Лео Перутц "Гостиница "У картечи", рассказ (отрывок 9)

     Я метнулся назад к двери и побежал лестницей вниз. Будто чёртом гонимый, промчался я по Карлгассе, и по каменному мосту, и только миновав его, отважился оглянуться. Те ,пожалуй, ломают головы, кто это мог зайти к ним? Тема для разговоров на весь вечер. Назовут меня "прокравшимся", все углы квартиры обыщут в поисках и ,возможно, даже в полицию заявят... Что мне дела? Я-то по-хорошему.
     Я основательно перевёл дух. Сколь я был легкомысленен. Просто бестолков. Счастье, что просто отделался. Я благодарил ангела-хранителя. А безуспешным моё предприятие, однако, не было. Я по-крайней мере всё-таки осмотрел её прихожую. Теперь знаю, как выглядит их горничная... Когда-нибудь да визитирую их.
     Было уже за девять вечера. Я направился в "Картечь".

     Долго я сидел за своим столом, не пил, не обменялся ни с кем ни словом, не притронулся к заказанному мной ужину. Затем пришла Фрида Хошек, она подсела ко мне, одинокому. Некоторое время она жадно поглядывала на моё остывающее жаркое из телятины. Затем она, в свойственной ей извиняющейся и робкой манере, придвинула тарелку к себе, вежливо оговорив условие:
     - Йиндржих уж рассчитается.
     Я ничего не сказал, я упорно думал и думал о квартире на Карлгассе, об освещённых окнах, о смехе деток, о голосах балагурящих гостей, и чем дольше я размышлял, тем беззаботливей ощущал себя: я был вне всего этого. За соседним столом артиллеристы играли в двадцать одно. Они шумели посильнее обычного: стол содрогался от жадности игроков и взаимных обвинений в жульничестве.
     Когда я было расплатился и уже собрался домой, около половины двенадцатого, пришёл фельдфебель.
     Он снял плащ, и бросил его на спинку стула. Затем Хвастек протянул мне руку.
     - А вот и вы!- сказал он.- Я думал о вас ,вольноопределяющийся. Сегодня вы бы ей понравились, жене обер-лейтенанта.
     - Хвастек! Двадцать одно, ломись сюда!- вскричали артиллеристы за соседним столом, но фельдфебель не внял им.
     - Вы бы охотно послушали игру на рояле, да?- продолжил он. - Подумайте только, два часа кряду она ради меня музицировала, мне одному. Она ещё помнит, совершенно ясно, как те пьесы мне нравятся. Я сам-то забыл, верите мне? Это же замечательно, то, что она всё припомнила.
     - Заплати сначала свой прошлый долг, а пото`м играй!- завопил один из игроков.- Хвастек, подымайся и айда к нам, держи ты банк! Этот- мошенник: у него нет ничего в карманах. Деньги промотать, да, он на это горазд, а проиграл- остался должен.
     - А в её книжном шкафу стои`т  томик стихов, который я подарил ей к семнадцатилетию, в шёлковую бумагу обёрнут, чтоб оставался в сохранности... Есть особа, которой нравишься- а тебе и невдомёк...- бормотал фельдфебель.
     - Только не будьте сентиментальны!- вставил я: ведь его рассказ подпитал мою ревность и разгневал меня.
     - У неё- старая матушка, знаете вы: она сегодня была с нами,- немного помолчав, он снова принялся за своё.- Она мне рассказала, как держала меня на руках и баюкала как дитя в белом платьице... Можете себе представить фельдфебеля Йиндржиха Хвастека из Третьего деткой в белом платьице?
     Я покачал головой, задумчиво посмотрел вдаль и зевнул, чтоб Хвастеку не подумалось, сколь жадно я воспринимаю каждое его слово о даме, что я люблю.
     - В её фотоальбоме- мои фотографии. Вы бы увидели, как она подаёт чай белыми, тонкими ручками. А девочка и мальчик вошли к нам, и они знали, как меня звать, и называли меня дядей. -Дядя Йинда,- звали они меня. Пара таких миленьких деток! Я должен подарить им книжку с картинками, в следующий раз. А он, её муж, рассказывал, сколь часто вспоминал было обо мне. А я-то здесь восемь лет напролёт- в поту, проклятьях, оре- как скотина- и сижу вот с девушкой: что называется, явился- не запылился.
     Он говорил со мной по-немецки- и Фрида Хошек не поняла ни слова из разговора, но по её виду было ясно: догадалась. Она отложила нож и вилку, хлебнула пива из своего бокала- и стала поглядывать, довольно и влюблённо, на фельдфебеля.
     Музыкант Котржмелец замялся: никогда прежде фельдфебель так не засиживался. Обычно Хвастек выкидывал с музыкантами свои номера. Почему Хвастек сегодня не подходит чтобы отобрать скрипку и самому заиграть?
     Во время антракта Котрмелец долго ходит вокруг стола Хвастека- но тот сегодня и не замечал его. Наконец, Котржмелец, будто ненароком, "забыл" скрипку на столе, спрятался за большим контрабасом и крикнул оттуда тоном конферансье:
     - А теперь сыграет Хвастек! Вон, лежит скрипка!
     Чины и пехотинцы затопали каблуками, застучали в такт по столешницам пивными кружками и закричали:
     - Теперь сыграет Хвастек! Хвастек сыграет!

