Московский Комсомолец № 25790 от 7 ноября 2011 г.

Супругов, которые растят четверых детей в брошенной деревне и не пускают в школу, могут лишить родительских прав

Эти шесть человек живут именно так, как завещано свыше — в любви и согласии. Они счастливы вместе, довольны своей жизнью и иной не желают. Но жить так, а не иначе, они не имеют права. По одной простой причине: четверо из этих шестерых — малолетние дети. И многим кажется диким и недопустимым их образ жизни.

В Ярославской области чиновники хотят лишить родительских прав многодетных супругов Михаила Шайденко и Юлию Даниловскую. Эти родители, бесспорно, любят своих детей и всячески заботятся о них. Но при этом ограждают от многих достижений цивилизации, главные из которых — медицина и образование.

Мы попытались разобраться: кто тут прав и как быть в этой ситуации?

— Они там немного странные: телевизор не смотрят, мяса не едят, сидят при свечах, песни поют, — предупредил меня тракторист Александр, у дома которого, на краю деревни Шаготь, я оставила машину. — Но в целом люди хорошие.

Дальше до деревни Ладейки, где обосновалась семья Михаила Шайденко и Юлии Даниловской, восемь километров непролазной грязи. Последнее время в эту семью повадились разные проверяющие, даже сам районный прокурор Геннадий Федоров в нарядном кителе приезжал. Все они в Ладейки добирались на тракторе. Из-за этого теперь на дороге колеи глубиной полметра, и дорога превратилась в сплошную полосу препятствий.

В Шаготи меня встречают Михаил и Юлия. Пока мы продираемся через кусты в обход испорченной дороги, супруги рассказывают мне, как дошли до жизни такой.

— Раньше мы жили под Ярославлем, в селе Малышево, — вспоминает Михаил. — У нас там тоже был свой дом, но постоянно ощущалось присутствие города: горизонт закрывают ярославские трубы, самолеты над головой, экология плохая. Хотелось переехать в тихое мирное место. Чтобы быть все время, 24 часа в сутки, вместе друг с другом, с детьми.

Место они выбирали серьезно, сначала смотрели на карте — чтобы и лес был, и река. И название чтобы было хорошее. «Как вы лодку назовете, так она и поплывет...» Когда Михаил увидел в газете объявление о продаже дома в деревне Ладейки, сразу заинтересовался:

— Я сюда приехал, посмотрел, места понравились, решили переезжать. К тому времени деревня уже была полностью нежилая: большинство домов обрушилось, дорога заросла, трансформатор украли, поэтому электричества не было. В более-менее хорошем состоянии оставалось дома три-четыре. И один из них купили в 2007-м...

Первое время было нелегко, но никто и не думал возвращаться обратно. Наоборот, семья даже старенькую, 90-летнюю Юлину бабушку к себе забрала.

— Она здесь сразу как-то успокоилась, даже про свои лекарства забыла, — вспоминает Юля. — Особенно бабушка любила, когда мы все вместе пели. Даже умерла со своей любимой песней на губах — тихо, светло. Места тут такие, располагают к умиротворению.

Вместе с самыми первыми вещами супруги перевезли сюда пианино. Они с детьми обожают играть и петь вечером — все вместе. В свое время Юлия закончила не только английскую спецшколу, но и музыкальную. Теперь учит музыке, языкам собственных детей. А еще музыка помогла им быстрее найти общий язык с местными. Когда они выступили в деревенском клубе с маленьким песенным концертом, многие слушатели прослезились, а потом дружно подпевали.

Кстати, жители окрестных деревень, что в нескольких километрах от Ладеек, семейство это любят, хотя и считают малость малахольным.

Михаил тоже много где учился. Но, по его мнению, куда важнее тот опыт и знания, которые человек выбирает сам.

— Например, я учился в Ярославском университете на факультете информатики и вычислительной техники, ушел с третьего курса, потому что где-то две трети знаний, которые нам дают в учебных заведениях, в жизни и работе совершенно не нужны, — говорит мужчина. — Но это не помешало мне нормально трудиться. Так, пять лет я проработал ведущим специалистом отдела информационного обеспечения структур «Мосводоканала». Просто устал постоянно ездить из Ярославля в Москву.

Своих детей Юлия и Михаил решили обучать сами, на дому.

— Важно дать ребенку вызреть, не спешить впихивать в него ненужные и потому быстро забывающиеся знания, — объясняет отец.

Темнеет рано, и местами мы пробираемся на ощупь. Где-то к середине пути глаза постепенно привыкли к кромешной темноте.

Супруги рассказывают, как летом они с детьми здесь впервые увидели светлячков, как кружат над их домом журавли, как бобры на крохотной речушке строят свои плотины.

— Но люди рыбу в нашей Ухре варварски истребляют, — вздыхает Михаил, — электроудочкой. Мощным фонарем светят, рыба плывет на свет, как ночные насекомые летят на пламя. А тут их оглушает электрический заряд от этих удочек. От него гибнет все живое: рыба, мальки, раки, лягушки. У нас такое жестокое отношение к окружающей природе... Мы, например, собираем вокруг мусор — тот, который рыбаки-охотники оставляют на речке, тот, который вдоль дороги бросают. Обжигаем его и закапываем.

Наконец впереди уютно засветились окна большого бревенчатого дома. Входим в жарко натопленную избу, освещенную несколькими свечками. Просторная изба, крепкий деревянный стол, на окнах зеленеют выращенные из косточек лимоны. Нас давно ждут. Старшая дочь, 16-летняя Василиса, а по-домашнему Варя, ставит на стол круглый каравай, испеченный в печке, вместо конфет — сухофрукты, орехи, в термосе заваривается иван-чай.

— Поживите с нами пару дней, почувствуйте себя на месте наших детей, увидите, вам понравится! — радушно приглашают хозяева.

Сомнительная идиллия

Просыпаются здесь с рассветом — когда сквозь многочисленные окна избы пробивается беловатая мгла. По московскому времени где-то около восьми утра. Но в Ладейках даже время свое. Как пояснили хозяева, время поясное, стрелки у них переведены на два часа назад.

Дети и взрослые умываются и причесываются. «Зеркал у нас нет, — говорит Юлия. — Мы друг другу служим зеркалами, стараемся правду говорить и на нее не обижаться». Затем, еще до завтрака, все расходятся по делам. Надо воду из речки наносить, поставить ее греться, покормить животных, нарубить дрова, убраться в доме. Варя месит тесто, ставит его в печь. Подоив коз, возвращается в дом Юлия, потом подтягиваются и мужчины — глава семейства Михаил, 13-летний Борис, 10-летний Володя и 7-летний Тимофей.

Вся семья становится в круг — на зарядку. Она состоит из дыхательных упражнений, из элементов йоги, ушу, танцевальных движений. Мама тщательно следит за осанкой детей, папа больше внимания уделяет дыханию.

Лишь после этого садимся завтракать, по семейной традиции — «с вниманием и благодарностью». На столе теплый хлеб из печки, простокваша из козьего молока, козий сыр, чечевица с овощами, нарезанные большими кусками брюква и капуста. В этой семье не едят мясо и готовые продукты из магазина (мои печенье и шоколадки так и остались нетронутыми), не используют дрожжи, соль и сахар, не пьют кофе, чай и тем более алкоголь.

— Однажды я решила, что все, не хочу больше болеть, лежать в больницах, — вспоминает Юлия. — И еще лет 20 назад отказалась от всех неполезных для здоровья продуктов. Когда мы познакомились с Мишей, он тоже шел к вегетарианству, поэтому тут никаких споров не было. Дети же привыкли к такой пище, и им кажутся невкусными те продукты, которые мы не едим. А питаемся мы только тем, что выращиваем сами. Поэтому и деньги нам не нужны.

— Мы соль используем, только когда солянку для козлов делаем, — подтверждает 10-летний Володя. — Они на привязи пасутся, на одном месте, им микроэлементов не хватает, вот мы и заквашиваем свекольную ботву для них.

За столом обсуждаются планы на день, раздаются задания по хозяйству и, так сказать, уроки. У детей никаких капризов, наоборот, все с готовностью берутся выполнять поручения родителей.

Варя надевает свитер собственной вязки, дождевик и на три часа уходит пасти коз и овец. Берет с собой книжки по литературе. Потом ее должен сменить Борис, папа и ему дает задание — по математике. Младшие должны днем почитать и написать несколько разных упражнений.

У родителей тем временем намечена большая стирка. А это в Ладейках серьезное мероприятие: Михаил на улице греет много ведер воды, Юлия стирает в большом тазу, потом полощет в реке — и это под моросящим дождем, на холоде и ветру.

Мальчики тем временем накопали целое ведро топинамбура, тщательно отмыли его от грязи и насыпали в большой горшок. Кто-то из старших поставил его в печь, будет к обеду лакомство — печеный топинамбур...

Обедали мы быстро: осенью световой день короток, особенно в этих краях, а дел в хозяйстве много. Забот хватило и после обеда: нужно было постричь баранов и свалявшуюся шерсть одной из коз, пережечь собранный по берегам реки мусор, посадить кусты и деревья...

Все время накрапывал дождь. Все пропитано влагой, всюду торчат остовы берез и сосен, их место занимают чахлые ивы да ольха. В лесу все стволы покрыты лишайниками, под ногами — болотистые кочки.

— С тех пор как сделали Рыбинское водохранилище, здесь резко испортилась погода, изменилась природа, — рассказывают мне хозяева. — А старики помнят, какой здесь раньше был хороший климат, какие стояли великолепные леса. Видите, нашему дому около 120 лет, а он еще такой крепкий, мощный. Сейчас в лесу даже таких деревьев не найдется, чтобы построить подобный дом.

