Я числила его в «очередных», «бывших», «перелюбленных» в прошлом.     Забывала запах в чужих, однодневных, «попробовать можно».     Я стирала с себя его дни, поцелуи, дыхание в шею,     Клятвы, в этой нелепой любви: прогоняю, взрослею, слабею.     От него у меня ярлычок – принадлежности существования,     Нелечимый сердечный порок – недостаточность понимания.     В нем первичный признак любви – в многоточии повседневности.     Диабетом свиданий в крови - его глупой бессмысленной ревности.     Я хотела заставить его любить – сумасшедше, отчаянно, боязно.     Научить собой всегда дорожить – уезжая автобусом, поездом.     Отравилась ядом в чужих губах - отравила его резкой болью:     Стекловатой в бездушных мужских руках - расплатилась наличной любовью.     Его карие, с цинковым огоньком, переводят часы, бьют на вдохе.     После них, мои вещи пропитаны табаком, я ищу их оттенок в кофе.     Ты такой особенно-первый внутри, костью встал - баррикадой в горле.     Так нахально с издевкой "терпи, терпи, как любила трогать чужое".     От него дрожь в коленках и сладко щемит, я лежала с ним голой в кровати.     Где-то в тумбочке бережно письма хранит, исполнение моих Кондратий.     Он на голову выше, умней, веселей - на прощанье целует в лоб     Он из самых счастливых прожитых дней - разделяющий гранью столб.

(с)