               Милая, приходи, посмотри,
               как война обошлася со мной...
 
       ...запел, затянул один из картёжников.

              Ни привета тебе, ни ответа,
              милый ,помни меня- вешайся!

       ...подтянул другой.
     - Хвастек, играй! Хвастек, за скрипку!- неслось в такт со всех столов. А пионеры передразнивали крикунов и насмешливо базлали из своего угла то дискантом, то густейшим басом: "Хвастек, играй! Хвастек, за скрипку!"
     Фельдфебель машинально взял со стола инструмент, повёл по струнам смычком. Но в следующий миг он бросил их, скрипку и смычок, на стол так, что зазвенела посуда, и вскочил.
     Фрида Хошек выудила из кармана плаща пакетик с бонбоньерками, которыми угостилась жена обер-лейтенанта. И вот сидела Фрида, поглядывала на фельдфебеля растроганно и благодарно и тянула один финик за другим в свой роток, довольно поцокивая языком, а косточки собирала в носовой платок с голубой каймой. Фельдфебель схватил её за плечи и аккуратно отобрал лакомство, да так, что Фрида , совершенно перепуганная, обмякла на стуле, совсем съёжилась: были видны только оспины на её худом обличье.
     - Продолжать!- крикнул кто-то из-за соседнего стола. -Хвастек должен отыграть!- неслось со всех сторон. А пионеры блеяли и хрюкали из своего угла: "Продолжать! Продолжать!" пока оружейник Ковач не хлопнул кулаком по столу и не вскричал:
     - Посмотрите-ка, жестяные мухи оборзели.
     - Что они блеют, что они хрюкают?! Им бы помалкивать и довольствоваться тем, что их не трогают!- добавил другой.
     - Тьфу, чорт: жестяные мухи. Только увижу их- и мне тошно.
     - Штаны у них- как угольные мешки.
     - Зовутся как дикие свиньи. Того вон звать Ляйдерманном, а этого-то - Клетценбауэром.
     - Срал я на Ляйдерманна, и на Клетценбауэра мне насрать, -крикнул оружейник Ковач.
     - Из какого подразделения, - крикнул один из фельдъегерей,- из какого подразделения были солдаты , которые на Голгофе разыграли в кости платье Господа Иисуса? Пионеры разыграли, знамо дело.
     - А кого Ирод в Вифлеем послал избивать новорожденных?- взвизгнул артиллерист. -Пионеров! Только они на это годны.
     Крики и смех не смолкали. Пионеры, наконец, притихли: они пускали, сидя в своём закуте, густые клубы дыма из трубок. Солдаты удивлённо поглядывали на фельдфебеля Хвастека. Обычно он был первым заводилой когда дело касалось пионеров. Всегда именно он пускал ядовитейшие шутки, которые сразу становились легендой. Но сегодня он молча сидел, понурив голову и рассматривал столешницу.
     - Посмотрите-ка на Хвастека: что сегодня с ним?- спросил всех присутствующих старик Ковач.
     Фельдфебель не слышал ни шуток, ни вопросов. Вполголоса вспоминал он:
     - Это же прекрасно, что старые люди помнят! Меня, маленького  ребёночка в белом платьице... а я сижу тут и толкаюсь с кренделями и пройдохами, со сводниками и шулерами. Тьфу, чорт!
     Когда шум поутих, все припали к своим кружками, к своим картам, и никого больше не трогали пионеры, один из них, очень осмотрительно, приподнял свой стул. Он, всегда готовый юркнуть назад и затаиться в своём закутке, стал тихонько красться в зал. Артиллеристы продолжали резаться в двадцать одно; некий фельдъегерь вальсировал с подругой меж эстрадой и столами; никто не обращал внимания на пионеров- и тот наглец продолжал со своим стулом пробираться в зал.  За ним потянулся другой, третий- и все вожделели свободы за новыми столами. И там, где находили её, они  присаживались, настороженно не спуская глаз с фельдфебеля. Солдаты презрительно поглядывали на пришельцев и сторонились их , но никто не гнал их в угол: все ждали, что фельдфебель, наконец, вскочит- и пионеры снова будут загнаны в своё гетто.
     Но ничего подобного не намечалось. Фельдфебель вёл себя так, будто пионеры его не заботили- сидел за своим столом, рассматривал пламя газовых светильников, ноги танцующих.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы