Ингеборг Бахманн "Малина", роман (отрывок 31)

Не знаю. Получаю водку с апельсиновым соком. Когда я уже однажды пила этот коктейль? Я всматриваюсь в стакан, будто прозреваю второй внутри, и меня осеняет, мне горячо, мне хочется уронить стакан или выбросить его прочь, ведь однажды я выпила водки с апельсиновым соком высоко в одном доме, во время моей наихудшей ночи, мне хотелось выброситься из окна, и я больше не слышу, как Кэти Мандль говорит об International Racing Union, в котором она, естественно, состоит, я пью в угоду кроткому господину Мандлю, до дна, он ведь знает, какие они, Альтенвили, фанатики пунктуальности, и я не спеша возвращаюсть в сумерки, шёпот и напев слышны вблизи озера, комары и мошки порхают у меня перед глазами, я ищу пути, чтоб сомлеть, назад домой и думаю, что должно быть, выгляжу слишком неосторожной, хорошо смотрюсь, в настроении, никто не смеет видеть меня здесь, с пепельно-серым лицом, пусть оно останется вовне, в ночи , здесь, по дороге, с таким лицом быть мне одной в комнате, и я захожу в освещённый дом, и говорю лучась: "Доброго вечера, Анни!"
Старая Жозефина ковыляет по коридору, а я сияю и говорю ей: "Вечер, Жозефина!" Ни Антуанетта, ни весь Санкт-Вольфганг не погубят меня, не помешают дрожи моей, не станут помехой моим воспоминаниям. В моей комнате, где я должна осмотреть себя, как выгляжу, я никак не могу собраться, поскольку на умывальном столе у фаянсовой раковины сразу же увидела лежащее письмо. Вначале умываю руки, осторожно лью воду в миску и ставлю кувшин на место, а затем сажусь на кровать и беру Иваново письмо, которое он послал ещё перд моим отъездом, он не забыл, он не потерял адрес, я многажды целую конверт и раздумываю, то ли осторожно вскрыть его вручную, то ли пилочкой для ногтей, то ли ножом для фруктов, я рассматриваю почтовую марку: эта видная баба на ней, почему снова? Я не желаю прочесть письмо тут же, но сначала послушать музыку, затем долго полежать не засыпая, подержать конверт, почитать свою фамилию на нём, Ивановым почерком, затем покласть его на полочку у изголовья кровати, а затем его всё же оттудо достать и осторожно распечатать в ночи. Стучат, Анна просовывает голову внутрь: "Ужинать подано, достойная фрау, господа уже в покое". В покое, значит здесь, и если я наскоро причешусь, поправлю макияж и ещё раз улыбнусь Альтенвилевому покою, у меня останется мало времени. После глухого удара гонга снизу, прежде, чем я успеваю погасить свет, вскрываю конверт. Я не вижу обращения, там значатся лишь одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь строчек... точно восемь строк... на листе, внизу которого читаю я "Иван".
Сбегаю вниз в покой и уж могу сказать: "Восхитителен здешний воздух, прогуливалась было я, рассматривала то да сё, была у пары знакомых, но в особенности воздух, природа, после большого города!" Антуанетта обычным своим уверенным, пронзительным тоном называет пару фамилий, рассаживает* гостей. Вначале- суп с потрошками и клёцками, принцип Антуанетты, особенно в Санкт-Вольфганге,- придерживаться традиций старой венской кухни. Ничто ветреное и модное не смеет явиться на стол, также ничего французского, испанского и итальянского, никого не шокируют переверенные как у Ванчур спагетти, или поникший печальный сабайон** как у Мандлей. Вероятно, Антуанетта обязана фамилии Альтенвилей блюсти имена и правила, и она знает, что большинство гостей и родственников осознаю`т её старательность. Собственно, когда венское выйдет, у Альтенвилей будут, пока они живы, будут питаться жареными сливами, императорским картофелем и гусарским жарким, не станет проточной воды, лён для платков станут ткать вручную, а в доме воцарится разговор, который не спутаешь с "беседой", "дискуссиями" и "встречами", но- низкая разновидность вялотекущих мимолётных диалогов, которая любому обеспечивает хорошее пищеварение и доброе расположение духа. Чего Антуанетта не знает, так это того, что её художественный вкус в этой области развился главным образом благодаря духу альтенвилевому, и меньше всего благодаря собственным несколько путаным познаниям и случайными заимстованиями из современного искусства.