Когда на улице темнеет, все снова собираются в доме. Зажигают свечи, неспешно ужинают, обсуждают дневные события, пройденный ребятами за день материал. Книги для занятий берут в библиотеке. Правда, по словам Юлии, в деревенской библиотеке почти нет подходящей литературы, например, там даже не слышали о «Слове о полку Игореве», которое изначально и обнаружили-то в ярославском крае.

...Больше всего в Ладейках мне понравились именно эти вечера. Я словно очутилась внутри какой-то картинки о русской дореволюционной жизни. Дети и родители по очереди читают у свечи Пушкина, Толстого, Бианки, Руковского. Остальные внимательно слушают и вяжут. Варя и Борис — на спицах, Иван пока крючком, а Володя даже взялся учить меня вязать на пальцах — о таком методе вязки я и не слышала. Потом открыли Библию, стали читать и обсуждать прочитанное.

— Самое главное, это больше разговаривать с детьми, учить их размышлять, высказываться, — говорит Юлия. — Ведь большинство людей сейчас совсем не умеет разговаривать друг с другом, все почему-то думают, что остальные должны догадаться об их желаниях, мыслях.

Перед сном, после небольшой зарядки, вся семья собирается у пианино. Поют Дольского, старинные песни, романсы. Ко многим песням в этой семье сочинили свои тексты. Например, про любовь Ассоль и Грея, и про прекрасный плод любви — младенца на руках.

Благими намерениями...

Неизвестно, во что бы вылилась утопическая попытка Юлии и Михаила создать идеальную семью и возродить русскую деревню, пусть хотя бы в одних, отдельно взятых Ладейках. Но спокойно прожили они всего лишь год.

Однажды летом, когда Михаил по делам уехал в город, на тропинке, ведущей к дому, показалась большая группа людей.

— Они сразу заявили: ваши дети не ходят в школу, — вспоминает Юлия. — Потом стали расспрашивать о нашей жизни. Я им все рассказала: почему мы переехали, как живем, как воспитываем детей. Позже оказалось, что в отчете они написали, будто я их не пустила в дом. Но ведь они об этом и не просили.

Группа товарищей, в которую входили представители органов опеки, КДН, местного управления образования, ушла, но ситуацией в семье Юлии и Михаила не удовлетворилась.

— У нас в Даниловском районе люди неравнодушные, — с гордостью говорит начальник управления соцзащиты населения и труда Полина Кушнаренко. — Эти дети давно не учились, только старшая дочь закончила два класса, и в другом районе, где они раньше жили, на это никто не обращал внимания. Я считаю, что эти родители вредят своим детям. Почему, например, они отказываются от детских пособий, положенных им как многодетным? Почему не водят детей в поликлинику, не проверяют их здоровье?

Михаил пожимает плечами, говорит, что у него есть руки и голова на плечах, своих детей он может сам обеспечить. Ведь есть много других детей, которым эти деньги были бы полезнее... Что же касается здоровья, то оно у ребят и так в порядке.

Уже три года в Ладейках идут бесконечные проверки. Юлия возмущается, что чиновники очень формально подходят к вопросу:

— Они только считают постельное белье, письменные принадлежности, игрушки. Даже баню у соседей проверяли, куда мы ходим мыться, так как пока свою не построили. Имитируют бурную деятельность!

Главный камень преткновения — образование. Тут коса по-настоящему нашла на камень. Родители заняли мертвую оборону: никакой школы!

— Я считаю, что все это тестирование, контрольные убивают в ребенке естественное стремление к обучению, — говорит Михаил. — Программы обучения в школьном ее понимании у нас дома и впрямь нет. Формы усвоения знаний у нас свободны, например, это беседы об устройстве мира, это пересказ, обсуждение прочитанного. Но ведь законом это не запрещается, там существует вариант и семейного образования. Просто его мало кто реализует.

— Существует закон об образовательных стандартах, которые едины для разных форм обучения, — объясняет мне ведущий специалист отдела по делам несовершеннолетних и защите их прав администрации Даниловского муниципального района Алла Холоднова. — Мы не уверены, что Шайденко и Даниловская обеспечивают детям образование соответствующего уровня. Мы считаем, что в данном случае есть злоупотребление родительскими правами. Это касается и медицинского обслуживания, и образования. К ним приезжали педиатр, педагог-психолог, но они не смогли выполнить свои обязанности и обследовать детей, т.к. родители не позволили. А почему они отказываются от диспансеризации, от прививок? Ведь есть болезни, которые долгое время развиваются незаметно. Почему бы им не заключить договор об образовании, о медицинском обслуживании? Болит душа за этих ребятишек. Как сложится их дальнейшая жизнь? Мы надеемся, что родители уберут свои амбиции и примут правильное решение. А мы готовы им всячески помогать.

