купалу и Крышнего, Домовые - «именинники». «Страва» для них в эти дни обязательна. Не дашь «стравы», пожалеешь! Особенно летом, потому что дети часто пожар сделать могут, а Домовой, следящий за ними неотступно, увидит огонь и погасит. Домовой может сам человека испугаться и даже уйти со двора, и тогда несчастья посыплются на такой двор, как из мешка! Не успеет хозяин с одной бедой справиться, как наваливается другая. То сараи загораются, то коровы заболеют, то кони простуду схватят. Мало ли несчастий может случиться без надзора за всем Домового? Поэтому хоть он и маленький и несильный на вид, но от зла оберегает. А какой вид может принять зло? Этого и мужик не знает. Это только Домовой знает. Ему все наперед известно. Поэтому бывает, что Домовой «что-либо запрещает делать». И это надо угадать и сделать так, «как Домовой велит». Однако, угадать, чего хочет Домовой, тоже нелегко. Он ведь не говорит, а только показывает и намекает. Иной раз целые беседы собирались для решения, чего хочет Домовой. И тогда какая-нибудь старая бабка находила, чего ему нужно. Она это объясняла мужику-хозяину, а последний по ее совету делал требуемое: либо «ставил страву», либо «подмета граблями», либо еще что-то делал в соответствии с требованиями Домового. Еще чаще разводили «благородный Огонь» посреди двора и бросали в него остатки со стола, от обеда или от завтрака. Домовому этого было достаточно, ибо он видел добрую волю человека. Остальное - если и не так - он прощал, ибо добрее его «на свете никого нет».

Если хозяин хаты долго помирал и душа никак не могла расстаться с телом, шли на «гореще» (чердак) и просили Горешного «позвать хозяина» через окошко, выходящее во двор. Если и это не помогало, шел старший сын и звал умирающего по имени: «Иван! Иван! Иван! Ступай сюда! Уже час!» И тогда, слыша со двора свое имя, больной приподнимался и говорил: «Уже Горешный зовет! Пора!» Брал свечу в руки, ложился и уже не вникал ни во что: шептал молитву и отходил.

Таким образом, Горешному отводилась почетная роль в смерти. Отводилась ему подобная же роль и при трудных родах. Тогда звал ребенка отец: «Михайло либо Марья! Приходи скорее!» и ребенок рождался. Горешный за это получал пирога с мясом либо с фруктами, какой был. Это была «Горешная Страва».

В трудные часы, когда помирал хозяин дома, Домовики собирались все вместе и плакали, а когда над умершим «причитали», плакали и выкрикивали слова: «Он и Домового поважал, и Горешного, и всегда им «страву» ставил, а теперь кто же поставит? Его и Домовые любили за то, что он их поважал, а теперь кого же любить?»

Древние славяно-русы подметили, что не всегда человеку везет в делах, что бывают дни удачи и неудачи (общее с галлами мировоззрение, те верили тоже в «jours fastes et nefastes», а потому все зависело от дня, который надо знать. Домовые помогали в этом, они указывали такие дни. Для древних людей мир был полон символов, значение которых нелегко разгадать. Отсюда вообще проистекало гадание, как таковое. (Если «вызывание умирающего» есть у скандинавов, у шведов, то «дни удачливые и неудачливые» есть у галлов и кельтов, горцев Шотландии; см. романы Вальтера Скотта).

Гадание у гаэлов, у галлов (кельтов), скоттов, славян, римлян и греков занимало большое место в жизни. У римлян гадали жрецы по внутренностям жертвенных животных, у славяно-русов - старшие Родичи и Кудесники. Естественно, что гадание осталось и сохранилось у русов наших дней. Жизнь вообще представляет из себя ряд загадок, от удачного разрешения которых зависит счастливая или несчастливая судьба каждого человека. Люди в наши дни не предают такого значения ни загадкам, ни их разрешению, как в старину. Но русы до самой первой мировой войны гадали на Святках, на Крещенье и под Новый Год. Обычай этот идет из древности. Домовые помогают при гадании, и потому, начиная гадать, всегда осведомлялись: «Была ли поставлена «страва» Домовому?» Только тогда и начинали гадать.

На севере Шотландии гадание тоже практиковалось, что можно видеть из следующей фразы у Вальтера Скотта: «А потом эта Эйли Мак-Клюр из Дипгуфа! Ведь какими занимается гадостями! Предсказывает судьбу по яичной скорлупе и бараньим костям, и разгадывает сны, и ворожит...» (см. «Эдинбургская Темница», Вальтер Скотт, Гос. Изд. Худож. Литературы, Москва, 1962 г., с. 521).

К колдовству народ не прибегал и колдовства боялся. Людей, его практиковавших, называли колдунами и ведьмами, о которых много рассказывали темных и страшных историй. Однако, ни в детстве, ни позже нам не приходилось даже слышать, что где-либо есть ведьма или колдун. Не было также случаев, когда бы люди не знали, что тот или другой человек прибегал к их услугам, как это делали, например, в Швеции или Финляндии (см. «Кристина Бьюрр», Арвид Морн, перевод со шведского, французский текст, Брюссель, 1943 г.). В этой книге рассказывается о временах Карла XII, когда жена пастора прибегла к помощи колдуньи, за что и была наказана Богом. В другой книге прошлого столетия, переведенной на французский язык под названием «И водопад остановился», говорится об обычае в Швеции «вызывать через окно на чердаке умирающего». Это, однако, не значит, что «шведы повлияли на русов» или что «они передали русам свой обычай». Мы думаем, что этот обычай был в свое время повсеместным у индоевропейских народов. Одни его утратили, другие сохранили.

Домовые живут своей, похожей на человеческую жизнь. У них есть свои радости и печали. Хозяин двора и хаты старается Домовых не обижать. Они же его охраняют от пожара, воров, мора скота, от нападения лисиц или волков и т.д. За это хозяин им ставит древнюю «страву». Домовые предупреждаютхозяина о грядущих несчастьях. Предупреждают они разными знаками, так как прямо говорить они могут только с детьми и животными. Со взрослыми они не говорят.

Вместе с тем есть связь между Гномами Севера и Домовиками русов, но и эта связь, на наш взгляд, идет от общей индоевропейских традиции прошлого. У одних эта традиция приобрела вид Гномов, у других - Домовиков. Сказать, что это одни и те же персонажи, мы не можем, так как кроме общности, у них есть существенные различия. Последние таковы, что препятствуют заключению об их единстве. За Гномами стоит германская мифология с ее мрачными представлениями, тогда как за Домовыми находится религия славяно-русов и нет никакой мифологии. Религия же славяно-ру-сов радостна, светла и поэтична. Гномы дразнят людей, устраивают им разные штучки, тогда как Домовые этого не делают. В крайнем случае, при неуважении хозяина и хозяйки, Домовые уходят со двора. Гномы же мстительны, злопамятны и вообще далеко небезобидны.

Высоцкий Владимир А люди всё роптали и роптали... 

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

"Мы в очереди первыми стояли, 

А те, кто сзади нас, уже едят!"

Им объяснили, чтобы не ругаться:

"Мы просим вас, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это иностранцы,

А вы, прошу прощенья, кто такие?"

А люди всё кричали и кричали,

А люди справедливости хотят:

"Ну как же так?! Мы в очереди первыми стояли, 

А те, кто сзади нас, уже едят!"

Но снова объяснил администратор:

"Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это ж делегаты,

А вы, прошу прощенья, кто такие?"

А люди всё кричали и кричали —

Наверно, справедливости хотят:

"Ну как же так?! Ведь мы ещё...

Ну как же так?! Ну ещё...

Ведь мы в очереди первыми стояли,

А те, кто сзади нас, уже едят!"

 Призрачно все     в этом мире бушующем.

Есть только миг  -  за него и держись.

Есть только миг   между прошлым и будущим.

Именно он   называется жизнь.

Вечный покой сердце вряд ли обрадует.

Вечный покой для седых пирамид

А для звезды, что сорвалась и падает

Есть только миг - ослепительный миг.

Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия.

Но не всегда по дороге мне с ним.

Чем дорожу, чем рискую на свете я -

Мигом одним - только мигом одним.

Счастье дано повстречать да беду еще

Есть только миг - за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим.

Именно он называется жизнь.