Полстола сегодня будет говорить по-французски, из-за непоседливого родственника Атти, некоего дядюшки Бомона и его дочери Мари. Когда принимаются за французятину, Атуанетта находит причину: "Атти, будь любезен, открыто, да, я же замечаю, открыто вон там и здесь!" Атти дважды подымается и распахивает занавески, дергает так и сяк оконные ручки: "Да, это чистая халтура, откуда у этих мастеров руки растут!" -"Mais les artisans chez nous ,je vous en pris, c`est partout la m`eme chose! Me^s cheres amis, vous avez vu, comment on a detruit Salzbourg, m^eme Vienne! Mais chez nous a` Paris, c`est absolutement le m^eme, je vous assure!"*** "Вот как, Антуанетта, я удивлён, как ты тут терпишь!" "Да ,без Антуанетты они бы тут много разворовали!" -"Нет, мы из Италии выписали самый просенький сервиз, из Вьетри, это там, ты уже знаешь, перед поворотом на Салерно! А у меня разбился большой чудесный поднос из Вьетри, оливкового колеру, с орнаментом- листья, пропал как сгорел, мой первая тарелка для фруктов, почему же ныне исчезает не только водка с апельсиновым соком, пропадает и керамика из Вьетри?!"  "Vous e^tes su^re qu`il s`agit pas de fayence?"****- "Езус,- вскрикивает Антуанетта, -дядя Гонтран совсем сбил меня с толку, пожалуйста, помогите мне, я не совсем поняла: то ли фаянс выписывают из Фаэнцы, то ли это одно и то же?"- "Bassano di Grappa? Il faut y aller une fois, vous prenez la route, c`e`tait donc, tu te rapelles, Marie?"*****- "Non******- холодно ответствует Мари- и старый Бомон нерешительно смотрит на свою дочь снизу вверх, и с просьбой  о помощи- на меня, но Антуанеттна сворачивает, не взирая на холодную Мари, снова и скоро на Зальцбург и тычет вилкой в "фальшивого зайца",******* и шепчет мне: "Нет, что ни говори, а "заяц" сегодня не удался". Остальным громко: "Кроме того ,"Волшебная флейта", ждали вы её? и что вы на это скажете? Анни, скажите Жозефине, сегодня она меня право разочаровала, она знает почему, этого Вам ей не понадобится пояснять. А что же вы скажете о Караяне? для меня этот мужчина всегда остаётся загадкой!"
Атти сгладил складки между пересушенным "фальшивым зайцем", "Реквиемом" Верди ,которым дирижировал Караян без позволения на то Антуанетты, и "Волшебной флейты" поставленной известным немецким режиссёром, чью фамилию антуанетта знает точно, но дважды ужасно искажает вслух, ничем не хуже Лины, которая так часто злонамеренно путает Цошке с Бошке. Но Антуанетта снова при Караяне, а Атти молвит: "Но я прошу вас, для Антуанетты ведь каждый мужчина- загадка, и это обстоятельство придаёт ей чужемирности и очарования в глазах мужчин". Антуанетта отзывается своей супружеской неподражаемой альтенвилевской улыбкой ,ведь коль Фанни Гольдманн по-прежнему является прекраснейшей дамой Вены и речи её самые изысканые, то к чести Антуанетты её улыбки милейшие: "Ах ,ну этот Атти! Мой любимый, ты даже не подозреваешь, насколько ты прав, но самое возмутительное"- молвит она с кокетством, котрое уже уделяет блюду с манными фламмери********, с которого она, зачерпнув полную десертную ложку, грациозно отставленной ручкой взвешивает её перед собой ужерживая её в некоторой близости от уст (ах, Жозефина всё же неподражаема, именно это и есть фламмери, но я поостерегусь сказать ей о том)- ... самое возмутительное то, Атти, что ты по-прежнему для меня величайшая загадка, пожалуйста, не упрямься!"  Она трогательно краснеет, ведь она краснеет всегда, когда ей что то удаётся, не сказанное ею прежде: "Je vous adore, mon che`ri,*********"- шепчет она нежно и так громко, что все ведь слышат. Ведь если муж остаётся величайшей загадкой по прошествии десяти лет, простите, двенадцати, то нам не следует спешить расставаться**********  с нашими сокровеннейшими тайнами, в них глубочайшая суть, разве я не права? "Il faut absolutement le dise ce soir!