Живой туман

  Мы призрачно и доверительно смотрим на тепло, на его светлые небесно ослепительные пятна, обволакивающие мир этим небом. Где ты? Где ты…

  На фоне этих маленьких беззвучно пульсирующих под прикосновением глаз далёких и колючих точек, чёрным глубоким драпом разлилась ночь. Трассирующие и расстрелянные в небесах звёзды были нашего взгляда прицелом. Где ты?! - Где ты?

  Ноги идут по липкому от росы скользкому полю, вяжущие закаты нашего лета проникли в каждую индивидуальную судьбу.

  Я, закрываю глаза, просыпаюсь – вокруг монотонно гудят мухи, - чёрные мухи. Над ними горячее белое солнце… залило небо рассветной краской до кольца горизонта. Чёрные мухи меркнут. Божьи коровки… Где ты? - Их суриковые крыла обретают пятна, красные пятна. Скользко выпадает из моей руки твоё каждое пожатие и вместе с предплечьем падает на пол… а там кишат и роятся… плавятся в лужах рассветных… Из тех вырастают новые алые твари, и на их крылах чёрные пятна. Пятна превращаются в коровок и те, всё алое, уже упоённо и жадно - едят и растут, - размножаются. И пятна на них уже белого цвета, а на тех белых бурые, и так роятся без конца и видимого просвета. Биологического накала разжигая термоядерную температуру… мигает, мигает… Где ты?

  Взял пепел тенью вымазанный ребёнок, и руки намылил, попросил у меня, чтобы смыть воды… Я ищу её глазами, Где? … Где же здесь ты? Оборачиваюсь, а малыш смеётся и в груди вместо сердца солнце бьется… он окунает руки в пепел биомассы, и под светилом выгорая тот, в свою очередь уносится в облака - пепельные облака… где спугнул полёт восходящего тлена… биомассы растёт кипящая реакция. - Где ты?! … Где? … Ты? Я глазами ищу глотка, чистой от этого липкого мира воды…

  Я глазами ищу и кричать не могу в иссушенной от боли, пересохшей груди… только мыслью и в ней звук вырываю из сухого подобия горла – …Ы-ы-ыы! Ну а мысленно снова глазами ищу тебя… Где же есть ты?

  Где ты?! – Ты, мой последний глоток чистоты из небесной прохлады, где из трав, зелёнью устланным лесом, за которым на фоне гомона птиц, - красоты… чистые росы, где по океану воды родниковой разносится вздох разнотравий, там мой челнок плывёт и в челноке иконой пред небом стоит человек, вроде знакомый… Где ты? – ы-ы-ыы!? … Воды! Дайте чистой с рассветом напиться воды!

  Где ты? К тебе обращаюсь, к тебе! – Мир разделённый в ушах стекловатой, где заползают вируса мысли, - свободной чистые ноты, но не довольные вибрации окунают сознание под бурое, и окунают под алое, направляя мысли на другие акценты и жизни официально светлые пятна… С начала зелёные, но если долго смотреть, с глазами закрытыми… красные, а если на красное снова долго… меняется смысла запёкшейся краски направленность мысли затерянной в полках, где стёрты ячейки бурлящей биомассы… - где ты!

… Где ты?! - Пульс от подступившего к горлу загорелся, как электричество, и твоя кожа смыслов сползла на нет… Вот божьи коровки под солнцем роятся… Больно, я ударяюсь о этот рой головой… Просыпаюсь в поту, но не нужно бояться… Сердце как тысячи солнц у ребёнка мира, - бьётся…. Смотрю сквозь стёкла в окна… - там роятся по улицам мирно, по сетям и пакетам в сетях адресованных… разные, порою без ликов… - прохожие этого мира. Мимо, тебя не заметив – мимо… Где ты.