Но родители «убирать амбиции» не согласны. В результате летом районная комиссия по делам несовершеннолетних обратилась в суд с двумя исками: об ограничении и лишении семьи Даниловской и Шайденко родительских прав.

— Мы сначала очень боялись суда, а потом решили: сколько можно! И бояться перестали, — говорит Юлия. — Нас же шестеро, нас голыми руками не возьмешь!

В конце октября состоялось очередное, уже седьмое заседание Даниловского районного суда. На нем было решено, что, хотя «угрозы жизни и здоровью детей не установлено», но так как «имеющиеся в настоящем гражданском деле материалы судом не исследовались, суд не вправе принять на данной стадии судебного разбирательства решения об отказе от иска».

Очередное судебное заседание назначено на 7 ноября.

Стороны упорствуют. Гордиев узел затягивается все сильнее. Дети теперь видят в представителях власти злейших врагов. И хотя мы нечасто хвалим власть, надо признать: в данном случае чиновники во многом правы: профилактическое обследование помогает сохранить детям здоровье. И не одни, даже самые мудрые родители не могут дать качественное образование, которое бы помогло детям найти свое место в современном, постоянно меняющемся мире.

Вот только если они действительно ограничат родителей в правах или изымут детей из семьи, вред здоровью и психике ребят будет несравненно тяжелее.

Готовы ли мама и папа, посвятившие жизнь своим детям, понять это?

Долой крещение на скорую руку Юлия Чернухина

Московский Комсомолец № 25789 от 4 ноября 2011 г.

Церковь вводит более строгие правила для обрядов

Священники вскоре перестанут крестить прихожан по первому требованию. В будущем желающие стать крещеными должны будут побеседовать с церковнослужителем как минимум 2 раза, изучить основы веры и пообещать, что после крещения они постараются больше не грешить. Если крестят ребенка до 12 лет, беседу проведут с родителями и крестными. Не избежать беседы и желающим повенчаться. Также в каждом приходе должен будет появиться священник, который будет работать с прихожанами и разъяснять им основы религии. Все эти предложения содержатся в проекте положения “О религиозно-образовательном и катехизическом служении в РПЦ”.

«Многие россияне сейчас крестятся формально, потому что так положено. Мы предлагаем задуматься над тем, что крещение — это сложный духовный акт, ответственный обряд», — объяснил «МК» смысл такого предложения первый заместитель председателя отдела религиозного образования и катехизации РПЦ протоиерей Александр Абрамов. «Бывает, что человек участвует в духовной жизни два раза — во время собственного крещения и во время отпевания. Такого быть не должно», — посетовал Абрамов.

Однако примеров формального крещения или венчания сейчас полным-полно.

Люба своего ребенка крестить не собиралась, думала, что он вырастет и сам решит, если захочет. Но этим летом она отвезла ребенка в деревню родителям. «Приезжаю — мама выносит сначала икону, потом свидетельство о крещении и крестик. Ребенка покрестили без МОЕГО ведома! Я как вспомню, аж в гнев бросает. Как же в церкви могли крестить, не спросив отца и мать?» — рассказывает Люба «МК».

«На исповеди перед венчанием утаила от священника, что предавалась блуду с будущим мужем до свадьбы и уже была беременной. Боялась, что не повенчает. В то время венчание было для меня просто красивой традицией. Потом я совершила грех прелюбодеяния. Кажется, что именно из-за этого моего легкомыслия у нас и не складывается жизнь», — со вздохом вспоминает одна из обвенчавшихся.

«Мы везем доченьку в область, крестить к непродажному батюшке. И я тоже атеистка, но родственники одолели», — объясняет причины крещения своего ребенка еще одна «религиозная мама».

«Люди, которые крестятся не по закону Божьему, делятся на два типа, — считает руководитель пресс-службы патриарха, протоиерей Владимир Вигилянский. — Первые — потому что это традиция, все крестятся — и им надо. Вторые видят в религии какие-то ритуальные пляски вокруг костра и крестятся по мистическим причинам. „Окрестите меня, чтобы жизнь наладилась, чтобы больше не болел“, — просят они. Цель этого документа РПЦ — дать людям понять, что беседы перед крещением, которые проводит священник, — это не прихоть какого-то конкретного священника, а требование закона Божьего».

Священники-просветители в церкви тоже появятся неспроста. «Часто неподготовленные прихожане сейчас смущаются в церкви, им некому что-либо пояснить. Они могут встретить там недоброжелательный персонал. Наша задача — помочь людям чувствовать в церкви себя комфортнее», — рассказал «МК» Александр Абрамов.

Проект обещают принять только после общественного обсуждения, которое идет, но пока вяло. Так, сочувствующие нашли только орфографическую ошибку — в слове «крещеный» в одном из подзаголовков документа написали две «н».

«Проект правильный, но поезд уже ушел», — считает протоиерей РПАЦ Михаил Ардов. По его словам — это попытка исправить ситуацию, когда с начала 90-х годов тайно крестилось множество людей. «Сейчас крещеных — 80%, а православие из них исповедают только 3%», — предполагает Ардов. Он заметил, что если процедура крещения перестанет быть такой общедоступной, то многие приходы лишатся большей части своих доходов, которые они получали по прейскуранту — когда люди шли креститься на потоке.

Впрочем, для всех желающих «креститься на скорую руку» есть еще время. Владимир Вигилянский заметил, что проект смогут принять не раньше 2013 года — после общественного обсуждения на Архиерейском соборе.

М. Фуко Возврат языка

М. Фуко Слова и вещи Глава IX ЧЕЛОВЕК И ЕГО ДВОЙНИКИ

     

1. ВОЗВРАТ ЯЗЫКА

     

     Теперь с возникновением литературы, с возрождением

практики толкования текстов и заботой о формализации, с

установлением филологии, короче - с повторным появлением языка

в его многообразном изобилии, порядок классической мысли может

в дальнейшем разрушиться.  С этого времени он входит, для

любого последующего взгляда, в область тени.  Кроме того,

пожалуй, следовало бы говорить не столько о темноте, сколько

об обманчивом, мнимо очевидном свете, который более скрывает,

нежели выявляет: в самом деле, нам кажется, что мы знаем о

классическом знании все, если понимаем, что оно является

рационалистическим, что оно начиная с Галилея и Декарта

предоставляет безусловную привилегию Механике, что оно

предполагает всеобщую упорядоченность природы, что оно

допускает возможность анализа, достаточно глубокого, чтобы

открыть первоначала и первоэлементы, но что оно уже

предчувствует (и благодаря, и вопреки всем понятиям разума)

движением жизни, толщу истории, непокорный беспорядок природы.

Однако видеть в классическом мышлении лишь эти признаки -

значит не понимать его фундаментальную диспозицию; значит

полностью пренебрегать отношением между всеми этими

проявлениями и тем, что делало их возможными.  Но тогда каким

же образом (если не посредством тщательного и

неторопливого анализа) можно воссоздать сложное отношение

представлений, тождеств, порядков, слов, природных существ,

желаний и интересов, начиная с того момента, когда вся обширная

сеть классического порядка разрушилась, когда в основу

производства легли сами потребности, когда живые существа

сложились в соответствии с основными функциями жизни, когда

слова отяжелели от своей материальной истории - короче, с того

самого момента, когда тождества представления перестали

выявлять, без недоговоренности и умолчаний, порядок существ?

Вся система сеток, которая налагалась в ходе анализа на

последовательность представлений (тонкий временной ряд,

развертывавшийся в умах людей) для того, чтобы ее поколебать,

остановить, развернуть и распределить в виде неменяющейся

таблицы, все эти хитросплетения, создаваемые словами и

дискурсией, признаками и классификациями, эквивалентности

и обменом, оказались ныне отвергнутыми столь решительно, что

трудно даже восстановить, как эта система вообще могла

функционировать. Последним "куском", который был отброшен (и

исчезновением которого навсегда отдалило от нас классическое

мышление), оказалась как раз первая из этих сеток:  дискурсия,

которая обеспечивала изначальное, самопроизвольное, наивное

развертывание представлений в таблице.  С того дня, как

дискурсия перестала существовать и функционировать внутри

представления как его первое упорядочение, классическое

мышление разом перестало быть нам непосредственно доступным.

Порог между классической и новой эпохой (или, иначе

говоря, между нашей предысторией и тем, что пока еще является

для нас современностью) был окончательно преодолен, когда слова

перестали пересекаться с представлениями и непосредственно

распределять по клеткам таблицы познание вещей.  В начале XIX

века слова вновь обнаружили свою древнюю, загадочную плотность;

правда, отнюдь нес тем, чтобы восстановить кривую мироздания,

на которой располагались они в эпоху Ренессанса, и не для того,

чтобы смешаться с вещами в круговой системе знаков.  Оторванный

от представления, язык существует с тех пор и вплоть до

нашего времени - и вплоть до нас еще - лишь в разбросанных

формах: для филологов слова представляют в качестве объектов,

созданных и оставленных историей; для формализаторов язык

должен отбросить свое конкретное содержание и выявить лишь

повсеместно значимые формы дискурсии; для интерпретаторов слова

становятся текстом, который надо взломать, чтобы смог

обнаружиться полностью скрытый за ними смысл; наконец, язык

возникает как нечто самодостаточное в акте письма, который

обозначает лишь себя самого.  Эта раздробленность предполагает

для языка если и не преимущества, то по крайней мере иную

судьбу, чем для труда или жизни.  Когда картина естественной

истории распалась, живые существа не рассеялись, но, напротив,

по-новому сгруппировались - вокруг жизни и ее загадки; когда

исчез анализ богатства, все экономические процессы

перегруппировались вокруг производства итого, что делало его

возможным; наоборот, когда рассеялось единство всеобщей

грамматики - дискурсия, тогда язык выявился вразнообразии

способов своего бытия, единство которых, несомненно, не могло

быть восстановлено.  Быть может, именно по этой

причине философская рефлексия так долго держалась поодаль от

языка. В то время как она неустанно устремляла в направлении

жизни и труда свой поиск объекта, концептуальных моделей, своей

реальной и глубинной почвы, она уделяла языку лишь попутное

внимание; здесь речь шла главным образом об устранении тех

помех, которые она могла встретить в языке; например, нужно было

освободить слова от их отчуждения в безмолвных содержаниях или

же придать языку больше гибкости и внутренней текучести, чтобы,

освобожденный от пространственности разума, он мог передать

движение жизни в ее собственной длительности.  Непосредственно

и самостоятельно язык вернулся в поле мысли лишь в конце XIX

века.  Можно даже было бы cказать, что в XX веке, если бы не

было Ницше-филолога (а он и вэтой области был столь мудрым,

знал так много, писал такие хорошие книги), который первым

подошел к философской задаче глубинного размышлений о языке.  И

вот теперь в том самом философско-филологическом пространстве,

которое открыл для нас Ницше, внезапно появляется язык во всем

своем загадочном многообразии, которым надо было овладеть.

Тогда появляются в качестве проектов (быть может, бредовых, но

кто скажет это сразу же?) темы всеобщей формализации всякой

речи или целостного истолкования мира, которое было бы вто же

время его полной демистификацией, или общей теории знаков; или

еще тема (исторически она возникла, несомненно, раньше других)

неустанного преобразования, полного вмещений всей человеческой

речи в одно-единственное слово, всех книг - в одну страницу,

всего мира - в одну книгу.  Великая цель, которой посвятил

себя вплоть до конца жизни Малларме, и поныне властвует над

нами; ненавязчиво напоминая о себе, она сопутствует всем нашим

сегодняшним усилиям свести раздробленное бытие языка к

жесткому, быть может недостижимому, единству. Попытка

Малларме замкнуть всякую возможную речь в хрупкую плоть слова,

в эту вполне материальную тонкую чернильную линию, проведенную

на бумаге, отвечает, по сути, на вопрос, который Ницше

предписывал философии. Для Ницше речь шла не о том, кто

обозначается или, точнее, кто говорит, коль скоро словом

Agathos<$F(греч.) - хороший. - Прим. перев.> люди обозначают

самих себя, а словом Deilos<$F(греч.) - плохой.  - Прим.

перев.> - других людей<$FNietzsch. Genealogie de la morale, I,

# 5.>. Потому что именно здесь, в том, кто держит речь и, еще

глубже, владеет словом, - именно здесь сосредоточивается весь

язык.  На этот ницшеанский вопрос - кто говорит? - Малларме

отвечает вновь и вновь, что это говорит само слово в его

одиночестве, в его хрупкой трепетности, в его небытии - не

смысл слова, но его загадочное и непрочное бытие.  В то время

как Ницше, который отстаивал до конца свой вопрос о том, кто

говорит, вторгается, наконец, вовнутрь этого вопрошания, чтобы

дать ему самообоснование, говорящего и вопрошающего субъекта

("Се человек!"), - Малларме языка, соглашаясь остаться в нем

простым исполнителем чистого обряда. Книги, в которой речь

складывалась бы сама собой. Вполне может быть, что все вопросы,

которые действительно возбуждают наше любопытство (ЧТО ТАКОЕ

ЯЗЫК? ЧТО ТАКОЕ ЗНАК?  Говорит ли все то, что безмолвствует в

мире, в наших жестах, во всей загадочной символике нашего

поведения, в наших снах и наших болезнях, - говорит ли все это

и на каком языке, сообразно какой грамматике? Все ли способно к

означению (если нет, то что именно?) и для кого, и по каким

правилам?  КАКОВО ОТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ЯЗЫКОМ И БЫТИЕМ, и точно ли к

бытию непрестанно обращается язык - по крайней мере тот,

который поистине говорит? И что такое тот язык, который ничего

не говорит, никогда не умолкает и называется "литературой"?), -

вполне может быть, что все эти вопросы возникают ныне в этом

все еще зияющем разрыве между вопросом Ницше и ответом Малларме.

Мы уже знаем, откуда возникают все эти вопросы. Они

стали возможными в силу того, что в начале XIX века, после

того, как речь с ее законом отдалилась от представления, бытие

языка оказалось как бы расчлененным.  Однако эти вопросы

стали неизбежными, когда у Ницше и Малларме мысль вынуждена

была вернуться к самому языку, к его неповторимому трудному

бытию. Вся любознательность нашей мысли вмещается теперь в

вопрос: что такое язык? Как охватить его и выявить его

собственную суть и полноту? В известном смысле этот вопрос

приходит на смену тем вопросам, которые в XIX веке касались

жизни или труда.  Однако характер этого исследования и всех

вопрос, которые его разнообразят, пока еще не вполне ясен.