***********"- она ищет поддержки, смотрит и на меня и одаряет Атти стальным взглядом, ведь Атти чуть не убрал мою тарелку не с той стороны, но в следующее мгновение она снова в состоянии влюблённо глядеть на Атти. Она откидывает голову назад, и её всклокоченные волосы, слегка завитые и золотисто-каштановые, падают почти удачно ей на плечи, она сыта и умиротворена. Старый Бомон немиловердно заводит речь о былых временах, то были ещё те летние деньки, когда родителей Атти эвакуировали из Вены с полными ящиками посуды, серебра и белья, со служебными судами и с детьми. Антуанета ,вздыхая, поглядывает по стронам, её ресницы порхают, ведь старая история в сотый раз рассказывается за столом, Хоффманшталь и Штраус оставались, естественно, каждое лето при них, Макс Рейнхардт и Касснер, и редкая книга афоизмов Фертша Манфреда, мы должны все наконец её увидеть, и праздненства кастильоне, une merveille sans comharsion, inoubliable, il e`tait un peu louche , но Рейнхард, un autre chose, настоящий господин, il aimait les cygnes *************, естественно ,ему нравились лебеди! "Qui e`tait ce type la`?"**************- холодно спрашивает Мари. Антуанетта пожимает плечами, но Атти любезно приходит на помощь старому господину: "Пожалуйста, дядя Гонтран, расскажите-ка ту презабавнейшую историю о вашем походе в горы, знаете вы, это случилось в годы, когда разразилась мода на альпинизм, дейстительно смешно до колик, знаешь, Антуанетта, что дядя Гонтран был в числе первых лыжников, он освоил на Арльберге эту "арльберговскую технику" ,случилось это во время Христианы и Телемарка? и он был в числе первых испытателей диеты из семечек подсолнуха и солнечных ванн, в то времяч это было чудовищно смело, голышом, прошу Вас, расскажите же!" -"Дети, я умираю"- свидетельствует Антуанетта - я довольна ,что могу объедаться как пожелаю, фигура не важна". Она остро смотрит на Атти, откладывает салфетку , она встаёт и мы все отправляемся в малую комнату рядом сбольшим покоем, ждём кофе мокка, и Антуанетта мешает нам мешает нам ещё раз выслушать историю старого Бомона об Арльберге и лечении в кабачках, о голом солнце  или ещё какой анекдот времён начала века: " Скоро всё-таки замолвлю словечко о Караяне , но не знаю, прислушивается ли муж, к тому, кто постоянно в трансе, прошу ,Атти, не смотри на меня так преданно, я уже молчу. Но что вы скажете об истерии Христины?"  Обратившись ко мне: " Пожалуйста, не могла бы ты мне сказать, чем именно опасна эта дама? она глядит на меня как будто кол проглотила, я всегда мило здороваюсь с ней, но её кулачки вот да обрушатся на меня смолой и серой. Ванчура своей мазнёй , как прежде с Лизель, все нервы истрепал,это общеизвестно, и все музы его упорхнули, надо же давать себе отчёт, когда на виду с таким как он мужчиной, да он от неё свихнулся, ведь она постоянно торчит у него в ателье, и домом занимается к тому же, я-то понимаю, муж купил его первые работы, я покажу их, они лучшие Ксандля!"  

____________Примечания переводчика:________________
* в тексте оригинала "placiert" от "la place" (фр.)- место;
** яичный крем с добавлением вина, блюдо итальянской кухни;
*** "Но наши мастера, прошу вас, в общем такие же! Мои дорогие друзья, вы видали. как они изуродовали Зальцбург, равно и Вену! Да и у нас в Париже- то же, уверяю вас!" (фр.)
**** "Вы уверены, что он не был фаянсовым?" (фр.)
***** "Бассано ди Граппа? Надо туда раз поехать, вы покажете дорогу, быть тому, ты согласна, Мари?"(фр.)
****** "Нет..." (фр.)
******* блюдо немецкой (прусской) кухни из фарша в виде рулета или инача, см. ссылку  http://www.langet.ru/html/z/za8c-fal5qiv3y.html
********* блюдо из сгущёного фруктового сока, фруктов и сливок, десерт; здесь, мне кажется, приготовленный не так, с манной крупой;
********** в тексте оригинала фр. калька "embetiren";
*********** "Я вас обожаю, мой дорогой!" (фр.);
************"Надо полностью открыться ему этим вечером!" (фр.);
************ " Несравнимое чудо, незабываемое, он был немного косоглаз... другое дело... ему нравились лебеди..." (фр.);
************* "Что это ещё за тип был?"(фр.);
Примечания остальные: Арльберг- горнолыжный курорт в Австрии; христиана и телемарк- техники катания на лыжах.

 
продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы