В XIX в. российское правительство было заинтересовано в освоении дальневосточных земель. В числе первых переселенцев были старообрядцы различных согласий. На первом этапе большинство среди них составляли поповцы белокриницкой иерархии.

Узнав о том, что на Дальнем Востоке можно найти свободные земли, к ним присоединились липоване, русские старообрядцы, вернувшиеся в Россию из Австрии и поселившиеся в Амурской области. Большие старообрядческие поселения имелись в Южно-Уссурийском крае. В 1911 г. была учреждена Иркутско-Амурская старообрядческая епархия, в состав которой вошли приходы Амурской, Приморской, Забайкальской, Якутской областей и Иркутской губернии.

Октябрьская революция и гражданская война внесли значительные изменения в старообрядческую жизнь. Окончание войны на Дальнем Востоке заставило старообрядцев, в основном «поповцев», покинуть родные места в Сибири, Приморском и Хабаровском краях. Через Алтай и Приморье они эмигрировали в Китай, где центром старообрядцев стал Харбин. Здесь в 1917 г. старообрядцы-поповцы основали общину в честь святых первоверховных апостолов Петра и Павла1. Несколько общин старообрядцев-поповцев было образовано и в Трехречье. В начале 1921 г. в Харбин перенесли и кафедру епископа Амурско-Иркутского и всего Дальнего Востока, появились старообрядческие печатные издания2.

Одним из инициаторов строительства старообрядческой Свято Петропавловской церкви в Харбине стал протоиерей отец Иоанн Кудрин3. Он происходил из семьи старообрядцев часовенного согласия Пермской губернии. Его родители присоединились к старообрядцам-поповцам, то есть приемлющим священство, когда мальчику было семь лет. С восьми лет он прислуживал в церкви, а в 19 лет стал начетчиком. В 1906 г. в Москве его произвели в диаконы, затем он был настоятелем церкви в Уфимской губернии. Кудрин хотел получить образование и в 1913 г. стал слушателем сельскохозяйственных курсов в Москве. Работая в кооперации, он опубликовал статьи в журналах «Церковь» и «Старообрядческая мысль», являлся председателем Епархиального совета Пермско-Трбольской епархии. В гражданскую войну Кудрин был проповедником в 3-й армии правительства А. В. Колчака. В Китае Иоанн Кудрин проявил себя миссионером, который не боялся полемики с православными священниками. Другим деятелем старообрядчества был протоиерей Иоанн Шадрин, настоятель Древлеправославного храма во имя Успения Пресвятой богородицы в Харбине (с 1929 г.). Он жил в Трехречье, в пос. Верх-кули и считался весьма знающим священником4.
Дальнейшие события в Советской России привели к значительному увеличению старообрядцев в Китае. К 1930 г. коллективизация докатилась и до Дальнего Востока, разрушив традиционный быт и культуру русских крестьян, для большинства которых скрепляющим нравственным началом была религия. По всем селам и деревням стало проходить раскулачивание, при этом закрывались все старообрядческие приходы, как поповцев, так и беспоповцев. Потерпев в 1931 — 1935 гг. поражение в сопротивлении новой власти, они переправились через пограничную реку Уссури около Хутоу, севернее озера Ханка, а также в других местах советско-китайской границы и поселились в Харбине, Трехречье, других селениях в глубине Маньчжурии, недалеко от России. Эмигранты предполагали вернуться на родину после падения советского строя. Старообрядцы постоянно поддерживали связь между собой.

Наиболее крупным и характерным поселением была деревня Романовка, основанная летом 1936 г. в небольшой долине в окрестностях Хэндаохэцзы, которую обнаружили братья Калугины. Первыми поселенцами стали Иван Селедков с двумя сыновьями и Павел Поносов. Сначала они жили в палатке, а в ноябре 1936 г. поставили избу из дерева, срубленного в окрестном лесу с разрешения властей. В ней они с большим трудом перезимовали, занимаясь охотой. В феврале следующего года к ним пришли из разных мест Маньчжурии еще 14 мужчин, в том числе и Иван Калугин, и привели лошадей. Проведя межевание пахотной земли и усадебных участков, мужчины начали строительство жилищ для своих семей. В марте в уже готовые избы приехали жены с детьми. Вскоре начались пахота и сев.