Можно ли здесь предчувствовать рождение, начало нового дня,

который едва возвещает о себе первым лучом света, но позволяет

уже догадываться, что мысль (та самая мысль, которая говорит

уже тысячелетия, не ведая ни того, что она говорит, ни того,

что вообще значит говорить) Уже близка к тому, чтобы уловить

самое себя во всей своей целостности и вновь озариться молнией

бытия.  Не это ли подготовил Ницше, когда внутри своего

собственного языка он убил разом человека и бога и тем самым

возвестил одновременно с Возвратом многообразный и обновленный

свет новых богов?  Не пора ли просто-напросто признать, что все

эти вопросы о языке являются лишь продолжением и завершением

того события, осуществление и первые последствия которого

археология относит к концу XVIII века?  раздробление языка,

совпавшее по времени с его превращением в объект филологии,

по-видимому, является лишь позже всего выявившимся(поскольку

самым скрытым и самым глубоким) следствием

разрыва классического порядка; пытаясь преодолеть этот разрыв и

выявить язык в его целостности, мы лишь довершаем то, что

произошло до нас и помимо нас в конце XVIII века. Каким,

однако, могло бы быть это завершение?  Является ли само это

стремление восстановить потерянную целостность языка

завершением мысли XIX века, или жеоно предполагает формы, с

нею уже несовместимые?  Ведь раздробленность языка связана по

сути дела с тем археологическим событием, которое можно

обозначить как исчезновение Дискурсии. Обретение вновь в едином

пространстве великой игры языка могло бы равно

свидетельствовать и о решительном повороте к совершенно новой

форме мысли и о замыкании на себе самом модуса

знания, унаследованного от предшествующего века.  Верно, что на

эти вопросы я не могу ни сам ответить, ни выбрать подходящий

ответ из двух возможных.  Я даже не надеюсь когда-нибудь на них

ответить или найти основания для выбора. Но, во всяком случае,

теперь я знаю, почему, вслед за другими, я могу ставить перед

собой эти вопросы, более того, не могу не ставить их. И лишь

простаки удивятся тому, что я лучше понял это из Кювье, Боппа

или Рикардо, нежели из Канта или Гегеля.  

Русский язык Леонид Корнилов

Мне последнего слова не надо.

И когда хлынет кровь под кадык.

Из меня, как чеку из гранаты,

Время выдернет русский язык.

И сорвёт оглушительной силой

Свет со звёзд, словно пламя со свеч.

Над воронкой, размером с Россию,

В космос вздыбится русская речь.

Немота перейдёт все границы.

И полмира забудет слова.

И минута молчанья продлится

Может, год, может, век, может, два.

Но когда кошельками моллюсков

Мир себя до отвала набьет,

Он очнется и вспомнит про русских,

Про бессребреник – русский народ,

Раздаривший Аляску и правду,

И поднявшийся к Богу впритык.

Мне последнего слова не надо.

Говорить будет русский язык.

Он из наших - последний великий

Прикрывает надежно отход.

Не иконы, а книги, как лики,

Остаются на полках высот.

Что хотите вы мне говорите…

Как в пространстве царит высота,

Так числом русских букв в алфавите

Измеряется возраст Христа.

Древним словом мы с будущим слиты.

Человечество – наш ученик.

Наш круг чтенья – земная орбита.

Наша Родина – русский язык.

* * *

Предвижу, какой тут поднимется крик,

И сколько великих обидятся...

Но гений один, это – русский язык.

А прочих пока не предвидится. 

Далее - отзывы на этот стих

ГЕНИАЛЬНО !

Дмитрий Вторушин

Здравствуйте,Леонид!Мне не выразить в словах силу моей благодарности к Вам за этот шедевр мировой культуры.Дело в том,что я давно хотел написать,что-то вроде этого...но теперь понимаю,почему так и не написал

то,чего хотел...как можно создать солнце,когда оно уже есть...Как можно создать небо,природу,землю...когда это всё создано Богом!Зачем мне писать подобие,когда сказано всё то,что хотел бы выразить я...И так бесподобно...прекрасно.

С улыбкой и уважением

Георгий Овчинников 

Уважаемый Леонид Софронович, ваше стихотворение про русский язык-замечательное. Он действительно бессмертный и , пожалуй, один единственный из языков,который имеет такую богатую историю. После прочтения книг Г.С. Гриневича я заинтересовалась происхождением нашего языка, особенно дешифровкой праславянских текстов. Очень хочу найти адрес Геннадия Станиславовича,чтобы отправить письмо.

Заранее спасибо. 

Ксения Серикова.

Вы Русский Великий поэт!!! Мы всех скоро заставим на коленях стоять перед

Русским языком, Русской историей, Русским народом!

Удачи Вам!!!