- Где ты?! Где т-ы-ы-ыы!!! Воют в ответ и несут облака, - ветры…Сон ли, чуть обернулся,… а там, падают на мониторной морде колючие звёзды…

- Где ты. Там стелются зелёные травы, и шуршат ракушки под моря прибоем, ты стоишь в лодке, а сзади рассвета горящего море… Моя икона плыви и неси миру мои крылья, правое крыло древа правая ветвь, а со спины правым станет крыло – левое. И дети мои бегут и несут над миром меня разбитого в мир взглядом, там, где проносятся мимо слепые стою… Всё вижу, кричу, но не слышат они - целями суеты их лодки механики, в движении напряжённом задраены… Я проецирую сон на… «на» берётся многими, коих, - «на», ответное слышу. И в киноленте герой случайный, говорит мыслями с диска номер пять, и пядь из тысячи так же глядят, мимо незамеченной в мире звёздном, - игры. - Жизни, где находишься ты, - друг мой незримый и просишь воды, и не можешь, как и я много лет назад напиться... каждою порой кожи просишь до жажды воды, чистой воды, рыбой на сушу выброшенной… птицей лишенной небес голубых полных дыхания здорового воздуха. Ты задыхаешься этим газом, ты задыхаешься этого мира воздухом. Какие странные люди – птицы, какие странные люди – рыбы, - они вышли в этого мира огромный открытый космос, всего с одною единственно хрупкой любовью. И когда их жажда достигает апогея полного, они просят воды прозрачной и чистого, лишённого гари слов воздуха.   - Где ты?!   - Где ты?!   - Где-е т-ы-ыы? … Но в ответ лишь свищут ветры… Ветры. Они, так молчаливы, в этого мира небесах, и так одиноки - ветры, - толпы мимо что несутся… Где ты… Где и ты.   Друг мой, где Ты?!

   Я думаю, что всё же нашёл способ донести свою мысль, пусть и аллегорическую до её ушей, не прикрытых маской и иллюзией принимаемых образов, в этой вязкой и живой паутине сумеречного тумана, скрывающего глаза и их выражения, и выпячивающего спины, части тел и масок, - порой частей не свойственных природе их содержания, как некие лужи гранулина с смазанным и однородным образом, от которого сквозит разными эмоциональными оттенками, мыслями и поступками.

   Представь себе зрячего человека попадающего в густой туман, где-то рядом появляется запах лаванды, с другой стороны соли моря и свежести леса... вот дыхнуло гарью пожара, над ухом сладко прошептал таинственный голос, затем в спину воткнулся нож, показался из тумана платок и отер лицо... сверху проплыла рыба, а снизу, ударяя с шумом крыльями, пролетела юркая птица. Почти рядом протопали копыта и раздалось ржание лошади, завыл волк, гадюка выскочила из полной пустоты и въёлась в печень, едко раня содрогаемое от боли нутро, и также беззвучно исчезла... как глоток дежурной чашки кофе или выброшенная душистая сигарета, - по привычке, не задерживаясь не вниманием не взглядом. Потом твёрдый голос что то сказал и исчез, с другой стороны появился беспечный смех, пролетела фраза сарказма и послышались аплодисменты, кто то с матом сплюнул, тишина... - но в этой белой тишине не понятно кто есть кто, размазаны подлость и великодушие, дружба и предательства, - из-за обезличивание запахов, звуков и действий исходящих от слов... И когда возникает пощёчина и гневное раздражение, а затем почти тем же голосом, с другой стороны, ну что больно, да... - то всякие грани обезличиваются, образ теряет цельность, а яркие грани гаснут в этом сумеречном тумане масок и лиц.

   Сумеречный живой туман расползался и плавился то светлея то превращаясь в непроглядные сумерки или яркие ослепительные пятна, звуки и запахи из него расстилались пустотой открытого космоса с далёкими и неподвижными молекулами, а затем доходил до полного насыщения, заполняя все пустоты и щели, душа, как тиски… он жил и жив, но порой обезличенной, не зависящей от нас жизнью, где нет цельности и не видно граней, лишь один живой и многоголосый туман, слепой к людям и их судьбе… так, сам по себе, как иллюзия причастная к реальной судьбе каждого в отдельности. Иллюзия, возвышающая и обрушивающая в бездну, где нет ни тупика, ни придела. – Только один живой и плавящийся туманный сумрак этого мира.