К концу 1937 г. в долине образовался целый поселок. В своем ходатайстве к властям старообрядцы отмечали: «У нас одна вера (мы все староверы), одна родина и занятие (крестьяне-охотники). Мы горячо желаем проживать вместе, служить народу, обществу и государству. Посему убедительно просим вас сдать в аренду участок земли, подходящей для земледелия и постройки поселка... Сейчас в нашей группе 25 семей, в том числе: мужчин — 33, женщин — 28, детей — 61. Имеющийся скот и инвентарь: лошади — 28, коровы — 23, плуги — 2, телеги — 2, бороны — 4» 5.

В центре Романовки стояла молельня, построенная в 1939 г., где находились старинные иконы и книги. Кроме того, каждый бережно хранил у себя святыни, вывезенные из России. Настоятелем был Ксенофонт Петрович Бодунов, изба которого располагалась напротив молельни. Старообрядцы были отличными плотниками и кузнецами: сами строили избы и изготавливали различную домашнюю утварь. Внешне избы были простыми и лишенными украшений, но конструктивная продуманность удовлетворяла всем требованиям рациональности и удобства. В частности, большим достоинством их жилищ была хорошая защита от мороза и ветров.

Хозяйство Романовки было преимущественно натуральным. Чем больше леса расчищалось под пашню, тем более земледелие преобладало над скотоводством и охотой. По данным на 1940 г., каждая семья имела по две десятины пашни. Выращивали пшеницу, гречиху, бобы, картофель, овес и ячмень (на корм скоту), кукурузу (для домашней птицы) и т.п. Из домашнего скота Романовцы держали лошадей, коров, коз, свиней, кур и т.д. Летом их пасли на пастбище, а зимой содержали в хлеву. В огороде сажали капусту, огурцы, тыкву, свеклу, помидоры, арбузы, дыни, редиску, редьку. Занимались и пчеловодством. Романовцы не обеспечивали себя полностью продовольствием и фуражом и были вынуждены покупать пшеницу, рис и лук у корейцев, живущих поблизости от их поселка.
Интерьер каждой избы был нарядно украшен: бросались в глаза расшитые цветами яркие занавески, иконы в красном углу, фотографии в рамках под стеклом, фикусы и герань в горшках, раскрашенные сундуки и т.д. Но электричества не было, и жилье освещалось свечами из пчелиного воска.

Хлеб пекли преимущественно пшеничный из дрожжевого или пресного теста. Мясо давали скот, домашняя птица или добыча охотников. Нередко на столе появлялась рыба: в речке около поселка ловилась форель (ленок). В будний день пили квас, а по праздникам из меда, ягод или дикого винограда варили брагу или медовуху. Из кишмиша, дикого винограда и калины варили варенье. Всех поражала красота праздничного наряда романовских женщин: на фоне пейзажа Маньчжурии их национальные костюмы казались необычными.

Романовцы жили необычайно сплоченно. Деньги от продажи пойманного зверя, например, тигра, распределяли между всеми семьями. Даже подарки посетителей не попадали кому-либо в исключительное владение. Селяне помогали друг другу не только рабочей силой, но и скотом, сельскохозяйственными орудиями.

В первой половине 1940-х гг. кроме Романовки в восточной Маньчжурии существовало еще несколько староверческих поселений: Коломбо, Силинхе, Ханьдаохэцзы, Мерген, Татицван, Чипигу (Масаловке) и Медяне. В Силинхе, образованном в 1932 г., жили братья Дмитрий и Логин Гостевские, Герасим Юрков, Сазон Бодунов. В селении Дацзицюань, в долине реки Танванхэ, в 12-и верстах от железнодорожной станции Вэлин, жили Игнатий Басаргин, его сын Ефим и его четыре двоюродных брата, сыновья Кондратия. Поселения староверов имелись в таких больших городах, как Харбин, Цицикар, Бухэду и Хайлар или около них.
Одним из наиболее популярных видов деятельности старообрядцев была охота, тем более, что маньчжурская тайга считалась очень богатой дичью. В районе трех линий КВЖД промышляли до трех тысяч русских охотников6. Большинство предпочитали охоться на птицу или пушного зверя, и только небольшая часть охотилась на тигра. Особенно удачливым считался житель Ханьдаохэцзы Семен Калугин, который за зимний сезон 1936 г. добыл семь тигров. Другими известными охотниками-профессионалами были Лука Малахов, Федор Мартышев и Петр Калугин7. По мнению китайских медиков, препарат из тигрового сердца дает человеку необычайное мужество и стойкость, а амулеты из тигровых когтей и усов возвращают утраченную любовь. Обычно туша тигра оценивалась от 900 до 1500 гоби8, и один убитый тигр мог дать больше прибыли, чем самый удачный охотничий сезон9. Охота регулировалась правилами правительства Маньчжу-диго и Харбинским обществом правильной охоты и рыболовства, которое затем было преобразовано в секцию охоты и рыболовства при БРЭМе (1936). Старообрядцы также занимались отловом живых тигров для продажи в зоопарки.

Популярной была и добыча пантов, которые использовались для приготовления лекарств традиционной китайской медицины. Панты в Китае стоили очень дорого: за пару пантов средней величины давали от 500 до 600 гоби, а за крупные можно было получить около 1000 гоби10.
Охота на оленей-пантачей начиналась в Маньчжурии в начале лета и длилась почти до августа. Этот род охоты не таил в себе такой опасности для охотника, как охота на тигра, но требовал большого опыта, навыка и ловкости. Главная трудность заключалась в том, что в период роста пантов олень становится особенно нервным и чутким. В это время он уходит вглубь тайги, изредка выходя на водопой и кормежку. Охота на оленя основывалась на глубоком знании привычек зверя и навыков охотника. Выследив оленя, охотник целыми часами сидел в засаде. Журнал «Рубеж» писал: "Минувший сезон (1936) пантовой охоты прошел в общем, довольно удачно. Группе известных здесь охотников на крупного зверя, во главе с братьями Калугиными, Мартюшевыми и Назаренко, удалось добыть целую коллекцию пантов, принесшую им довольно солидный заработок"11.

Если в начале освоения территории здесь было много зверя, то со временем его становилось все меньше и меньше. Уже в середине 1930-х гг. ставился вопрос о заповедниках. По сведению Н. А. Байкова, охотой в этих местах занимались до 40 тыс. человек, включая китайцев и представителей коренных народностей. Охотники добывали зверя и дичи на сумму около 20 млн. иен12.

Самым тяжелым испытанием для староверов в первые годы жизни в Маньчжурии была борьба с хунхузами. Староверческие селенья находились в отдалении от других населенных пунктов, поэтому часто становились жертвами нападения. Осенью 1933 г. на пос. Силинхэ, который в то время состоял из тринадцати дворов, напала крупная банда. Несмотря на то, что бандитов было вдвое больше, старообрядцы смогли хитростью отбить нападение, уничтожив около пятидесяти бандитов13. Зимой 1938 г. Елисей Калугин, младший сын Ивана, был убит в тайге во время охоты14.

Во время жизни в Китае старообрядцы полностью сохранили свою культуру. В первую очередь этому способствовала жизнь в замкнутых общинах и поселениях, находившихся в глубине Маньчжурии, близких по природно-климатическим условиям к дальневосточному региону. Способы адаптации к местным природно-экологическим, социально-экономическим, демографическим и культурным условиям жизни были уже отработаны в России, где старообрядцам пришлось приноравливаться к жизни в новых условиях.

Степень открытости у старообрядцев-поповцев и беспоповцев была различной. Первые активно участвовали в социальной жизни эмиграции, не боясь открытой полемики с православием, что было невозможно в России. Беспоповцы, напротив, предпочитали находиться в стороне от этого, выбирая соответствующие поселения. И те, и другие занимались хлебопашеством и скотоводством, но у первых оно находилось на более коммерческом уровне, с вовлечением в хозяйственную деятельность региона и контактами с другими социальными слоями, а беспоповцы в основном вели хозяйство для собственных нужд.

Страницы: 1 2 3 4

Продолжение. Начало Здесь

Удовиченко Вера Федоровна
Савчук Анастасия Николаевна

«Момент святости реален на земле»

Протоиерей Сергий Конобас
Настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы
Московская область, Одинцовский район, п.Успенское

Изначально все действия, которые в жизни происходят, можно сравнить с источником. Вот как море — в него стекаются реки, имеющие своим началом ручьи. Все это вместе стекается — получается река. Так изначально отправной точкой, своеобразным источником моей жизненной реки стало благословение матушки Алипии поехать мне, коренному киевлянину, жить и служить в Москве.

Когда случилась трагедия в Чернобыле, которую Матушка задолго предсказывала, я пришел к ней. Тот день я хорошо запомнил. У нее были люди, она подошла ко мне.

— А ты уезжай в Москву.

— Матушка, вы всем говорите — все хорошо, все нормально, а меня посылаете в Москву?

— Поезжай, тебе есть куда ехать.

— Матушка, я там никого не знаю!

— Зато тебя там знают.

И так получилось, что мой близкий друг из Белоруссии, сын священника, приехал в Киев. Дальше его путь лежал в Москву, и он предложил мне: «Поехали в Москву помолимся». Я согласился. На обратном пути мы заехали в Тулу к его духовному отцу — ныне покойному владыке Максиму. Как только мы приехали, он увидел меня и спрашивает моего друга.

— Клавдий, а это кто такой?

— А это мой друг из Киева.

— А вот твоего друга я рукоположу в диаконы.

Приехал я в Киев и сразу к Матушке.

— Матушка, меня Владыка приглашает ехать в Тулу.

— Поезжай, поезжай в Тулу!

Так я и поехал по благословению Старицы. Прошел год, но в дьяконы меня так еще и не рукоположили. Собираясь как-то в Киев, я рассказал владыке Максиму о матушке Алипии.

  Протоиерей Сергий Конобас...

— Владыка, вы знаете, в Киеве живет одна матушка — раба Божия, старица прозорливая!

— Да? Ну, так передай ей от меня сто рублей. Пускай она обо мне помолится.

— Хорошо, Владыка.

Взял эти сто рублей, приезжаю к Матушке. Захожу в келию, сел. Когда появилась возможность, подаю ей деньги.

— Матушка, это вам Владыка передал.

Она взяла деньги, постояла, а потом как бросит их.

— Сергий, забери эти деньги!

— Матушка, ну неудобно, Владыка передал...

— Нет, нет, забери эти деньги.

Делать нечего, поднимаю деньги, кладу их в карман. Думаю с испугом: «Хорошее дело! Как же я эти деньги буду Владыке отдавать?» Прощаюсь с Матушкой.

— Когда он тебя рукополагать-то будет?

— Не знаю.

— Ты ему скажи: «Не обманывай меня — рукополагай!»

— Хорошо, хорошо, скажу...

Попрощались мы с ней, я уже выхожу, когда в спину раздается голос Старицы.

— Возьми эти деньги своим детям.

Думаю: «Вот интересно! Говорила так, а теперь по-другому».

Приехал я в Тулу, захожу к Владыке в кабинет.

— Ну... Как там съездил? — с некоторой иронией спрашивает Владыка.

— Ну, съездил... — мнусь я.

— Был у Матушки?

— Ну конечно, был...

— Что, деньги мои не взяла?

— Владыка, а как вы знаете?

— Не переживай. Святые люди мои деньги никогда не берут!

Я положил деньги на кушетку перед ним.

— Возьми эти деньги детям.

— Владыка, мне неудобно вам передавать, но так случилось, что Матушка сначала вам сказала отдать обратно деньги. Не взяла и все. Но когда я уже уходил, она сказала: «Возьми эти деньги детям».

— Да, это великая раба Божия! А что еще Матушка говорила?

— Сказала — не переживай, Владыка тебя рукоположит, — переиначил я слова Матушки.

Владыка ничего не сказал. И через две недели рукоположил меня в диаконы.

Видимо, у Владыки был такой вот собственный способ определения святости. Сам Владыка Максим был, как я свидетельствую, и как могут засвидетельствовать все, знавшие его, великой духовной жизни. Он глубоко переживал слова апостола Павла: "Епископ должен быть непорочен... трезв, целомудрен, (благочинен), честен, страннолюбив, учителен, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, (миролюбив), не сребролюбив” (1 Тим. 3,2-3) Он очень серьезно относился к поставлению, сам беседовал с поставляемыми, с их женами, следил, чтобы к служению допускались люди достойные священнослужения.

Сразу же после рукоположения начались сорок дней моего ежедневного служения, а через неделю умерла Матушка. Жена с сыном поехала в Киев на отпевание, прикладывалась к руке Старицы и свидетельствовала, что рука была совершенно живая, теплая. Я же не мог сделать это, так как должен был служить.

То, что я буду священником, не раз предсказывала Матушка. Она говаривала: «Все равно священником будешь!» Все предсказания ее сбываются до нюансов.

Когда у меня решался вопрос — жениться или не жениться, я беспокоился не о том, чтобы жениться, а о том, чтобы своей жизнью я человека близкого не подвел, чтобы человек от этого не страдал. А вопрос уже должен был решаться.

Однажды я пришел к Матушке. И никого у нее не было — был солнечный день, голубое небо, она что-то делала на огороде.

— Что такой печальный?

— Матушка, вопрос важный — не знаю как мне быть? Жениться мне или не жениться?

Страницы: 1 2 3