Портреты: Дороти

Дороти Шеппилд жила в маленьком деревянном домике по улице Рузвельта. Эта улица насквозь протыкала городок Сильвертаун, занесенный дурными ветрами на самый север штата Висконсин. Каким же торнадо занесло крупногабаритную Дороти, ранее проживавшую в Нью-Арк, не знал ни один житель Сильвертаун. Да ее никто особо и не расспрашивал. Собственно, никаких посиделок со свежей выпечкой тоже никто не устраивал. 

Но, тем не менее, знали ее все жители города и, непременно, здоровались с ней. В супермаркете, в банке или аптеке. Одни здоровались из жалости, другие – из страха, а третьи – потому что она им нравилась. Нет, третьи не были извращенцами. Просто в этой скалообразной Дороти Шеппилд действительно было что-то симпатичное. Что-то невероятно милое и по-домашнему теплое. За бесчисленными складками жира и завываниями при каждом шаге третьи видели в ней доброго человека. Несмотря на ее постоянные ссоры с соседской детворой и отсутствие улыбки на округло каменном лице. Несмотря на то, что она жила между 11-м и 15-м домами, а ее стены, волей администрации города, носили особый номер – 11-2.

Это означало лишь одно – дома под номером 13 на Рузвельт Стрит не существовало. Как не было его и ни на одной другой улице.
Жители Сильвертауна вообще были очень и очень суеверными. Почему? Точно никто не ответит на этот вопрос. Старожилы, вроде морщинистого ветерана Говарда Чаускиса, валили всю вину на русских и вьетнамцев; учитель географии Рупперт Грин утверждал, что это связано с тектоническими разломами плит; отец Колин настаивал на недоверии к Богу, а кассирша Марта Конрад предпочитала обслужить еще с десяток клиентов, чем отвечать на глупые вопросы. 

Суеверия местных жителей касались чуть ли не каждого чиха громкостью более 20 децибел. А, вступивший босой ногой в коровье дерьмо (или поймавший плечом птичий помет) – тут же начинал думать, к чему это. И лишь потом бежал принимать душ.

Так было всегда и с этим ничего нельзя было поделать. Такова была особенность городка на севере Висконсина. Его полупрозрачное проклятье и милая нелепость. Обходящая стороной лишь одного человека в городе. Ростом ровно шесть с половиной футов и весом не менее двухсот девяносто фунтов. 

Звали этого человека Дороти Шеппилд. 
Она приехала сюда на старом Шевроле Марун лет шесть назад. Преодолев на своем пути четыре штата, два пробитых колеса и несколько ночей в дешевых мотелях, Дороти (по паспорту Дороти-Лейн) обосновалась в маленьком домике. В меру уютном. В меру – печальном, как и она сама. 

До нее по адресу Рузвельт Стрит, 11-2 жила старушка Бетти Кармайкл, любившая этот дом от фундамента и до дымохода на крыше. Любившая этот дом всю жизнь и всю жизнь пытавшаяся извести гадких крыс с чердака и подвала. В итоге, они исчезли. Вместе с Бетти, отправившейся на тот свет в возрасте девяноста семи лет. Видимо, грызуны не смогли перенести боль утраты родного человека и отбросили свои маленькие когтистые лапки.

Так что Дороти получила дом без единой крысы. И это ее вполне устраивало. Как и устраивал ее вид на озеро из окна на кухне, небольшой задний двор и приблудившийся пес неопределимого окраса, с хвостом-метлой и большими выразительными карими глазами. Она назвала его Тото и чувствовала себя героиней какой-то детской книги.

Отчего и улыбалась. 
Но только так, чтоб никто не видел.

***

Утро двенадцатого сентября было точно таким же, как и утро одиннадцатого – холодным, серым и тихим. На заднем дворе шелестела яблоня, северный ветер заносил в дом шепот озера. Пес Тото, пол ночи прогонявшийся за своим хвостом спал в кровати хозяйки, не замечая, что самой хозяйки рядом уже давно нет. 

Дороти шла по невинной субботней улице. Казалось, что каждое движение дается ей с большим трудом. О чем говорило постоянное гортанное «грррруффффф!» и громкое сопение. Создавалось впечатление, что едет маленький паровоз, набитый ребятишками с фруктовым мороженным в одной руке и охапкой билетов на остальные аттракционы – в другой. И, как обычно бывает в парке развлечений, паровоз, подъезжая к тоннелю, объявляет всем о своем намерении пройти через опасный участок дороги. Тоннелем для Дороти служили раскидистые деревья по обе стороны дороги. Они нагибались, словно только ради нее одной, в утреннем, воскресном приветствии, а совсем не потому, что их сгибал ветер. Выбивая монотонную мелодию своими короткими каблучками, она лишь еще больше походила на железнодорожный состав.

Женщина прошла мимо бакалейной лавки, а сразу за парикмахерской свернула налево, на узкую улочку, ведущую к церкви Св. Патрика. Асфальт сменился брусчаткой, отчего цокот подбитых каблучков Дороти стал слышен еще лучше. Каблукам и брусчатке подпевали сонные голуби и линии электропередач.

У входа в церковь стоял, прислонившись к двери, отец Колин. Он смотрел куда-то на восток, спрятав руки за спину.

- Когда-то он был красив, - тихо и в сторону, прошептала Дороти, - чертовски красив. 

Так считала не только она. Многие, в том числе и замужние женщины Сильвертауна, думали точно так же. И никакие глубокие морщины или седые волосы не могли упрятать то, чем наделила священника природа или, как считал он сам, - Бог. Смени он рясу на костюм за три тысячи долларов, не было бы у него отбоя от девушек как минимум вдвое моложе его самого. Понимал ли это он сам? Кто знает. Но, даже оставаясь священником, он продолжал следить за собой, заставляя сомневаться, что блестит ярче: глаза отца в момент проповеди или же его идеально вычищенные ботинки.

- Здравствуй, Дороти. – отец Колин улыбнулся и жестом предложил женщине войти в церковь. 
- Здравствуйте, отец. – Дороти инстинктивно сжала рукой серебряный крестик на груди и переступила святой порог…

…По дороге из церкви она не раз останавливалась, рассматривая себя в витринах и поправляя тонкие кучерявые волосы, казалось бы идеально собранные в пучок по выверенному центру макушки. То, о чем она говорила с отцом Колином – осталось позади, за углом, в десятке метров хода по брусчатке. 

Долгое время она не решалась зайти в церковь на исповедь. Шесть... Шесть долгих лет Дороти оставалась сама по себе. Никакого Бога. Никакой Библии. Только тяжелый крест, бьющий аккурат между двух величественных грудей при каждом шаге, гора бессонных ночей в невыносимом одиночестве, сотни смятых пачек имени Филиппа Мориса и постоянный страх. Страх сойти с ума. Каждый удар креста напоминал ей о прошлом. Каждая ночь без сна – с силой чемпиона-рестлера крутила ноги и руки, заставляя слезы литься сплошным, нескончаемым потоком.

«Отправляйся домой и выпей бокал вина» - предложил ей отец Колин. На прощание он поцеловал ее в лоб и улыбнулся своей шикарной, успокаивающей улыбкой героя голливудских вестернов.

«Теперь все будет хорошо». Так ей сказал священник. Дороти верила ему. Дороти очень надеялась, что так оно и будет – хо-ро-шо. Как надеялась она на то, что завтра будет новый день, а следующий президентом США станет женщина. 

«Хорошо бы, рыжая…» - подумала Дороти.
Подумала и громко чихнула.