Они все равно уйдут, даже если ты обрушишься на пол и
будешь рыдать, хватая их за полы пальто. Сядут на корточки, погладят по
затылку, а потом все равно уйдут. И ты опять останешься одна и будешь
строить свои игрушечные вавилоны, прокладывать железные дороги и рыть
каналы - ты прекрасно знаешь, что все всегда могла и без них, и именно
это, кажется, и губит тебя.
Они уйдут, и никогда не узнают, что каждый раз, когда они кладут трубку,
ты продолжаешь разговаривать с ними - убеждать, спорить, шутить,
мучительно подбирать слова. Что каждый раз когда они исчезают в метро,
бликуя стеклянной дверью на прощанье, ты уносишь с собой в кармане тепло
их ладони - и быстро бежишь, чтобы донести, не растерять. И не говоришь
ни с кем, чтобы продлить вкус поцелуя на губах - если тебя удостоили
поцелуем. Если не удостоили - унести бы в волосах хотя бы запах. Звук
голоса. Снежинку, уснувшую на ресницах. Больше и не нужно ничего.
Они все равно уйдут.
А ты будешь мечтать поставить счетчик себе в голову - чтобы считать,
сколько раз за день ты вспоминаешь о них, приходя в ужас от мысли, что
уж никак не меньше тысячи. И плакать перестанешь - а от имени все равно
будешь вздрагивать. И еще долго первым, рефлекторным импульсом при
прочтении/просмотре чего-нибудь стоящего, будет: “Надо ему показать.”
Они уйдут.
А если не захотят уйти сами - ты от них уйдешь. Чтобы не длить ощущение
страха. Чтобы не копить воспоминаний, от которых перестанешь спать,
когда они уйдут. Ведь самое страшное - это помнить хорошее: оно прошло, и
никогда не вернется.
А чего ты хотела. Ты все знала заранее.
Чтобы не ждать. Чтобы не вырабатывать привычку.
Они же все равно уйдут, и единственным, что будет напоминать о мужчинах в
твоей жизни, останется любимая мужская рубаха, длинная, до середины
бедра - можно ходить по дому без шортов, в одних носках.
И на том спасибо.
Да, да, это можно даже не повторять себе перед зеркалом, все реплики
заучены наизусть еще пару лет назад - без них лучше, спокойнее, тише,
яснее думается, работается, спится и пишется. Без них непринужденно
сдаются сессии на отлично, быстро читаются хорошие книги и экономно
тратятся деньги - не для кого строить планы, рвать нервы и выщипывать
брови.
И потом - они все равно уйдут.
Ты даже не сможешь на них за это разозлиться.
Ты же всех их, ушедших, по-прежнему целуешь в щечку при встрече и очень
радуешься, если узнаешь их в случайных прохожих - и непринужденно так:
здравствуй, солнце, как ты. И черта с два им хоть на сотую долю ведомо,
сколько тебе стоила эта непринужденность.
Но ты им правда рада. Ибо они ушли - но ты-то осталась, и они остались в тебе.
И когда кто-то из них появляется - да катись оно все к черту, кому оно сдалось, когда я... когда мы...
Деточка, послушай, они же все равно уйдут.
И уйдут навсегда, а это дольше, чем неделя, месяц и даже год, представляешь?
Будда учил: не привязывайся.
“Вали в монастырь, бэйба” - хихикает твой собственный бог, чеканя
ковбойские шаги у тебя в душе. И ты жалеешь, что не можешь запустить в
него тапком, не раскроив себе грудной клетки.
Как будто тебе все время показывают кадры новых сногсшибательных фильмов
с тобой в главной роли - но в первые десять минут тебя выгоняют из
зала, и ты никогда не узнаешь, чем все могло бы закончиться.
Или выходишь из зала сама. В последнее время фильмы стали мучительно повторяться, как навязчивые кошмары.
И герои так неуловимо похожи - какой-то недоуменно-дружелюбной улыбкой
при попытке приблизиться к ним. Как будто разговариваешь с человеком
сквозь пуленепробиваемое стекло - он внимательно смотрит тебе в глаза,
но не слышит ни единого твоего слова.
Что-то, видать, во мне.
Чего-то, видать, не хватает - или слишком много дано.
И ты даже не удивляешься больше, когда они правда уходят - и отрешенно так, кивая - да, я так и знала.
И опять не ошиблась.
Вера Полозкова
