Раскинулась она зелено-желтым платьем полей. Где нигде виднеется красным маком вышивка. Строчки дорог обрисовывают плавные изгибы тела.

Дышит она глубоко и свободно. Радостно принимает она семя, чтобы рожать снова и снова, выполняя своё истинное предназначение – любовница-жена-мать.

И неважно ей, ЧТО в умах тех, кто платьем её любуется, или просто касается взглядом, или даже безразличен к оттенкам.

Глубина её самобытности вечна и неизменна. Она - девушка весной, зрелая женщина - летом, осенью и зимой. Наряды меняет спокойно и с достоинством королевы. Но при этом умеет, умеет быть разной! Разной настолько, чтобы зачаровать и влюбить в себя навсегда.

Равнодушной быть к её красоте не могу. Она - моё Солнце. Она - моя Родина.

Я люблю её – Украиночку.

…Мы стоим друг перед другом. Мы смотрим друг другу в глаза. Каждый из нас за своей толщей льда, что вырос за время, пока мы уходили в разные стороны. Лед останется нетронутым - холодным, крепким, потому что сердца свои мы усадили в колбы. Они, сердца наши, по-прежнему горячие и пульсирующие. Только бьются о стенки колб в безудержном желании воссоединиться. Удары о стенки колб абсолютно ощутимы. Удары о стенки колб болезненны. Сердцам не справиться со стеклом, а без сердец на воле нам не справиться со своими ледяными тюрьмами.

Вот так и будем стоять по разные стороны жизни, смотреть и жалеть о том, что ничего не вернуть, ничего не «пережить» заново, ничего не исправить…

За все на свете придется заплатить, однако цена подчас может быть слишком высока.

Не жертвовать чувствами других, только лишь своими, но при этом никак не остаться одинаково хорошим для всех.

Прожить жизнь так, чтоб не было стыдно, и не сломав при этом ни одной судьбы.

Быть искренним, не боясь казаться смешным. Быть смешным, не боясь при этом оказаться осмеянным.

Не брать в руки меч даже под страхом лишения собственной головы.

Слишком легко рассуждать, гораздо сложнее следовать…

В Киеве, как и в большинстве городов, есть совсем неосвещаемые и вечерами совершенно темные улочки. Они, как правило, еще и узкие и извилистые.

Так вот, часть дороги к школе моего сына пролегает именно по такой вот улочке.

Около месяца назад (т.е. это уже была осень) я ехала за ребенком. Вывернув на описанное выше место (там еще и спуск присутствует, отнюдь не пологий), я сбросила скорость и стала потихоньку спускаться вниз. Я ехала этой дорогой уже далеко не в первый раз и, конечно же, помнила, что внизу, перед перекрестком, есть пешеходный переход. Приближаясь к нему, я вдруг увидела (ведь помните, я писала об освещенности этой местности) старушку, которая стояла и ждала. Она ждала, пока те, кто могут себе позволить ехать, а не идти, пронесутся мимо неё, спеша своим важным и срочным делам. Она стояла, боясь ступить на мостовую, потому что те, кто ехал передо мной и не подумали притормозить…

Я остановилась.

Старушка не сразу начала свой путь. Она посмотрела в сторону моей машины и, конечно, не увидела моих глаз. Ведь они были скрыты за толстым стеклом. Она спросила у меня: «Можно?» И снова она ничего не могла услышать, потому что… да потому что город, и мы в нем все живем своими заботами и шумами и нам редко когда есть дело до таких вот Старушек.

А потом. А потом она поклонилась. Темной железяке и кому-то, кто в этой железяке сидел; она сказала: «Спасибо» и снова поклонилась. И так вот, в поклоне, еле ступая, она переходила дорогу.

…

Я продолжила свой путь. Ведь меня ждал мой ребенок – моя забота и тревога. Но ехав оставшийся путь до школы, я плакала за рулем. Потому что у меня разрывалось сердце.

Так ответьте мне, должна ли Старость кланяться?

Устроившись на новую работу, я отметила для себя одного из сотрудников. Красивый статный мужчина. Он был всегда обходителен и вежлив. Он не позволял себе пошлости ни в каком проявлении. Он шутил и его шутки были всегда смешны. Он помнил о днях рождения сотрудников и не забывал каждому из нас совершенно искренне пожелать добра. Он был высококлассным специалистом в своей области. Кроме того, он был щепетилен в тех вопросах, которыми занимался. С ним приятно было иметь дело: все четко, обговорено и вовремя…

И вот, приехав из очередной командировки, я отметила изменения в его внешнем виде. Он похудел и осунулся, глаза его больше не блестели лукавыми огоньками в разговоре с тобой. Он стал пропадать надолго во время рабочего дня.

Правда выяснилась практически моментально.

Он был болен. Неизлечимо. Навсегда.

Я мало знала его. Но отчего же так больно?..