Эдуард Кравченко

Антон Орехъ То, что сказал Патриарх  – это и анекдот, и глупость одновременно

СЕГОДНЯ – ДЕНЬ ПОБЕДЫ! Антон Орехъ

Эхо Москвы http://www.echo.msk.ru/blog/oreh/827181-echo/

04 ноября 2011, 18:01

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл сравнил День народного единства с Днем победы в Великой Отечественной войне. 

По мнению патриарха, то, что произошло в далеком 17-м веке и потом в веке 20-м – события одного порядка и одно не важнее другого. После литургии в Казанском соборе на Красной площади Москвы патриарх обратил внимание на то, что в обоих случаях силы врага превосходили силы русских, но несмотря на это была одержана победа. 

По мнению Патриарха Кирилла, праздник 4 Ноября по своему значению не уступает Дню Победы в Великой Отечественной Войне. Собственно одной этой фразой можно было бы и ограничиться. Это как со смешным анекдотом. Какой смысл объяснять смешной анекдот, если человек его не понял. Объяснять смешной анекдот – глупо. И это то же самое, что обсуждать полную глупость. Потому что обсуждать полную глупость – смешно. 

Так вот то, что сказал Патриарх – наберу в легкие побольше воздуха – это и анекдот, и глупость одновременно. Тут бы и точку поставить, но жанр подразумевает все-таки некоторые подробности. И я добавлю еще пару абзацев. 4 Ноября – праздник выдуманный. Праздник, притянутый за уши. Его сочинили для того, чтобы у людей не пропадал привычный выходной 7 ноября, а с другой стороны, чтобы как-то идеологически перебить праздник коммунистической революции праздником некоего патриотизма. 

Ничего путного из этой затеи не вышло. Потому что никаких величайших событий в этот день на самом деле не было. И 4 ноября 1612 года ничего эпохального не случилось. Поэтому праздник в честь 4 ноября – самый странный из всех наших праздников. Я не представляю себе человека в здравом уме, который на полном серьезе накроет стол и поднимет тост за победу над поляками и запоет патриотические песни. Для того чтобы такой тост поднять, надо предварительно уже поллитру выдуть. 

Не поверили наши граждане в эту сказку. Зато куда охотнее в этот день стали выходить на националистические марши и день единства по факту превратился в день розни, в день националиста. То есть мы на самом-то деле празднуем в этот день смуту. И если говорить совсем уже серьезно, то День Победы над фашизмом – это самый главный, самый святой, самый настоящий праздник. День, когда никому не надо объяснять, что мы отмечаем. Когда не надо людей заставлять поднимать правильные тосты, притягивать за уши всякую ерунду и рассказывать басни. И сравнивать 9 Мая с 4 ноября – это кощунство и святотатство. 

коммент: doktor_ingenieur

04 ноября 2011 | 22:30

гражданин гундяев есть яркое воплощение цезерепапизма, сдобренного в середине 20-века срастанием православной церкви с лубянкой. 

Октябрьяска Революция - сложное историческое событие. Тем не менее, каждый священник - помнит о тех жертвах народа и клира, которые легли на этот "алтарь". Именно священник, но пропагандист в васильковых погонах, приторговывавший спиртным в начале 90-х. Нет веры в таких речах, нет веры и в этом человеке, нет веры и в стране и храмах.... Еще в конце 19 века - историки религии и философии с сомнением писали о том, есть ли вера в россии, они констатировали пять типов веры: официально-государственную, белого духовентсва, черного духовентсва, старцев, народа ... проблемы были давно. Но сравнивать 9 мая и 4 ноября , революцию - позор и ГРЕХ для верующего человека. Во что верит товарищ гундяев? в деньги, матеральные ценности, фсб, кремль. Такими ли мы видим других Митрополитов и Патриархов Мира других религий и конфессий? Они иные - у них есть Вера. 

Не мог не поделится своим мнением

коммент vladimirarbit

И я полностью согласен с Антоном Орехом, что высказанное патриархом сравнение двух праздников является глупым и кощунственным. 

Неужели не хватило ума и такта у "святейшего", чтобы осознать сказанное им. 

День Победы для подавляющего большинства россиян (даже живущих вне России) является самым понятным и значимым праздником, ибо мало найдется семей, которых бы не коснулась трагедия той ужасной войны. Мы всё помним и всё чувствуем. И рассказываем детям и внукам. Я, например, уже и правнукам. И помним поименно, за кого или за чью память поднимем праздничный бокал. 

А что такое 4 ноября? Было НЕЧТО несколько столетий назад, с до сих пор не понятной историей, обросшее мифами и никому, кроме историков уже не интересное. Все это искусственно притянуто за уши, чтобы заменить скомпрометированное 7 ноября и дать повод людям отдохнуть и выпить неизвестно за что. 

Так что, патриарху Кириллу - позор за его сравнение. 

Нехорошо высмеивать фамилии, но, по моему мнению, родная фамилия Гундяев очень хорошо подходит патриарху.